Они остановились метрах в пяти от него. Два капитана. Судя по виду — его ровесники. Один — в форме безопасности. Другой — артиллерист. И лицо словно судорогой сведено. Он тоже остановился. Никаких сомнений — они знают, кто он, и чего им от него надо. Он тоже догадывается. И спокоен. Линк давно уже знает, что вряд ли умрёт своей смертью. Эти семеро решили стать посланцами Безносой. И не хуже его знают, что это за улица. И наверняка думают- есть какая-то справедливость в том, что столкнулись с ним именно здесь. И каждый из них очень жалел, что тогда не оказался здесь. Любой бы принял пули, предназначавшиеся ей. Впрочем, окажись тогда здесь любой из них, всё бы пошло по иному… Да один, похожий на них, тогда и успел. Почти.
Дуракам счастье — почему-то вспомнилось Линку. Хотя они были не дураками, а считали себя передовым отрядом борцов за новый мир. А были просто слепцами. И только Линку и суждено было прозреть. Только, слишком поздно. И какую за это пришлось заплатить цену!
Он считал, что смерти тех, кого он считал своими друзьями, по крайней мере, окажутся не напрасными. Ибо им, пусть ценой жизни удалось свершить действительно, нечто значительное. Убить саму М. С.! Но…
Тогда он так и не понял, кого убил, ибо просто не знал, что у М. С. есть дочь. Ему сказали, что это была какая-нибудь обманутая женщина, слепо подражавшая своему кумиру. Случайная жертва великой борьбы! Так ему сказали тогда… Он ответил… Тогда он ничего не ответил, ибо послышалась ему в этих словах ложь. Много позже Линк понял — они поняли, кого он убил. И промолчали. Но именно тогда закралось в душу сомнение. Твёрдокаменной была уверенность. Но появилась в ней крошечная трещинка, которая потом расколола и обрушила всё. Он подумал тогда «Может, я и борец за великое дело. Но я не в коей мере не убийца беззащитных женщин». Он и потом старался быть именно борцом.
Теперь он думал, что лучше бы было с этой самой проклятой уверенностью тогда и повалиться лицом в грязь на этой улице с чьей-либо пулей в сердце.
Каким-то звериным чутьём он почувствовал, что подошли и те пятеро. И стоят у него за спиной, чего-то выжидая. Он решил, что тот, из безопасности, главный у них. И он сказал, обращаясь к нему.
— Делайте, что должны. Я не побегу. Только скажите одно. Кто послал? Старшая? Или это последняя воля младшей? От чьей руки я умру.
Некоторое время было тихо. Потом раздался голос у него за спиной.
Он резко обернулся. Смерть лучше встретить в лицо. Говорит молодой майор. А рядом стоит подполковник явно старше любого из них лет на десять- пятнадцать. Линк почему-то подумал, что именно подполковник ненавидит его больше всех. И стрелять будет первым. Что-то во взгляде у него такое… Но пока говорит майор.
— Слушай сюда! — он сделал паузу, похоже, с огромным трудом далось ему не заполнить эту паузу словом «погань» или другим в том же духе. Чувствуется, что тяжело, очень тяжело, говорить с Линком. А другие говорить не смогли бы вообще. Другие хотят стрелять. Другие хотят крови. Но что-то их держит. Только вот что? — Слушай сюда. Я знаю, чего ты от нас ждёшь. Но не дождёшься этого. А знаешь почему? Она тогда уже при смерти уже была. Послала за мной. Я пришёл. Она хорошо меня знала. Очень хорошо. Она попросила… Понимаешь, она попросила меня!!! «Не трогай его.» Просила передать это остальным. Иные из нас выполняли в своё время её приказы. Но никто из нас и никогда не слышал от неё просьбы. Только эту! Первую и последнюю! Единственную! Это было последнее, что я от неё слышал! Она больше ни с кем из нас не говорила. И к себе не звала. Мы решили выполнить её просьбу. Даже Сама её послушала! Но ты должен знать, кому ты обязан жизнью! Почему, почему она решила тебя пощадить? Ты ведь её волоска не стоил!!! Ты по милости Дины на свете живёшь, и ещё будешь эту землю поганить. Запомни, только по её милости ты ещё червей не кормишь. Мы все так решили. Даже он. — майор кивнул в сторону подполковника — Хотя у него-то оснований убить тебя больше, чем у нас всех вместе взятых. Запомни это. Сейчас мы уйдём. И как у вас говорят, не дай бог, что бы нам пришлось пожалеть, о выполненной просьбе. Запомни это! Ибо иначе мы тебя из-под земли достанем. И сама М. С. нас не остановит. Понял. Живи! Наслаждайся жизнью! Если сможешь.
Они как по команде развернулись и пошли назад. Чуть задержался только подполковник. Казалось, он с трудом сдерживает желание всё — таки рвануть из кобуры пистолет. Но чья-то дикая воля запретила это ему. Недолгой была эта борьба. Он тяжело вздохнул, и словно сгорбился. Что-то словно не давало ему права свершить то, что он явно очень давно хотел свершить. Плюнул он в сторону Линка, развернулся и пошёл вслед за остальными. Они ещё не дошли до конца улицы, а за спиной Линка уже завёлся мотор грузовика.
