Решение задачки традиционно лежало на поверхности: ответов быть не могло изначально. Причина простая — та, с кем общался бывший инспектор была не Маша, а всего лишь её привычный образ. Проекция из памяти. Да, она вела себя как домовая, говорила, как домовая — так сразу и не отличишь. Ну и что? Сергей свою домашнюю нечисть слишком хорошо знал, слишком много помнил нюансов и тонкостей в её поведении, чтобы интуитивно представлять девушку как живую.
Потому и не сразу сообразил, что к чему, пока не начал задавать вопросы, на которые и сам не знал ответов (стеснялся интересоваться Машкиным прошлым. Считал — время придёт — сама расскажет). Сознание само, для удобства восприятия, подстроилось под банальное: «Не знаю».
Так просто...
Тактильные проверки, укусы пальца — вообще полная чушь. Он сам себе и не такое может устроить в собственных желаниях. Тут, главное, воображение иметь помощнее, помасштабнее, и не стесняться...
***
Взгляд бывшего инспектора сконцентрировался на огромных, витринных окнах популярного магазина аудио и видеотехники с красным логотипом, за которыми призывно красовались телевизоры, пылесосы, кухонные комбайны и прочие блага цивилизации.
— Кого бы пожелать?.. — хулиганисто озвучил свою мысль Серёга. — Ага, придумал...
Повинуясь его воле, прямо на стекле возникла стройная, большеглазая Лайза Минелли. В знаменитой шляпе-котелке; чёрном, обтягивающем боди, в чулочках и туфельках на каблучках. Ну точно, будто перенеслась из фильма «Кабаре» на городскую витрину.
Актриса удивлённо оглянулась, не понимая, где она находится, однако не растерялась. Грациозно прошлась туда-сюда, до границ витрины, вздохнула. Принялась осматриваться, привставая на цыпочки так, будто выглядывала кого-то в огромной толпе и почти сразу заметила Иванова, сидящего на остановке и задумчиво разминающего сигарету.
Беззвучно постучала ноготком по стеклу, требуя её выпустить из этого двухмерного пространства. Подождала, пока её заметят. Улыбнулась, призывно взмахнула рукой.
Серёга и не пошевелился в её сторону.
Тогда актриса отработанно, мило хлопая глазами, надула губки, имитируя беззащитность и детскую растерянность.
Не помогло.
Не скрывая расстройства, попыталась позвать парня, для убедительности сложив ладони рупором. Картинно встала, вполоборота, в самом выгодном своём ракурсе. Судя по движению нижней челюсти и напряжению мышц лица — крикнула.
Из напомаженного, широко открываемого рта с идеальными зубами не доносилось ни звука. Изображения не разговаривают.
Однако деятельную Лайзу вынужденная немота не остановила. Она, разозлившись, принялась стучать кулачками по стеклу, помогая себе коленкой. Не добившись результата, развернулась спиной и принялась методично бить по прозрачной поверхности каблучком туфельки, требуя свободы.
Беззвучно, как в немом кино.
— Хватит! — ни к кому конкретно не обращаясь, зло крикнул Иванов, недовольный представлением.
Голливудская звезда исчезла.
— Ну и нафига я это сделал? — спросил сам у себя бывший инспектор, вставая с насиженного места и разминая ноги. — Загнал зачем-то тётку в стекло, голоса лишил... Лучше бы мультики посмотрел — они хоть смешные.
Мысли снова вернулись к прокручиванию недавних несуразностей...
***
...С Ланой выходило, как и Машкой — запечатлённый в памяти образ вредноватой женщины физически не мог ответить на то, чего Серёга не знал. С прохожими тоже ничего сложного. Они и должны быть при данных раскладах безликими — по-другому никак. Кто и когда всматривается в физиономии всякого встречного и поперечного, особенно на городских улицах? Да никто. Все бегут, все спешат, разве что изредка зацепят взглядом и, если никаких отклонений, привлекающих внимание, не выявят — тут же забывают и несутся дальше, не оборачиваясь.
Получается, и город — память, и видимое — память, которую можно изменять в пределах... А в пределах чего?
От последней зацепки Иванов подобрался.
