Вирмблейд посмотрел на смертного. Наконец последние крупицы психического паралича Магнуса покинули его. Ривенмастер взглянул на него с выражением дерзкого высокомерия на лице.
Морек Карекборн. О, как я недооценивал тебя.
— Смертный прав, — заявил Вирмблейд, восстановив свое самообладание и взмахнув мечом. — Мы отступим. Наша позиция будет в Аннулюсе.
Он сделал знак Мореку.
— Принимай командование над оставшимися отделениями тяжелого вооружения. Удерживайте его в Клыктане столь долго, сколько сможете. Остальные идут со мной. Мерзость не войдет в наши самые святые покои без сопротивления.
Затем он повернулся, его бронированные ботинки заскрипели о камень, перейдя на бег. Он направился через Клыктан к транзитным шахтам. Остальные Волки шли с ним, никто из них не оспаривал приказа, хотя Вирмблейд заметил упрямое нежелание выходить из боя. Выжившие кэрлы старались не отставать, охотно убегая от ужаса на лестнице. Когда они ушли, звук грохота со ступеней усилился, прерываемый отдельными выстрелами болтеров.
Вирмблейд только один раз оглянулся. Морек уже был занят, организуя смертных, способных встать рядом с ним. Он выстраивал последние огневые позиции и отделения тяжелого вооружения на вершине лестницы, в тени рычащих статуй волков. За ними виднелся приближающийся бронзовый левиафан.
Отважен. Крайне отважен. Как только погибнет последний дредноут, ему повезет, если он протянет больше нескольких секунд.
Волчий жрец быстро отвернулся, переключившись к происходящему, к выживанию.
Я не могу чувствовать вину за это. На кону больше, чем жизни смертных.
Но, когда Вирмблейд пробежал по пустому Клыктану в сопровождении оставшихся под его командованием, оставив позади свирепствовавшего примарха, позорно отступая наверх в надежде, слабой надежде, что положение измениться в Аннулюсе, одна ноющая мысль не покидала его.
Я не представляю, как сражаться с этим чудовищем. Совершенно не представляю.
Десантники-рубрикаторы неистовствовали. С уходом Бьорна, Грейлока и рунического жреца их силы значительно возросли. Фаланги воинов в сапфировых доспехах устремились в битву, окруженные сверхъестественной энергией и извергая холодный огонь из своих перчаток. Даже оставшиеся Волки на баррикадах не могли сравниться с такой мощью, и прибегали к отступлению с боем, отходя через линии траншей к укрытиям за ними.
Их прикрывал постоянный огонь из стационарных установок и неукротимое присутствие пяти оставшихся дредноутов. Последних возглавлял Хротгар, огромная боевая машина почти такая внушительная, как и Бьорн. Под его командованием Альдр и другие стойко держались при отступлении, поддерживая постоянный обстрел приближающейся волны, замедляя ее, хотя и не останавливая. Звери по-прежнему сражались с неубывающей свирепостью, бросаясь в горла молчаливых убийц, разрывая броню и сталь своими странными аугментированными клыками.
Фрейя видела, что этого недостаточно. Уход командного состава бастиона лишил защитников их самого могучего оружия. Он смотрела с растущим неверием, как они пробивают себе путь, открыто изумлялась, когда Бьорн прорубил дорогу сквозь перемолотые орды. Один Русс знал, добрались ли они до противоположной стороны и какое ужасное задание отозвало их от долга на баррикадах.
Что еще хуже, Тысяча Сынов, казалось, наполнились новым пылом к битве. Они быстрее вступали в бой, их реакция стала более отточенной, а удары — тяжелее. Что-то произошло, дав им новый импульс, и ход сражения решительно повернулся в их пользу.
Фрейя отступала, как было приказано, отходя через громадные порталы Печати Борека в пещеры за ними. Ее отделение держалось в тесном строю вокруг нее, все лицом к противнику, все без остановки стреляя. Вокруг них гремели тяжелые удары, многие из которых были болтерными снарядами, выпущенными наступающими рубрикаторами. Как только защитники отступили со своих долго удерживаемых позиций в порталы, орудия внутри самой Печати Борека открыли огонь, добавив новые взрывы к уже оглушительному урагану звука и света.
Позади были выдолблены траншеи и установлены дополнительные линии баррикад. Они отступят и перегруппируются, затем снова отступят. Это был весь план. Пока дредноуты держались, а Волки продолжали сражаться у них по-прежнему был шанс. У нее была вера. После стольких лет цинизма это была прекрасное чувство.
