– Садитесь, мистер Шарп.
– Вина, миледи?
– Садитесь, – упрямо повторила она.
Шарп расположился на противоположном конце стола. Пустой медный канделябр на потолке ловил отсветы ламп на стенах каюты. Дрожащее пламя подчеркивало высокие скулы леди Грейс.
– Хорошо ли вы знаете барона фон Дорнберга? – резко спросила она.
Шарп удивленно заморгал.
– Не слишком, миледи.
– Вы познакомились в Индии?
– Да, мэм.
– Где? – продолжала настаивать леди Грейс. – При каких обстоятельствах?
Шарп нахмурился. Он обещал не выдавать Полмана и теперь попал в щекотливое положение.
– Я служил в разведке, мэм, поэтому часто переходил на сторону врага… я имею в виду, за линию фронта. Там я и повстречал Пол… барона. – Шарп запнулся. – Всего я виделся с ним четыре или пять раз.
– Какого врага?
– Маратхов, мэм.
Она пристально смотрела на Шарпа, словно взвешивая правдивость его слов.
– Кажется, барон весьма привязан к вам, мистер Шарп.
Стакан Шарпа поехал по столу и, перевалившись через сетку, упал на пол и разбился. Вино забрызгало ковер. Шарп с трудом удержался, чтобы не чертыхнуться.
– В нашу последнюю встречу, мэм, я оказал ему одну услугу.
– Барон воевал на стороне маратхов? – перебила его леди Грейс.
– Да, мэм, – осторожно ответил Шарп, надеясь скрыть то обстоятельство, что Полман командовал неприятельской армией. – После того как сражение закончилось, барону пришлось спасаться бегством, а я мог схватить его. Однако, решив, что он не опасен, я позволил ему скрыться. Уверен, именно поэтому барон считает себя моим должником.
– Спасибо, что ответили на мои вопросы. – Казалось, ее светлость собирается встать.
– Куда вы, мэм? – Шарп надеялся удержать ее.
Она неохотно откинулась на спинку стула. Некоторое время леди Грейс рассматривала Шарпа, очевидно размышляя, о чем еще его можно спросить, затем нахмурилась.
– Вы слышали сегодняшний разговор капитана с бароном?
– Да, мэм.
– Вам не показалось, что они едва знакомы?
– Так и есть, – согласился Шарп, – капитан сам признался мне.
– И тем не менее почти каждую ночь, мистер Шарп, они встречаются, словно старые приятели! Приходят сюда после полуночи, садятся за стол и что-то обсуждают. Иногда с ними бывает слуга барона. – Леди Грейс запнулась. – Когда я не могу уснуть, то в тихие ночи выхожу прогуляться на палубу. Я слышала их разговоры через потолочное окно. Не подумайте, я не подслушивала, – надменно промолвила она, – просто уловила знакомые голоса.
– Вы хотите сказать, что они притворяются незнакомыми?
– Именно так.
– Странно, мэм.
Ее светлость пожала плечами.
– Возможно, они просто играют в нарды, – холодно заметила она.
И снова Шарпу показалось, что леди Грейс собирается уходить. Он поспешно выпалил:
– Барон сказал мне, что собирается обосноваться во Франции, мэм.
– Разве не в Лондоне?
– Во Франции или в Ганновере, мэм.
– Раз уж вы знакомы так поверхностно, стоит ли удивляться, что он вам не доверяет? – с издевкой промолвила леди Грейс и встала.
Шарп оттолкнул стул и кинулся вперед, чтобы открыть для нее дверь. В благодарность ее светлость кивнула, но тут большая волна качнула «Каллиопу», и леди Грейс пошатнулась. Шарп неосознанно протянул руку, чтобы поддержать ее, рука легла на талию, и лицо женщины оказалось в дюйме от лица Шарпа. Он чувствовал нестерпимое желание поцеловать ее и откуда-то знал, что она не станет противиться. Палуба выровнялась, но леди Грейс не отстранилась. Под мягкой тканью платья Шарп ощущал ее тонкую талию. Разум его затуманился. Ее глаза, такие громадные и серьезные, смотрели прямо на него. И снова Шарп прочел в них грусть. Внезапно дверь распахнулась, и стюард чертыхнулся, пытаясь войти внутрь с подносом в руках. Леди Грейс вырвалась из объятий Шарпа и, не промолвив более ни слова, выбежала вон.
– Льет как из ведра, – сказал стюард. – Чертовы рыбы скоро будут плескаться прямо на палубе.
– Чертовы рыбы, – повторил Шарп, – чертовы, чертовы рыбы! – Он поднял графин со стола, приложил к губам и одним глотком осушил его.
