других станов – пыльное облако, в громе копыт несущее земную грозу, начиненную молниями острых клинков, уже увидели все. За долгий поход русы и все их спутники привыкли к внезапным тревогам, но здесь, на земле если и не дружественной, то обещавшей им безопасность, повторения их никто не ждал. Шум катился с севера на юг, огромный, растянутый на много перестрелов стан закипал: одни бежали от реки к шатрам – иные совсем голые, прямо из воды, – другие выскакивали из разнородных укрытий им навстречу, успев схватить только что-то из оружия: одни порты на теле, ноги босые, зато шлем на голове. Сталкиваясь и спотыкаясь, тянули руки к топорам и щитам, не заботясь ни о чем другом. Грохот копыт отдавался в ушах и кипятил кровь, будто сама Марена бьет в исполинский бубен мертвой костью вместо колотушки.
Гроза накатывала с севера, и северный край общего стана, занятый людьми из Хольмгарда, на ее пути оказался первым. Не все еще успели вооружиться, когда пыльная туча начала извергать десятки стрел, пускаемых с седла на лету. О том, чтобы построиться, северным русам не удалось даже подумать, а из пыльного облака уже вынырнули всадники, размахивая над собой длинными, слегка изогнутыми однолезвийными мечами. Сквозь грохот копыт доносились пронзительные воинственные кличи.
Еще несколько вздохов – и лава налетела на крайние шатры и навесы, сметая их вместе с людьми, кому не повезло угодить под копыта. Незван, бросив черпак, побежал к шатру, где лежало его снаряжение, но тут же в спину ему вонзилась стрела. Быслав отскочил от костра и повернулся, но всадник уже налетел на его шалаш из осоки и снес его, растоптал.
– Джундалла![9] – вопили со всех сторон десятки чужих голосов.
Лошадь замешкалась, запутавшись в упавших жердях. Из-под груды осоки торчало древко копья; Быслав схватил его и ткнул покачнувшегося всадника в бок, прямо над блестящим накладками богатым воинским поясом. Всадник завалился с седла, но порадоваться Быслав не успел: в тот же миг его снесла грудью другая лошадь, прошлась копытами по спине. Гостилич и вовсе только встал, как другой всадник, перегнувшись с седла, секанул его мечом по шее и умчался дальше.
Без труда прорвавшись через край стана, конница вышла к реке. Сюда воины и стремились: к лодьям, где уже была уложена заново упакованная половина добычи – доля русов. Но радоваться оказалось рано: сопротивление русов еще отнюдь не было сломлено. Только теперь оно и началось. Первый натиск снес только край стана, совершенно не готовый, но стоявшие дальше не теряли времени на удивление. Даны и свеи помещались за Хольмгардом, и у них было на несколько мгновений больше. Их вожди, Ормар и Халльтор, успели надеть шлемы, взять щиты и построить людей. Всадников встретил ощетинившийся длинными копьями строй, и он быстро уплотнялся, по мере того как подбегали новые воины. Летящая волна замедлилась, развалилась и завязла. Стена щитов выдержала удар, хоть и прогнулась кое-где. Неудержимый полет через стан сменился довольно вязкой дракой. Варяги и русы были сильны в пешем строю и уже получили опыт столкновений с конницей. Имея за спиной воду, северяне бились отчаянно, а окружить их не давала та же вода и густая вереница лодий. Лучники забирались в лодьи и били оттуда поверх голов строя, снимая с седла одного всадника за другим. Видя, что здесь стену не пробить, конница разошлась в стороны и устремилась вдоль берега, отыскивая проход полегче.
Сонный и тихий стан, млевший в полуденном знойном мареве, почти мгновенно превратился в место яростной схватки. Будто злой колдун ударил по струнам гуслей, пробудил дремлющих и против воли послал их в смертельную пляску, вместо песен сопровождаемую криками боли, хрипом, ржаньем лошадей, треском щитов, лязгом железа, боевыми кличами на разных языках. Между степью и рекой, среди растоптанных шатров, обрушенных навесов, затоптанных костров шло сражение: где-то отбивался десяток, где-то просто двое спина к спине.
Русам помогало еще и то, что многие из нападавших, отвоевав часть стана, прекращали преследование и принимались грабить обрушенные шатры: хватали разбросанную одежду, дорогое оружие, опрокинутые блюда и чаши из серебра – многие пользовались ими в походном быту, будто хвастаясь перед богами своей удачей. Блеск оброненных сокровищ заменил им щиты и стены укреплений: мечась от одной вещи к другой, арсии невольно давали им несколько драгоценных мгновений, чтобы взять оружие и добежать до своих. А хотелось больше – ведь арсии своими глазами видели, сколько всего награбили эти собаки в Табаристане, Гургане, Ширване! Половина ушла хакан-беку Аарону, но вторую половину можно было взять, отомстив заодно за разорение единоверцев. Всадники спешивались, чтобы порыться под пологами шатров, вспарывали мешки и вступали в бой только с теми, кто вставал у них на пути.
Иные из русских ратников, видя, что путь к оружию и товарищам отрезан, искали спасения в воде: убегая от настигающих копыт, прыгали в Итиль и плыли прочь изо всех сил. Иные так и тонули, получив стрелу в спину.
Но все же главной целью нападавших были лодьи, где сокровища лежали, уже собранные и увязанные в мешки. На одной из лодий ловко отбивался сразу от троих совершенно голый, еще с мокрыми волосами – купался, когда все началось, – светлобородый здоровяк. Он не побежал к своему шатру, а вскочил в ближайшую лодью и живо нашел среди поклажи кривой сарацинский меч. Вместо щита взял лежавший здесь же большущий медный кувшин. На его щеке и на скуле уже краснело несколько мелких ран, но он, не замечая, продолжал отчаянно драться: одному из арсиев, вскочившему на борт, подсек ноги, другому врезал кувшином по лицу, а с третьим, который уже примерился ткнуть удальца пикой в живот, помог такой же голый товарищ: хватил сбоку веслом, как дубиной, и сбил в воду – только круги пошли.
* * *
Свенельд встретил натиск «почти готовым»: на нем были порты, и он, поскольку лежал в шатре рядом со своим оружием, успел надеть шлем, взять щит и меч. Держа в зубах шлем Годо, он выполз из шатра, повертел головой, но нигде брата не увидел, а искать и звать было некогда.
– Ко мне! – бросив второй шлем, изо всех сил орал он. – Хольмгард! Люди Олава! Все ко мне!
Срывая голос, он созывал людей, которые в это время были в стане, и к нему бежали десятками. Шлем Годо он тут же кому-то отдал, но щит и оружие успел прихватить почти каждый. Два года они привыкали даже во сне оружие и
