За табуретами, у южной стены комнаты, находилось немало других интересных предметов; прежде всего - напоминающий ковчег сундук с двойными дверями, запертыми задвижками из черного дерева. Весь этот сундук полностью обшит толстым листовым золотом, на котором выбит изящный барельеф, с восхитительной наивностью передающий многочисленные эпизоды из повседневной жизни фараона и его жены (табл. 33). Все они подчеркивают дружеский характер отношений между мужем и женой, все исполнены естественной доброжелательности, столь характерной для подлинной Амарнской школы. И не следует удивляться тому, что и здесь вместо имени Атона всюду стоит имя Амона, так как и в этом случае имена были просто изменены.
Внутри ларца стоит маленький пьедестал, свидетельствующий о том, что раньше в нем хранилась статуэтка, возможно золотая и, к сожалению, слишком ценная, чтобы грабители ее не заметили. Там же лежало ожерелье из огромных бусин - золотых, сердоликовых, из зеленого полевою шпата и синего стекла - с большой золотой подвеской, с редким изображением богини-змеи; здесь же мы нашли значительную часть нагрудного панциря, который уже описывали, когда речь шла о другом ларце.
Возле этого ковчега стояла большая статуэтка ушебти [19] фараона из резного вызолоченного и раскрашенного дерева, а немного подальше из-за перевернутого кузова колесницы виднелась другая статуя необычной формы: ее руки были словно отрезаны чуть ниже плеч, а туловище - несколько ниже пояса. Эта статуя точно соответствовала нормальным размерам человека. Она выкрашена в белый цвет, явно имитирующий цвет нижней одежды. Поэтому можно почти с полной уверенностью сказать, что она служила фараону манекеном, на котором примеривались его одеяния, а возможно, и воротники-ожерелья (табл. 39).
В этой же части комнаты стоял еще один ларь для одежды и были разбросаны фрагменты позолоченного балдахина или ковчега необычайно легкой конструкции. Собирать его было очень легко. По-видимому, он служил для путешествий: балдахин возили за фараоном во всех его поездках и по первому же приказу моментально раскладывали, чтобы укрыть фараона от солнца.
Остальную часть южной стены и всю восточную стену до самого входа занимали части разобранных колесниц. Их по меньшей мере четыре. Как видно по фотографии, они свалены друг на друга в страшном беспорядке, в каком их оставили грабители, перевернувшие все, чтобы сорвать с колесниц наиболее ценные части покрывавших их золотых украшений. Но в таком разгроме виноваты не только грабители. Дверной проход был слишком узок, чтобы в него могла пройти вся колесница. Поэтому, чтобы внести колесницы в комнату, их оси сознательно перепилили пополам, колеса сняли, свалили в кучу, а оголенные кузова положили отдельно.
Чтобы собрать и реставрировать эти колесницы, нам предстояло преодолеть немалые трудности, но в случае успеха результаты могли оправдать любую затрату времени. Колесницы были сплошь покрыты золотом, каждый сантиметр которого украшали либо чеканные рисунки и сцены, либо инкрустации из цветного стекла и камней. Все деревянные части колесниц хорошо сохранились и почти не нуждались в обработке, что же касается сбруи и других кожаных частей, то здесь дело обстояло иначе. Невыдубленная кожа под действием сырости превратилась в неприглядную черную вязкую массу. К счастью, вся кожаная упряжь была почти сплошь украшена золотыми накладками, и по этим украшениям, которые хорошо сохранились, мы надеялись восстановить все остальное.
Вперемешку с частями колесниц здесь лежало множество самых разнообразных мелких предметов, таких, как алебастровые сосуды, несколько посохов и луков, сандалии, украшенные бусами, и набор из четырех опахал из конского волоса с позолоченными деревянными ручками, оканчивающимися львиными головами.
Итак, мы завершили полный обход передней комнаты. На первый взгляд, мы осмотрели все, но если обратиться к нашим заметкам, то окажется, что в комнате насчитывается шестьсот-семьсот предметов, в то время как мы не упомянули и сотни. Полное представление об объеме открытия может дать, конечно, лишь законченный каталог, составленный по регистрационным карточкам, но о таком каталоге в данной книге, разумеется, не может быть и речи. Здесь нам придется ограничиться лишь более или менее суммарным описанием важнейших предметов. Их подробное изучение ляжет в основу будущих монографий. А сейчас всякая попытка дать подробный отчет о найденных вещах в любом случае обречена на провал, потому что для этого нужно предварительно проделать огромную восстановительную работу, которая продлится немало месяцев, а может быть, и лет, если обрабатывать материал так, как он того заслуживает.