Затем она зашаталась, крича от боли.
Один из ее людей потянулся к ней, пытаясь поднять ее на ноги. Еще одна задержка будет фатальной — никто из отделения не сможет позволить себе ждать ее, если она упадет.
Мир Фрейи покачнулся. На мгновенье она подумала, что ее поразил лазерный луч, но затем поняла, что боль была внутренней. Как копье, пронзившее сердце, по ее телу пронеслась волна острой агонии.
— Поднимайся, хускэрл! — побуждал ее солдат, сильно дергая за доспехи.
Фрейя едва слышала его. Единственное, что она видела, было мимолетное видение гиганта в бронзовом доспехе, шагающего через огненные завесы, разрывающий все в пределах досягаемости своей ужасной хватки. Затем перед ним оказался человек, смертный, дерзко стоящий перед приближающимся адом. Он стоял между двумя волками, громадными и вырезанными из гранита. Хотя их морды застыли в рыке, они были неподвижны и бессильны.
Видение исчезло, и напряжение с яростью битвы в Печати Борека вернулось.
— Отец! — закричала она, осознав, что увидела.
Ее оружие загремело о землю, выпав из дрожащих рук. Солдат сделал последнюю попытку оттащить ее. Остальное отделение было уже во многих метрах позади, отступая под сильным огнем к назначенной точке сбора.
— Мы должны идти! — настойчиво закричал он.
— Он погиб! — она задыхалась, ее душило неведомое прежде горе. Слезы кололи ей глаза, горячие и жгучие. — Милость Всеотца, он погиб!
Тогда кэрл сдался, позволив ей упасть на камни, и побежал к своим товарищам. Фрейя опустилась на землю, не обращая внимания на бойню вокруг нее. Перед ней Волки сражались в последней, проигранной битве с безжалостным врагом. Линия сражения приближалась. Скоро она захлестнет ее, как волна, омывающая песок.
Ей было все равно. Она даже не обратила внимание. Ее мир раскололся под ее ногами, уничтоженный смертью человека, который дал ей все. Долгие дни изнеможения вдруг взяли свое, сокрушив оставшийся в ней дух.
Он погиб.
И когда оборону у Печати Борека, в конце концов, прорвали, а десантники-предатели, наконец, пошли на штурм великого бастиона у основания цитадели Русса, Фрейя Морекборн, свирепая дочь и воин Фенриса, упала на камни, безразличная ко всему, кроме видения смерти.
Она оставалась там, пока на нее не упала тень. Тень одного из многих могучих воинов, которые пришли в Этт с одной целью — убивать. Когда он навел свое оружие, она даже не подняла голову.
Магнус стоял в Клыктане. Его мантия была охвачена огнем, который медленно затухал, как и убывал триумф от его восхождения. По огромному пространству все еще разносилось эхо стихающей огненной бури, но орудийные вспышки давно исчезли. Пол был устлан телами и расколотыми орудийными ящиками, которые частично скрывали стелющиеся по нему рваные клубы дыма. Фреки и Гери были разбиты, их конечности лежали среди обломков баррикад, как сгоревшие приношения.
По широкому пространству каменного пола двигались в плотном строю отделения рубрикаторов, готовясь к броску наверх. Стража Шпиля была занята демонтажем оставшихся укреплений и ремонтом самых серьезных повреждений лестницы. После ее падения верхние уровни Клыка лежали открытыми.
Магнус знал, что должен сделать. Он разрушит шахты и туннели, направляясь к самой вершине и прокладывая огненный путь через содрогающуюся гору. Затем он ворвется на вершину, приняв образ повелителя разрушения, и будет смотреть, как его сыновья разрывают на части остатки цитадели. Разрушение будет полным и непоправимым, подходящим ответом на опустошение Тизки. К моменту его ухода, Клык будет пустыми, непригодными для жилья руинами.
Но пока он отложит это. Оставалось одно дело в Клыктане, то, что он предвкушал многие столетия.
Магнус подошел к гигантской статуе Русса.
Он должен был согласиться — образ обладал большой схожестью. Беспощадная энергия его генетического брата была идеально отображена. Приблизившись к статуе, Магнус вытянулся в росте. Когда он остановился перед изваянием, его голова была на той же высоте. Они стояли лицом к лицу, как на Просперо. Магнус посмотрел в невидящие глаза своего старого врага и улыбнулся.
— Ты помнишь, что сказал мне, брат?
Магнус говорил вслух, его голос был отчетлив и могуч. Пальцы судорожно вцепились в бока, жаждущие того, что должно случится.
