— И давайте больше не будем обо мне, — предложила Ванда. — Как вы оказались в Патруле?
— Ничего сенсационного. Самым заурядным образом. Человек, занимавшийся отбором кадров, почувствовал мои возможности, завязал со мной знакомство, провел некоторые тесты и, когда результаты подтвердили его предположения, рассказал мне правду и пригласил на службу. Он знал, что я соглашусь. Проследить незаписанную древнюю историю. Нового Света, помочь зафиксировать ее… сами понимаете, моя дорогая.
— Трудно ли вам было оборвать все связи? — спросила она.
«Не верю, что мне когда-нибудь удастся сделать это, пока… пока отец, мать и Сюзи не умрут. Нет, не думай об этом, хота бы сейчас. За окном так тепло и солнечно».
— Без особого труда, — отозвался Корвин. — Я как раз разводился со второй женой, детей не было. Я презирал мелкую грызню в академическом мирке и всегда был, скорее, одиноким волком. Разумеется, я руководил людьми, но самостоятельная научная работа и, конечно, персонал Патруля были гораздо ближе мне по духу.
«Лучше не вдаваться в подробности личной жизни», — решила про себя Ванда.
— Итак, сэр, вы просили меня прийти к вам и рассказать о Берингии. Попытаюсь, но боюсь, что мои сведения весьма скромны. В основном, я жила в одном месте, а территория, которую мне не удалось осмотреть, бескрайняя. Я занималась этим всего лишь два года своей жизни, включая отпуска дома. А для тех мест срок моего пребывания составляет пять лет, потому что я наведывалась в Берингию в разное время, чтобы вести наблюдения в определенные сезоны. Результаты, однако, ужасающе незначительны.
«Но большего сделать было невозможно», — подумала про себя Ванда.
— Даже с отпусками жизнь ваша, наверно, была нелегкой. Вы смелая молодая леди.
— Нет-нет. Все было совершенно замечательно.
Пульс Ванды участился.
«Вот он, мой шанс».
— И само по себе, и потому что для Патруля это важнее, чем может показаться на первый взгляд. Доктор Корвин, было бы ошибкой прерывать работу на данном этапе. Некоторые основополагающие научный проблемы остались наполовину неразрешенными. Не могли бы вы обратить внимание руководства на это? Может быть, мне позволят вернуться в Берингию?
— Гм, — он погладил усы. — Боюсь, у вас будут более важные дела. Я могу навести справки, но не хочу обнадеживать вас. Извините. — Он усмехнулся. — Полагаю, что вас там привлекает не только наука.
Ванда решительно кивнула, хотя ощущение потери становилось все острее.
— Да, верно. Стылая земля, но… такая живая. А «мы» очень добродушны.
— Мы? Ах да! Так называют себя аборигены. Это аналог слову «тулат»? Они напрочь забыли о предыдущих экспедициях в их глухомань и не подозревали о существовании в мире еще кого-нибудь, кроме них самих, пока не появились вы.
— Правильно. Я не могу понять, почему утрачен всякий интерес к ним? Тысячи лет тулаты обитали в этих местах. Люди, подобные им, мигрировали в Южную Америку, это очевидный факт. Но Патруль направил всего одну группу. Предыдущая экспедиция познакомилась лишь с их языком и составила поверхностный отчет об их образе жизни. Я была, знаете ли, просто потрясена скудостью информации. Почему никому нет дела до Берингии?
Ответ был сдержанным и веским.
— Уверен, вам это объясняли. Нам не хватает персонала, источников для досконального изучения того, что… не имеет существенного значения. Те первые мигранты, просочившиеся через перешеек около двадцати тысяч лет назад, оставили потомков, которые пребывали в неизменно примитивном состоянии. Известно, что на протяжении почти всего двадцатого века большинство археологов подвергали сомнению возможность появления человека в Новом Свете в столь ранний период. Немногочисленные свидетельства их существования — обтесанные камни и кострища — вполне ведь могли иметь естественное происхождение. Люди периода неолита, охотники на крупных животных, прибывшие в район ледника в Висконсине между Кэри и Манкато в то время, когда ледниковый период близился к концу, — вот кто истинные первопроходцы, заселившие два континента. Племена, опередившие их, были или физически истреблены, или вытеснены пришельцами. А если некоторые и смешались с вновь прибывшими, с пленными женщинами, например, что случалось редко, то они все равно были ассимилированы. Их кровь без следа растворилась в крови пришельцев.
— Я знаю! Я знаю это!
В ее глазах сквозила острая боль. Ванда едва сдерживалась, чтобы не закричать.
«Не надо читать мне лекций. Я не новичок, чтобы меня поучать. Что, старые привычки дают себя знать?» — зло подумала Ванда.
— Я хотела сказать, почему никому нет до этого дела?
— Агент Патруля должен быть хладнокровным, подобно врачу или полицейскому. В противном случае то, что приходится видеть, может сломать его.
Корвин наклонился вперед. Он положил руку на кулак Ванды, лежавший на колене.
— Но меня ваша проблема волнует. Я более чем заинтересованное лицо. Мои исследования связаны с палеоиндейцами. Они несли в себе будущее. Я непременно хочу изучить все, что вы узнали об этом древнем народе, и выяснить, что это может дать для моих исследований. Я тоже хочу полюбить их.
Тамберли глотнула воздуха и выпрямилась в кресле. Она отпрянула от его прикосновения, потом, чтобы он не подумал, будто она отвергает его утешения, поспешно произнесла:
— Спасибо. Благодарю вас. То, что происходит… с народом, который я знаю, с отдельными людьми… их ведь не обязательно ждет злая судьба. Верно?
— Согласен. Чужеземцы, которых вы повстречали, вероятно, принадлежали к малочисленному племени. Я склонен даже вообразить, что их появление эпизодично и они больше ни разу не объявлялись в Берингии на протяжении жизни нескольких поколений. Кроме того, как я понял из вашего рассказа, тулаты обитали на побережье и не охотились на крупных животных. Следовательно, никакой конкуренции.
— Если б это было правдой… А в случае возникновения конфликта вы не могли бы помочь?
— Нет. Патрулю не дозволено вмешиваться.
— Послушайте, — возразила Тамберли с новым приливом энергии, — путешественники во времени волей-неволей вмешиваются в события и влияют на них. Я воздействовала на людей самыми разными способами, так ведь? Среди всего Прочего, спасла антибиотиками несколько жизней, убивала опасных хищников, даже само мое присутствие там, вопросы, которые задавала я им и на которые отвечала, тоже имели определенный эффект. Я находилась в гуще той жизни, докладывала о каждом происшествии, и никто не возражал.
— Вы знаете, почему. — Вероятно, он понял, что совершил ошибку, разыгрывая роль профессора, потому что теперь говорил без раздражения или покровительства, мягко, как с ребенком, страдающим от невыносимой боли. — Континуум тяготеет к сохранению своей структуры. Радикальные изменения возможны только в определенные критические моменты истории. Когда-нибудь в другое время произойдет компенсация. С этой точки зрения ваше вмешательство не имеет значения. В некотором смысле это «всегда» частица прошлого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