Не следует также забывать, что до сих пор мы имели дело только с одной передней комнатой. А ведь, кроме нее, есть еще до сих пор совершенно нетронутые внутренние комнаты, где мы надеемся найти такие сокровища, которые превзойдут все, что нами найдено до сих пор.
МЫ ПЕРЕНОСИМ ВЕЩИ ИЗ ПЕРЕДНЕЙ КОМНАТЫ
Переноска всевозможных предметов из передней комнаты весьма напоминала игру в гигантские бирюльки. Все вещи здесь были так тесно навалены, что почти ни до одной невозможно было добраться, не рискуя при этом сильно повредить другие. А в отдельных случаях вещи были так неразрывно скучены, что, извлекая из общей груды хоть одну, приходилось сооружать сложную систему подпорок и подставок, чтобы остальные предметы не обрушились.
Наша жизнь в этот период напоминала кошмар. Мы едва передвигались, боясь налететь на какую-нибудь подставку и обрушить всю груду. Во многих случаях никто не мог сказать заранее, достаточно ли этот предмет крепок и не развалится ли он от собственной тяжести. Некоторые вещи прекрасно сохранились и были прочны, как новенькие, зато другие еле держались, и перед нами то и дело возникал вопрос, реставрировать ли их тут же на месте или подождать, пока это можно будет сделать в более подходящих условиях лаборатории. Мы всегда старались работать в лаборатории, но иногда переноска отдельных предметов оказывалась просто немыслимой, так как без предварительной обработки они бы почти наверняка рассыпались.
Взять хотя бы сандалии, расшитые узором из бус. Нитки на них совершенно истлели. Они казались в превосходном состоянии, пока лежали на полу комнаты, но стоило лишь к ним прикоснуться - и единственное, что осталось бы у вас в руках, - это горсть разбросанных, утративших свое назначение бусинок. Это был типичный случай, когда требовалась обработка на месте при помощи спиртовой горелки и парафина. Спустя час-другой, когда парафин затвердел, сандалии уже можно было поднять и обращаться с ними довольно свободно.
Или еще один случай с погребальными букетами. Без предварительной обработки от них просто ничего бы не осталось. Зато после трех-четырех опрыскиваний раствором целлулоида они хорошо вынесли переноску, а затем были упакованы почти без единого повреждения.
В других случаях, особенно когда дело касалось более крупных предметов, мы предпочитали применять в гробнице лишь частичную их обработку, с тем чтобы вещи можно было спокойно донести хотя бы до лаборатории и уже там подвергнуть их более действенным средствам консервации.
Таким образом, каждая вещь ставила перед нами совершенно особую проблему, а иногда, как я уже говорил, только эксперимент позволял решить, как следует поступать в том или ином конкретном случае.
Работа продвигалась медленно, мучительно медленно, и требовала максимального нервного напряжения. Каждый из нас все время ощущал тяжесть страшной ответственности. Это чувство испытывает каждый археолог, если он обладает «археологической совестью». Предметы, которые он находит, принадлежат не только ему, и археолог не имеет права обращаться с ними, как ему заблагорассудится, сберегая то, что понравилось, и отбрасывая то, что не приглянулось. Эти предметы - дар, переданный прошлым настоящему, в то время как археолог, через чьи руки они проходят, - всего лишь привилегированный посредник. И если сумма сведений, заключенных в этих предметах, уменьшается из-за его небрежности, неловкости или невежества, он сознает, что совершил тягчайшее с точки зрения археологической науки преступление. Уничтожить какое-либо вещественное доказательство легче всего; восстановить же его невозможно. Достаточно из-за усталости, а иной раз из-за спешки оставить без обработки какую-нибудь ничтожную деталь или провести обработку не до конца, на скорую руку, - и вы уже рискуете навсегда упустить ту единственную возможность, которая позволяет обогатить наши знания новым важным фактом.
Большинство людей - среди них, к несчастью, встречаются и археологи - по-видимому, считают, что предмет, купленный у антиквара, имеет такую же ценность, как и найденный на месте раскопок. Они воображают, что по-настоящему изучать вещь можно только тогда, когда она очищена, описана, занесена в каталог под соответствующим номером и выставлена на опрятной музейной витрине. Но это глубочайшее заблуждение. Полевая работа археолога имеет первостепенное значение. Если бы все раскопки велись так, как нужно, сознательно и систематически, мы знали бы о прошлом Египта в два раза больше, чем знаем сейчас, - теперь этот общепризнанный факт не вызывает ни малейших сомнений. В складах наших музеев свалено множество предметов, каждый из которых мог бы дать ценнейшие сведения, если бы только сумел рассказать, где он был найден. В бесчисленных ящиках пылятся груды обломков, из которых можно было бы восстановить предметы целиком, если бы сохранились хоть какие-то заметки о том, как они были обнаружены.
