– Безумные! – продолжал протестовать несгибаемый анестезиолог. – В какие дебри заведет вас жажда познаний! Опомнитесь! Я уже вижу полчища марширующих недочеловеков… А в том, что приматки плодовиты, не сомневаюсь.
– Тем лучше, – заявлял докторишко.
– Тем хуже.
– Господа! Пойдемте на компромисс! – вскричал кто-то из врачей. – Суть в том, чтобы поставить несколько опытов, разумеется под строжайшим наблюдением, и производить аборты во всех остальных случаях.
– Возмутительно!
– Прекрасно!
– Достойнейшее решение!
Здесь, прерывая этот бедлам, в толпу возбужденных врачей, камердинеров, церемониймейстеров и стражников-пехотинцев врезался дежурный адъютант, почти мальчишка, с отсутствующим лицом смерти. Разметав всех, кто попался ему на пути, адъютант ринулся к Самому.
То, что он, с округлившимися от искреннего ужаса глазами, прошептал скороговоркой, выбросило Единственного адмирала Вселенной из кресла. Последовавший за этим рев был для многих непереносим.
Известие ошеломило – трюмные восстали.
Бунт был бессмысленнен и беспощаден.
Бунтовщиков жгли и расстреливали. Их устанавливали на фальшбортах и мощнейшими брандспойтами разрывали пополам. Фок и грот мачты густо разукрасились повешенными и походили на новогодние елки. Из каждой зенитки приготовили виселицу – специально повернутые в разные стороны башни приняли на свои стволы не одну партию замученных и растерзанных смутьянов. Навахи морпехов не знали покоя. Отрубленные головы вытряхивали в океан целыми мешками. Мерно покачиваясь, еще какое-то время головы продолжали плыть следом за Армадой, вызывая восхищение барракуд и акул.
На «Убийце» расправы приняли поистине титанический размах. Правда, Сам не снизошел до банального топора, однако, поразмыслив, он все-таки решил перенять стрелецкий опыт Петра – и свита толпой была отправлена на спардек для доказания преданности. Следом доставили плахи и тяжелые палаши.
Палач-лейтеха, которому император предоставил полную свободу действий, упал от истощения сил, несмотря на то что в последнее время питался исключительно кровью и мясом жертв. Попавших ему в руки приговоренных он разделывал в течение нескольких секунд, отработанными приемами отделяя мясо от костей, а затем удивительно быстро перегрызая несчастным позвоночник.
Что касается других кораблей, там в ход шли ножницы, клещи, гвозди, иголки, клизмы и колючая проволока. Срочно кустарными способами изготавливались «испанские сапоги» и «железные маски», колья и «воронки» для залития в горло расплавленного свинца. Рационализаторы завалили императорский мостик проектами новых пыточных инструментов. И немудрено! Уклоняющиеся от подобных развлечений признавались предателями и расстреливались на месте – так что каждый был вынужден доказывать свою лояльность как минимум саперными лопатками и штыками.
На всем этом фоне новый командир «Отвратительного» прослыл настоящим гуманистом – одной веревкой он просто-напросто связывал руки сразу десятку инсургентов и милосердно сбрасывал их гроздьями с правого и левого бортов.
Благодаря лихорадочной деятельности Первого флаг-капитана, власти не сомневались – столь блестящую организацию заговора нельзя было осуществить без пособников, сумевших наладить связь со всеми коробками, ибо пожар вспыхнул одновременно. Нити сыска потянулись к офицерским каютам. Следственный Комитет завалили доносами. Так как рука бойцов колоть устала, на палубах «Убийцы» и «Чуда» установили электрические гильотины – в Сансоны приглашались все желающие. Впрочем, в них недостатка не было. Карцеры забились подозреваемыми. Нож повсеместной расправы подкрадывался уже к капитанам первого ранга. Поговаривали, опричнина этим не ограничится и за борт полетят более высокие головы.
Первыми поволокли к Самому перепуганного раввина и еще с десяток выявленных сынов Израилевых, по пути расшибая им в кровь носы. Распухнувшая от побоев, не могущая слова сказать от ужаса, крошечная еврейская община предстала перед Верховной Тройкой, заседал в которой и посеревший от переживаемых кошмаров Психолог. Никто не сомневался в ее виновности, как и в том, что «пархатым», наконец-то, впервые во всей мировой истории наступил полный, окончательный и бесповоротный кердык. Однако в тот момент явилось спасение в лице главного инквизитора. Флаг-капитан ворвался на мостик с сенсационной новостью – только что выбили показания двух штурманов с «Юда». Оба заговорщика перед тем, как лишиться языков и пальцев на руках и ногах, раскрыли истинных вдохновителей и подписали признания. О жидомасонах тотчас забыли. Какой-то доброхот из свиты шепотом посоветовал им убираться поскорее с глаз долой. Беспрестанно благодаря небеса, «французы» выпали из поля зрения всех учрежденных комиссий и комиссариатов. И вовремя! Когда оказалось, что штурмана оговорили товарищей (что было неудивительно), кто-то вновь спохватился о семени Авраамовом. Но во всеобщей поднявшейся суматохе, не найдя сбежавших, махнули на них рукой.
