Ораторское шипение помощника прокурора длилось сорок пять минут, защита не отстала и продолжалась сорок шесть минут, резюме, ужасающе пристрастное, продолжалось двадцать одну минуту, совещание присяжных заняло тринадцать минут, итого, через два часа двадцать пять минут барон де Луицци был единодушно приговорен к смертной казни.
После выступления Жюльетты барон ничего не слышал и не слушал. Все, что могли сказать против него или за него, стало ему безразлично. Невыразимая ярость овладела им, в последнем ударе, который ему нанесли, он узнал руку Дьявола, то, что Жюльетта покинула зал суда благородной и прославившейся, а он выйдет из него обесчещенным и приговоренным, показалось ему убедительным доказательством того, что в этом мире торжествует только зло; в результате он вернулся в тюрьму с непоколебимой решимостью обратиться за помощью к силам ада, какую бы цену у него ни потребовали, если его спасение еще возможно: он позвал Сатану.
— Хорошо, хозяин, — смеялся Дьявол, — общество оказалось мудрее тебя, оно вспомнило древнюю историю о человеке, который попросил счастья для своих детей и увидел, как они уснули вечным сном. Оно приговорило тебя к счастью, тот выбор, который ты должен был вскоре сделать в соответствии с нашим договором и который казался тебе таким трудным, оно сделало за тебя.
— Ты думаешь, я соглашусь с его приговором?
— А как ты собираешься выкрутиться?
— Хватит, Сатана, — к Луицци вновь вернулись все его силы, — не трать зря времени, не надо склонять меня к дурному решению, которое я уже принял. Ты уже дважды спас меня за определенную часть моей жизни, сколько времени ты хочешь, чтобы вырвать меня отсюда так же, как ты вырвал меня из канской тюрьмы, невинным, богатым и полным здравия?
— Мне нужно больше, чем у тебя есть, хозяин. Сегодня первое декабря тысяча восемьсот тридцать… года, через месяц ты должен выбрать то, что сделает тебя счастливым и избавит от моей власти, если же ты не сделаешь свой выбор, то, как тебе известно, станешь моим.
— Но, как тебе известно, — ответил Луицци, — если я умру, не сделав выбор, я ускользну от тебя, или по меньшей мере у моей души будут те же права, что у всех прочих, судьба которых находится в руках Господа. Значит, в твоих интересах спасти меня, если ты еще надеешься завладеть мной.
Дьявол расхохотался, затем спокойно заметил:
— Э-э! Хозяин, ты думаешь, что еще не принадлежишь мне?
— Я не хочу обсуждать это, я предложил тебе сделку: согласен ты или нет?
— Послушай, — сказал Сатана, — возможно, нам предстоит жить по соседству целую вечность, я не хочу, чтобы у меня под боком крутился проклятый, который будет всем и каждому повторять, что по отношению к нему я нарушил правила. Ты ведь и мой родственник тоже, барон де Луицци, поскольку принадлежишь к потомкам того славного сына Евы, который совершил первое убийство, я хочу быть добрым Дьяволом для своих кузенов, сколь бы далеким ни было наше родство. У тебя остался тридцать один день, отдай мне тридцать — и ты выйдешь отсюда не только невинным, богатым и здоровым, но еще и известным, как жертва одиозного преследования и неслыханной ошибки. Тебе не хватает только славы, я подарю ее тебе.
— Но если я отдам тебе тридцать дней, что мне останется?
— Сутки, чтобы сделать выбор, на который нужна всего одна секунда. Если ты, увидев все, что ты видел, не узнал, где счастье, то ты не узнаешь этого никогда. Если ты сделаешь правильный выбор, я проиграл, если — нет, я выиграл, мы оба должны будем бросить жребий, и, по сути, это не больше, чем жребий. Паскаль играл в орел или решку{505}, чтобы узнать, бессмертна ли душа, Жан-Жак Руссо бросил камень в дерево{506}, поклявшись не верить больше в Бога, если промажет. У тебя огромное преимущество перед этими великими гениями, ты можешь не сомневаться ни в Боге, ни в бессмертии души, ты, кто видел Дьявола лично и с которым ты заключил сделку, поставив на кон собственную душу. Я ничем не пренебрег в твоем образовании, я показал тебе дома мещан, хижины, мансарды, ты сталкивался в своей жизни с законниками, жандармами, торговцами, финансистами, врачами, комедиантами, публичными женщинами, ты имел дело почти со всем, что составляет общество, ты должен знать, где искать опору.
— Нет, — ответил барон, — мне еще остается узнать, что сталось с теми тремя единственными добрыми и преданными женщинами, которых я повстречал за всю мою жизнь.