Представил выезд из города. Получилось расплывчато. Никогда толком не запоминал, какой именно дом последний, как стоит и что расположено рядом.
Конкретизировал, вычленив из калейдоскопа приходящих на ум отображений виденного, стелу. Ту, что на въезде, с названием. Красивую, монументальную, построенную лет пятьдесят назад и тщательно лелеемую местной администрацией. Во всяком случае, она являлась единственным муниципальным объектом, подкрашиваемым два раза в год.
И напрягаться не пришлось — вспомнилась как миленькая. Бетонные буквы в ряд, органично вписанные в незамысловатую композицию из нескольких линий.
Зажмурился, пытаясь представить себя рядом.
Открыл глаза, покрутил головой — ни остановки, ни проспекта.
Получилось.
Бывший инспектор стоял у неожиданно здоровенных, почти нечитаемых вблизи букв. По трассе, хорошенько разогнавшись, проносились автомобили, дул ветер, вдоль обочин уходили вдаль деревья. Ноги по щиколотку в слякоти.
Забавно... оказывается, перемещаться по задворкам памяти можно без проблем.
Не мешкая, Иванов перенёсся в Египет. Походил, посмотрел на озадаченно снующих неподалёку от провала Александроса, Лану, Фрола Карповича. На демона у палатки. Вот только себя не увидел.
Почему? Да потому что он не может в своих воспоминаниях быть одновременно в разных местах. Мозг ведь фиксирует события от первого лица, а воспоминания — своего рода проекция, модель трёхмерного изображения, в котором можно перемещаться как хочешь.
Они же и ограничитель. Нельзя вспомнить то, чего не было.
...Потом, из любопытства, представлял себя на вершине Эвереста (видел передачу по телеку — запомнилась), потом на вулканическом пляже с открытки, потом на рок-концерте Металлики, который в записи смотрел... В общем, дал разгуляться фантазии. На всю катушку.
«Попрыгал» вволю, надолго, впрочем, нигде не задерживаясь. Не те ощущения получались, не настоящие — эрзац сплошной.
Когда наскучило, переместился обратно, на остановку. Сел на скамейку, которая, казалось, ещё не успела остыть и бережно хранила тепло его тела, словно ожидая возвращения. Поёрзал, устраиваясь поудобнее и снова принялся размышлять, проговаривая мысли вслух. Кого стесняться? Он тут один, хозяин и повелитель. В сумасшествии его обвинять некому. Во всяком случае — пока...
— Я в ловушке, это понятно, — бормотал под нос бывший инспектор, поигрывая в руках сигаретной пачкой. — Ловушка какая? Если ничего не путаю, то эта, как её... ментальная. Я как бы заперт в своих воспоминаниях. Оригинальненько... Кто это сделал? Без понятия... — после этих слов Сергей вдумчиво, посекундно припомнил все события с момента своего спуска в коридор гробницы до шага, ставшего последним. Убедившись, что ничего не забыл, чертыхнулся и продолжил. — Нет, не сходится... На башке у меня солидная защита была. Перед мордой — рамка. Ко мне никто не прикасался и меня не трогал — это точно... Лана стояла за спиной... Могла напакостить? Вполне, но слишком не к месту... Амулетный круг разрушили, разведка вперёд прошла, начальство тоже. Мы — самые последние были... Поздно скрывать что-то. Да и зачем ей такие хитрости? Могла ведь проще поступить — яд, снотворное, молотком со спины в темечко... Время у неё было. Заранее заготовленное колдовство наслала? Маловероятно. Даже если врала про отсутствие ведьмовских умений — не так всё просто. Плащ старца со спины меня почти до пола прикрывал. А он — подлинный, не фуфло какое-то. Броня!.. Значит, остаётся только физическое устранение, но я ничего такого не помню: ни боли, ни жжения, ни укола. Будто свет выключили. Вот я там — и вот я тут. И не сам по себе, попаданцем этаким, а с чьей-то помощью. Но с чьей?..
Проще всего было назначить виновной Лану, однако мысль о женщине, напакостившей ему таким вот образом, отчего-то не желала укладываться в рабочую версию. Слишком притянуто за уши выходило, по-дилетантски.