Все те окаянные дни на «Юде» под ногами карателей болтался всем известный юродивый – давным-давно сошедший с катушек капитан-лейтенант.
В самом начале юродства, как только блаженного заперли в судовом лазарете, каплейт загадочно предрек скорое падение важной белой птицы. Над пророчеством посмеялись. Но на следующий же день на головы вахте рухнул с фок-марса главный корабельный интендант в парадном мундире при всех орденах и планках.
Юродивый не унялся – выпуская пену и колотясь обо все углы, пробормотал он о стальных, щелкающих ходулях, которые «отомстят мучителю». И тотчас фельдшер, попытавшийся было подстричь безумца, поранился ножницами.
За день до самого значительного на Армаде события дурак метался по своей тесной, обитой мягкими матами тюрьме. На вопросы уже весьма заинтересованного караула он отвечал с неподражаемым блеяньем: «Чую, принесете мне травки с комочка землицы». «Какая травка, какая землица?» – недоумевали охранники, он же продолжал скакать, упрямо предрекая: «Не иначе как завтра будет мне свежая травка». Не успели понять, что к чему, – на пути оказался остров.
Когда молва о подобных вещах разнеслась по Армаде, дурачка на всякий случай выпустили. С тех пор, подобрав у баталеров для себя подходящие вериги, юродивый бродил по авианосцу. В последнее время к речитативу безумного мостик прислушивался особенно внимательно. Тем более, сбылась очередная шарада о «черном дьяволе с огненным языком, поселившемся в трюме». Вскользь упомянув и о «зеленом змее, таящемся среди книг» и добавив, что «вскоре вырастут его кольца», капитан-лейтенант продолжал куролесить, волоча за собой цепи. Ко всему прочему, он постоянно цитировал следующие стишки:
Раз, два,Бежит коза.Спешит на пожар,В огонь да в жар!Кто не поспел,Тот не съел.А кто балбес,Тот и съест!
Бесконечно повторяющийся куплет у многих вызвал настоящую творческую лихорадку. Одни утверждали – это определенные мантры. Другие искали в словах «коза» и «балбес» мистический смысл. Третьи были уверены – дурачок стремится к детской простоте, только и всего, ибо лишь дети могут лицезреть этот проклятый мир совершенно незамутненно. Один штурман клялся – единственным и самым верным путем к разгадке заклинания является его следующее прочтение:
Тсеъс и тотСеблаб отк аЛеъс ен и тотЛепсу ен откРаж в ад ьного вРажоп ан тишепсАзок тижебАвд зар
Доказательствам штурмана не придавали значения, но спорщики сходились в одном – стишок твердится далеко не спроста! Что греха таить, в последнее время все ожидали новых пророчеств с тяжелым чувством. Поэтому, когда после разгрома восставших капитан-лейтенант в очередной раз принялся пускать пену, сослуживцы немедленно вызвали с «Убийцы» оперативного дежурного.
К требованию дурачка «немедля отнести его в золотую палату к петушку в серебряном платье» отнеслись самым серьезным образом. Под белы ручки безумного тотчас посадили на адмиральский катер и отправили к парадному трапу линкора.
Между тем сам «петушок» ждал провидца с плохо скрываемым волнением. За спиной Его Величества с обреченным видом топтались дешифровальщики. Сроки не терпели – было заранее приказано положить ответ не позднее чем через час после оглашения предсказания.
С самого начала все пошло не так, как надо. Правителю доложили – дурак ни в какую не желает подниматься на лифте.
– Не оставляйте его! Следом, следом! – раздраженно бросил Адмирал обескураженной охране. – Мало ли, полетит….
Следующие двадцать минут, в течение которых блаженный самостоятельно преодолевал семьдесят четыре метра по бесконечным трапам, показались вечностью, несмотря на постоянные доклады, что он несется как заведенный. Судя по сообщениям, за провидцем едва поспевали здоровенные гвардейцы. Наконец звон цепи услышали и здесь. Придворные мгновенно расступились, подавив нетерпеливые вздохи и кашель. С невероятной высоты адмиральского мостика виднелась вся Армада, застывшая в нешуточном ожидании.