Дождь лил всю ночь. В полночь капитан распорядился убрать паруса. Пассажиры, которые осмелились на рассвете выползти на палубу, обнаружили, что «Каллиопа» качается на бурных волнах под низкими, моросящими дождем тучами. Шинели у Шарпа не было, и, чтобы не намочить мундир и рубашку, он разделся до пояса. Поклонившись невидимому капитану на шканцах, Шарп припустил на бак, где его ждало варево из овсянки. На камбузе он повстречал седовласого матроса, который командовал орудийным расчетом. Старый морской волк поприветствовал Шарпа беззубой ухмылкой.
– Мы потеряли конвой, сэр.
– Потеряли?
– Пустились во все тяжкие! – засмеялся матрос. – И уж точно не случайно, вы уж мне поверьте.
– О чем ты толкуешь, Джем? – спросил старика матрос помоложе.
– А ты слушай, что говорю! – прикрикнул Джем и сплюнул коричневую слюну. – Капитан был за штурвалом с полуночи, сэр, вот он и развернул корабль к югу. Погнал нас на мачты среди ночи. Нынче мы идем на юг, а раньше шли на юго-запад.
– Так ветер сменился, – заметил молодой матрос.
– Ветер здесь ни при чем! – презрительно бросил Джем. – И уж точно не в это время года! Ветер дует тут точнехонько с севера на восток. Девять дней из десяти, сэр. От самого Бомбея вы можете не прикасаться к штурвалу. Распускаете все паруса, и ветер сам толкает вас в сторону Мадагаскарского пролива, словно шар в лузу.
– Тогда почему мы повернули на юг?
– Да корабль у нас больно шустрый, вот Пекьюлиа и бесится, что мы плетемся в хвосте конвоя. Уж вы мне поверьте, сэр, он заставит нас вздернуть на мачты последнюю рубашку, лишь бы поймать ветер. И уж тогда мы полетим словно чайки! – Старик подмигнул Шарпу. – Корабль, который первым приходит в порт, получает за груз самую выгодную цену.
Кок плеснул овсянку в котелок Шарпа, и Джем открыл дверь, чтобы выпустить его наружу. В дверях Шарп едва не столкнулся с пожилым слугой Полмана, который так вольготно чувствовал себя в каюте хозяина, когда Шарп в первый раз навестил старинного приятеля.
– Pardonnez-moi, – извинился слуга.
Шарп посмотрел на него.
– Вы француз?
– Швейцарец, сэр, – почтительно отвечал слуга и отступил в сторону. Шарп продолжал смотреть на него, размышляя о том, как мало этот господин похож на слугу. Глаза у него были как у лорда Уильяма – умные и пронзительные. – Доброе утро, сэр. – Странный слуга поклонился, и Шарп прошествовал мимо него на палубу с дымящимся варевом в котелке.
В это время на шканцах показался капитан Кромвель и, как и предсказывал Джем, велел поднять все паруса. Капитан проорал команду матросам и, поднеся ко рту рупор, окликнул лейтенанта Тафнелла, который направлялся на корму.
– Распустить кливера! Живо! Мистер Шарп, вы весьма обяжете меня, если оденетесь. Тут вам не замызганная угольная баржа, а торговое судно Ост-Индской компании!
Шарп спустился вниз и позавтракал, затем оделся и снова вернулся на палубу. Кромвель стоял на корме и тревожно вглядывался в горизонт на севере, вероятно опасаясь появления фрегата Компании, который велит «Каллиопе» вернуться в конвой. Но ни Кромвель, ни матрос на марсе не заметили вдали ни единого паруса. Кажется, капитану действительно удалось оторваться, и теперь «Каллиопа» демонстрировала всю скорость, на какую была способна. Паруса поймали влажный ветер, и судно стремительно неслось к югу, вспенивая волны.
К обеду ветер стих, наверху появились просветы, а вечером небо и вовсе очистилось, и море из серого стало сине-зеленым. Пассажиры заметно приободрились, словно, оторвавшись от конвоя, получили долгожданную свободу. Повсюду звучал смех, а когда лейтенант Тафнелл велел почистить зловонную палубу, раздались аплодисменты. Некоторые пассажиры с нижней палубы присоединились к матросам, которые затеяли танцы на баке. Оранжево-красное светило садилось прямо в море.
Перед ужином Полман предложил Шарпу сигару.
– Мне не удастся сегодня пригласить вас на ужин, Шарп. Джошуа Фазакерли жертвует свое вино, и нам придется весь вечер выслушивать его нудные речи. – Полман замолчал, выпустив дым в направлении гротпаруса. – Знаете, почему мне нравилось у маратхов? У них нет адвокатов.
– Как и законов, – добавил Шарп.
Полман криво усмехнулся.
– Верно. Продажное общество – это по мне, Ричард! В таком обществе у нашего брата всегда есть шанс сорвать куш.
– Зачем тогда возвращаться в Европу?
– В Европе то же самое, – отвечал Полман.– Французы на всех перекрестках кричат о законе и здравом смысле, но за всеми этими разговорами – только страсть к наживе, а эту страсть я разделяю.