— Ты хочешь их истории? — уточнил Дьявол, — Хорошо, я расскажу тебе, я буду любезен до конца. Скажи, с кого ты хочешь начать, только послушай, который час звонят. Мне нужно ровно тридцать дней из тридцати одного оставшихся у тебя, и время, которое займет мой рассказ, я вычту из тех двадцати четырех часов, которые я тебе оставил. Ты можешь выслушать меня когда угодно, сейчас или потом, но только при этом условии я начну рассказ, который ты, впрочем, волен прервать в любой момент.
Луицци не колебался. Он сделал выбор, покинув зал суда, какая разница, сколько времени ему останется на то, чтобы огласить его, месяц или час, раз он будет на свободе. И он сказал Сатане:
— Можешь начинать, я слушаю.
И Сатана взял слово.
X
Непорочная
— Вот что стало с твоей сестрой Каролиной, если ты предпочитаешь, чтобы я начал с нее.
Луицци кивнул в знак согласия.
— Ты не знаешь своей сестры, барон, ты всегда видел в ней юную и экзальтированную девушку, которая по неопытности влюбилась в неотесанного чурбана и которая пала жертвой собственной неискушенности. Ты ошибался, хозяин, Каролина обладает особенной душой, она слаба перед мольбой и чужими страданиями, но сильна против порока и зла.
Суди сам, справедлив ли я.
Как я сказал, она не получила письма, которое ты отправил ей из Фонтенбло, письмо вручили ее мужу, он отдал его Жюльетте, а Жюльетта передала господину де Серни. Ты знаешь также, что Гюстав Бридели получил твое послание и дал его Жюльетте, большой мастерице извлекать выгоду из любой ситуации. Бридели, господин де Серни, Жюльетта и Анри Донзо покинули Париж тем же вечером. Таков был результат тайного совещания, на которое твою сестру не пригласили и о содержании которого я сообщу тебе, когда дойду до тех, кто в нем участвовал.
Дьявол умолк, как бы давая Луицци возможность прервать его рассказ, но Арман слишком хорошо понимал, что не может терять ни секунды, чтобы воспользоваться этой любезностью Дьявола, и тот вынужден был продолжить:
— Ты должен помнить, хозяин, что из тех, кто обычно навещал тебя, самым постоянным гостем был юный Эдгар дю Берг. Он вращался в слишком хорошем обществе, чтобы приходить в дом, где ему приходилось терпеть господина Анри Донзо, он видал и самое дно общества, чтобы приходить к тебе ради девушки вроде Жюльетты: в Париже на продажу найдется сотня ей подобных с лучшими манерами, лучшим вкусом и здоровьем, но, помимо мужлана по имени Донзо и шельмы по имени Жюльетта, была еще твоя сестра — именно она влекла его в твой дом. Пока ты находился в Париже, он весьма тщательно скрывал намерения, осуществлению которых ты обязательно помешал бы. Мужа он не считал за препятствие, более проницательный, чем ты, он понимал, что грубая и похотливая натура Анри Донзо предпочитала сладострастную и горячую натуру Жюльетты, он подозревал, что твой зять мало думает о своей жене, но он и не предполагал, что, уезжая, тот оставляет ее такой же девственной и чистой, какую получил в день свадьбы.
На следующий день после отъезда мужа и Жюльетты он начал по-настоящему надеяться. В тот день он нанес обычный визит, но он нашел Каролину одну, погруженную в самое глубокое отчаяние. В самом деле всего, за сутки она узнала о твоем побеге с госпожой де Серни и об отъезде Жюльетты, за которым последовал отъезд мужа.
— Как? — не удержался Луицци от вопроса. — Они уехали порознь?
— Слушай, хозяин, — ответил Дьявол, — если ты заставишь меня перепутать все эти истории, то мы не только ничего не поймем, но и никогда не закончим. Итак, — продолжил он, — Эдгар застал Каролину в слезах.
«Что вас так опечалило?» — поинтересовался он.
Каролина полагала, что дю Берг был твоим другом, поскольку именно так ты обращался с ним: это первое звание, которое получают любовники в хороших домах, и обычно под их дипломами ставят свои подписи брат или муж, иногда оба сразу. Итак, она поведала ему о своем горе. Горе притупляет прозорливость души, как слезы туманят зрение. Каролина не заметила лукавой радости на лице дю Берга. Он обещал не покидать ее и разузнать обо всем, что случится с тобой, ее мужем и Жюльеттой. Как ты понимаешь, в планы Эдгара не входило ничего подобного, он подождал несколько дней, чтобы дать остыть первому отчаянию, затем, как ловкий соблазнитель, предпринял попытку заронить в душу Каролины подозрение, которое почему-то, к великому его удивлению, никак у нее не возникало.