Который раз за этот проклятый год с ним разминулась Безносая? Он уже сбился со счёта. Зачем? Ради чего берегла его злая судьба? Почему проходили мимо предназначенные ему пули? А ведь почти в упор шли эти пули. Зачем же судьба так подшутила над меткими стрелками? И оставила жизнь ему. Зачем?
Наверное, впервые Линк понял, почему М. С. иногда называют жестокой. Она перевернула ему душу и чуть не сделала одним из своих соратников. Но… Она же сколько угодно раз могла его убить и после. И пощадила. Беспощадная.
Она не пощадила. Она такое жестокое наказание отмерила ему. Воистину, драконье у неё сердце!
Живи!
С этим камнем на душе и осознанием своей вины. Посмотрим, как легко тебе жить будет, и не повесишься ли ты на первом суку. Легко ли будет жить, зная что тебе дышат в спину. И видят твой каждый шаг. И любой день может стать последним.
Но он будет жить. Именно вопреки ей. Одновременно, благодаря ей. И с этим неснимаемым камнем на душе. Он будет жить. Будет вечно травить ему душу чувство вины. Вины, которую не загладишь уже ничем и никогда. Вины перед людьми. И перед самим собой. Своей слепостью.
Одного он не понял. Младшая, младшая-то почему его пощадила? Она ведь слыла безжалостной. Со старшей он довольно много говорил. С младшей же даже виделся всего раза два. Если это можно было назвать встречами. Разъярённую ведьму на джипе, вставшую во весь рост за пулемётом и несущуюся прямо на него. Свою родную сестру он так увидал впервые за двадцать лет. Прекрасную и смертоносную Чёрную Дину. Она была прекрасна. И потому и шли за ней люди. Видели огонь горячего сердца. И готовы были умереть за неё. Гвардейцы. Саргоновские гвардейцы. Смеялись над ними повстанцы. Считали их столичными бездельниками. Смеялись над ними. И напрасно! Как же всё вдруг переменилось, когда появились они! Всё, что удавалось раньше стало срываться. Раз за разом. Гвардейцы умели всё, что прочие солдаты и повстанцы, но делали это гораздо лучше. Мастера засад сами стали попадать в засады. Из которых никто живым не уходил. Сам он попал в такую же засаду… Потом, размышляя на «досуге», он пришёл к выводу, что среди его людей кто-то был засланным. А кто? Теперь уже не важно.
Они разом появились на гребне холма. Молча полетели вниз. Джипы с чёрным всадником на правом крыле и несколько танкеток. Чёрные всадники — степные патрули М. С… Словно вернулись из прошлого другие Чёрные Всадники другой Чёрной Дины. Но их вела эта Дина. На джипах захлёбывались огнём пулемёты. Чуть ли не по пять на каждой машине. Он сразу понял — на каком джипе она, Чёрная Дина. Не было на машине никакого знака, но сразу понял Линк, кто встал за турелью. А когда они налетели, то стало ясно — это конец. И больше ничего уже не будет. А Дина разглядела именно его. Он тогда ещё понадеялся, что в откровенно проигранном бою сможет всё-таки свалить их командира. Размечтался! Короткой очередью подрезали коня, он кубарем полетел в грязь. От удара Линк потерял сознание, а когда очнулся, Дина уже стояла над ним, с усмешкой целясь ему в голову из его же пистолета. Она забавлялась, а ему почему-то показался очень знакомым взгляд этих светло-карих глаз. Взгляд откуда-то из детства. Только раньше не было во взгляде смерти. Была теплота и любовь. Но это был другой взгляд.
Его не убили только потому что в столице велели привезти живым.
М. С. он смог понять до какой-то степени и насколько её вообще возможно было понять. С ней то он одного поля ягода… был. А вот Дина… Не понял он, почему заслужил пощады от не знавшей жалости. И знал, что никогда уже не поймёт.
И теперь он обязан жизнью обеим. Таким непохожим. И имевшим одно, но зато какое, основание лишить жизнь его. Зачем? Ради чего?
Несколько лет спустя он приехал в столицу. Пришёл на могилу Дины. Сам не знал зачем. Но всё-таки считал, что должен побывать в этом месте. Именно там сначала. А у умирающей львицы — уже потом.
Он купил роз. Огромный букет. Тёмно-бордовых. Какие любила Софи. Они наверняка понравились бы и её дочери.
Памятник узнал сразу. Пусть и надгробный, но нет в нём скорби. Из розоватого мрамора, в конце берёзовой аллеи стремится ввысь она. Словно в танце застыла мраморная фигура. Немыслимо изящная и воздушная. Как будто летящая. И одновременно, сильная. Но почему-то совершенно не грозная. Ибо добрая эта сила. Ветер колышет длинные волосы. Смеётся она. Даже в камне кипит жизнь. Какая же она юная! И вечная одновременно! Прекрасная, словно богиня весны и любви. Лицо к небу. Навстречу ветру. Грозам и бурям. Тёплому весеннему солнцу. Всей той жизни, которой так богат этот мир. Не надо вечного огня, в мраморе словно пылает живой огонь. Всё ей нипочём. В веках останется такая Дина. Так похожая на живую. И в чём-то иная. Да, скульптор, имени которого Линк не знал, этим памятником обессмертил себя. Одновременно, даровав Дине бессмертие. Пусть такое. Но теперь её не забудут никогда.
