Поэтому Павлыш перед возвращением взял курс туда. В полете он мирно прихлебывал кофе, нежась в умиротворенном состоянии человека, который не обманулся в высоких ожиданиях.
Вездеход опустился на склоне долины, схожей с огромным цирком.
— Ну, где здесь у нас аномалия? — сказал вслух Павлыш и выглянул в иллюминатор.
С той стороны ничего не было — белый склон. Он поглядел в другую сторону, вниз.
Потом произнес:
— Так. Именно так.
Из всех невозможных зрелищ, которые выпадают на долю человека, ему выпало самое невероятное.
Внизу, в долине, на арене снежного цирка, маленький отсюда, сверху, лежал космический корабль.
В первое мгновение он показался Павлышу совершенно целым, и он даже подумал на мгновение: может, это другая экспедиция… А потом понял, что корабль погиб.
Диск стоял склонившись, касаясь краем снежного поля, снежная ледяная шапка прикрывала его вершину.
Павлыш резко поднял вездеход и бросил его к кораблю.
Выскочив из вездехода, он вспомнил, что не сообщил об открытии на станцию, чем еще раз непростительно нарушил инструкции, но потом выкинул эту мысль из головы.
На боку корабля поблескивала надпись: «Полюс».
* * *
Корабль не хотел пускать Павлыша внутрь.
Пассажирский люк был приоткрыт, но добраться до него не было возможности — он оказался на высоте трех метров. Трап не смогли или некому было опустить. Грузовой люк был заклинен при падении. Обойдя корабль и поняв, что находится в положении кота, которому предлагают напиться из кувшина с узким горлом, Павлыш, проваливаясь в снег, медленно брел вокруг «Полюса» и вдруг поймал себя на мысли, что не спешит проникнуть в корабль, боится встречи со зрелищем внезапной, давно замерзшей смерти.
В то же время хотелось надеяться… На что? И тут же Павлыш придумал ответ: на то, что кто-то остался жив, смог поднять планетарный катер и уйти в космос.
Нелепость этой мысли заставила досадно поморщиться. Ведь Павлыш отлично знал, что это за корабль, знал, что он давно пропал без вести. Последняя связь с ним была, когда он уходил в большой прыжок совсем в другом секторе. Что-то произошло во время прыжка. Корабль из него не вышел. И сгинул бесследно, что бывает крайне редко, может, раз в десятилетие.
Оказывается, корабль вышел из прыжка только для того, чтобы бессильно рухнуть в этих холодных горах. И, разумеется, никто с него не спасся. По той причине, что если бы они запустили спасательный катер, то могли бы добраться до обитаемой планеты. Этого не произошло.
Павлыш вернулся к себе в вездеход, вспомнил, что Клавдия, наверное, сходит с ума — так давно он молчит.
Если Клавдия и сходила с ума, то она отлично держала себя в руках.
— Что-нибудь случилось? — спросила она ледяным голосом, когда услышала Павлыша.
— Как тебе сказать…
Клавдия молчала. Связь работала отлично, Павлышу было слышно ее быстрое дыхание.
— Я нашел «Полюс», — сказал Павлыш.
— Какой полюс?
— Помнишь, ты мне говорила об аномалии? Это не аномалия. Это космический корабль «Полюс». Может, ты слышала, что он исчез двадцать лет назад?
— Ой! — раздался голос Салли. Видно, она стояла рядом с Клавдией. Может, тоже беспокоилась, куда пропал Павлыш. — А люки?
— Он погиб. Разбился. Сейчас я постараюсь проникнуть в него.
— Подожди, — остановила его Клавдия. — Мы не знаем причины гибели.
— Он разбился, — повторил Павлыш. — Прошло двадцать лет.
— Тогда нечего спешить. Мы прилетим туда вместе. По инструкции нельзя идти одному.
— Я в скафандре.
— Конечно, Слава пойдет, — проговорила Салли. — Я бы тоже пошла.
— Я категорически против, — отрезала Клавдия.
— Прости, — ответил Павлыш и отключил связь.
Это было открытой революцией, мятежом на борту.
Павлыш открыл ящик с экспедиционным снаряжением. В экспедиционном катере должны быть первобытные вещи — веревки, крючья. Обстоятельства бывают столь неожиданными, что вся технология космического века оказывается бессильной без куска троса.
Павлыш сразу же отыскал идеальное приспособление, чтобы проникнуть на корабль, — реактивный ранец.
* * *
Внутри корабль сохранился замечательно. Он был как бы заспиртован ледяным воздухом.
Павлыш медленно шел коридорами корабля, заглядывая в каюты. Его целью был пульт управления. Там должен сохраниться судовой журнал.
Каюты были пусты. Это было странно: даже если большая часть команды находилась в анабиозном отсеке, вахтенных на таком корабле должно было быть не менее десяти человек.
В каютах все оставалось таким же или почти таким же, как в момент гибели судна, вещи на местах, но ни одного трупа.
На корабле летели семьями. В одной каюте — Павлыш запомнил ее номер: 44 — его вдруг тронула картина запечатленного мгновения, там стояла детская колыбель, возле нее початая бутылочка детского молока. Игрушки в колыбели…
Павлыш был уже убежден, что после аварии на корабле оставались живые люди. И ему предстояло понять, что с ними случилось потом.
Павлыш отыскал пульт управления. Он сильно пострадал, приборы управления были разбиты. В мертвом хаосе чудом казалось зеленое мерцание сигнала автоматической наводки на Землю. Павлыш выключил его — мерцание зеленого огонька в столь окончательно погибшем корабле было зловещим.
В узле управления и в других служебных помещениях «Полюса» Павлыш никого не нашел. Не было и судового журнала. Не было людей и в двигательном отсеке, пострадавшем более всего. Наконец Павлыш добрался до анабиозного отсека. Дверь в него была заперта. Но Павлыш был готов к этому. Он захватил с катера резак.
Замок поддался довольно легко.
В анабиозном отсеке было темно — стены здесь, в отличие от других помещений, не были покрыты светящимся составом. Павлыш включил шлемовый фонарь.
И тогда все понял.
Люди в анабиозных ваннах погибли вместе с кораблем. Вернее всего, при аварии сразу отключился энергоблок, и оставшиеся в живых обитатели корабля не могли оживить систему реанимации. Хотя, судя по всему, пытались. Некоторые из ванн были открыты, но старания оказались тщетными.
А потом растворы в ваннах замерзли, и те, кто спал в момент гибели корабля «Полюс», оказались закованными в прозрачные ледяные глыбы.
И тут же, в проходах между ваннами, Павлыш нашел тех, кто погиб вне отсека. У кого-то хватило сил перетащить их тела сюда.
Павлыш не стал задерживаться в анабиозном отсеке. Ему было там страшно. Можно быть сколь угодно рациональным, трезвым и даже отважным человеком и все равно внутренне сжаться, услышав за спиной, в ледяной тишине, воображаемые шаги и увидев вдруг в неверном луче шлемового фонаря, как под стеклом анабиозной ванны дрогнет веко или дернется в усмешке рот человека, погибшего двадцать лет назад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
