– Я и сам не очень верю, что он когда-то лечился, слишком дисциплинированный для психа, но проверить все равно надо, – продолжил разговор Чекан. – В «скворечнике»[14] я уже был вчера, Макс наведается в Бехтеревку[15], а потом мы встречаемся, надо помочь ему с одним делом. К сожалению или к счастью, но на нашем Инквизиторе свет клином не сошелся.
– Уже и прозвище дали?
– А как же. Заслужил. Сукин сын.
Чем ближе к центру города, тем больше становилось машин, людей, светофоров. Сверху стал накрапывать дождь, мелкий и вялый, как будто по необходимости выполнявший постылую службу. Мимо их машины через автомобильный затор медленно пробирался затянутый в черное мотоциклист на красно-черном байке, едва не задев рулем зеркало. Алина проводила его взглядом.
– Рановато сезон открыл, – заметила она. – Холодно же еще.
– И лед был с утра, – отозвался Чекан. – Самоубийца какой-то.
Байк огрызнулся утробным рычанием и резко рванулся вперед. Алина проводила его взглядом, помолчала немного, а потом сказала:
– Семен, можно еще одну просьбу?
– Говори.
– Мне нужно одну квартиру проверить.
– В смысле?
– Ну… – Алина замялась. – В идеале было бы вскрыть и посмотреть, что там.
Чекан удивленно воззрился на нее.
– Ничего себе, просьба, – он покачал головой. – А что за квартира?
– Пустая. То есть я уверена, что она пустая, в центре города. Просто хочу уточнить кое-что…
– Что кое-что?
Алина вздохнула.
– Ну, одну версию. Ты прости, я пока не могу рассказать, но потом обязательно…
Чекан покачал головой.
– Вскрыть точно не получится – на каком основании? Наверняка кто-то живет. Это вообще редкость, чтобы квартира пустовала, тем более в центре. Я могу, конечно, попросить местного участкового, чтобы проверил, а там посмотрим. Вообще, если бы это просила не ты…
– Спасибо огромное! – перебила Алина. – Я сейчас адрес тебе напишу.
Дома по сторонам узкой улицы становились ниже, грязнее, теснее сбивались в слипшиеся ряды, как бродяги, съежившиеся под промозглыми морскими ветрами. Вдалеке замаячили портовые краны. Это было самое сердце Коломны, район кривых переулков и извилистых, загаженных речек, прорезающих тут и там болотистые берега, которые с трудом удерживали на себе тяжкий груз каменных зданий и памяти прошлых эпох. Здесь всегда висел тусклый туман, заметный то больше, то меньше, и пахло несвежей водой, старой сырой штукатуркой и плесенью, а иногда, когда ветер задувал сюда воздух с залива – солью и гниющими водорослями. Реки и каналы тянулись к Фонтанке – иные меж каменных набережных, иные по подземным аркадам и трубам, иные и вовсе сквозь илистую почву глубоко под землей, и если Коломну с прошлого века называли «чревом Петербурга», то устье Фонтанки было прямой кишкой, извергающей сточные воды в серо-зеленую Маркизову Лужу[16].
Чекан проехал по набережной реки Пряжки до места, где та впадала в Мойку, и повернул. Слева потянулся высокий каменный забор с решеткой наверху; впереди был тупик – серое здание «Верфи». Они проехали еще немного и припарковались рядом с двумя невысокими будками проходной. За железными воротами и оградой виднелось желтое старое здание в четыре этажа, с решетками почти на всех окнах. Напротив ворот за небольшим асфальтированным двориком располагался неприветливый вход под треугольным стальным козырьком.
– Ты знаешь, что здесь раньше было? – спросила Алина.
– Нет, – ответил Чекан. – Наверное, дворец чей-то. Или тюрьма.
Алина улыбнулась.
– С восемнадцатого века – острог для каторжников. А с середины девятнадцатого – больница для душевнобольных. В то время сюда помещали, в том числе, за оставление детей, проституцию, развратную жизнь, неповиновение родителям и дерзкое обращение с мужем – это для женщин. А для мужчин – за неуплату налогов и упорное пьянство.
– На таких основаниях сегодня здесь оказался бы весь город, – прокомментировал Чекан. – Откуда ты все это знаешь?
– Запомнила из курса истории медицины.
– Сегодня у тебя будет экскурсия для закрепления материала по теме. Наш ждет Отченаш.
– Как-то я не готова к такой встрече. Не рановато ли?
– Отченаш – это фамилия главного врача. – С человеком, возглавляющим психиатрическую клинику, встретиться никогда не рано. Да и не поздно.
Арсений Виленович Отченаш оказался представительным мужчиной в летах, с седой ухоженной бородой, в очках без оправы, приветливым и очень спокойным – каким, видимо, и должен быть человек, всю жизнь посвятивший общению с людьми, спокойствия лишенными. Он внимательно послушал Чекана, покивал и развел руками, сложенными на крышке большого, пустого стола.
– Увы, не уверен, что смогу помочь. Вероятно, Вам нужен больной с шизотипическим расстройством, а такие к нам попадают довольно редко, если только не начинают…кхм…чудить.
– Наш точно чудит, доктор. Еще как, – вставил Чекан.
– С Ваших слов я понял, что основные когнитивные функции у него не нарушены, а симптоматика в виде сверхценного бреда, к примеру, может быть и вовсе незаметна для окружающих. Понимаете, у нас как правило лежат и наблюдаются люди с более ярко выраженными проявлениями болезненных состояний: чаще всего, с алкогольными психозами, с разными формами деменции, с острыми бредовыми состояниями. Перед Вашим визитом я посмотрел истории болезни, но вот такого случая, который бы подходил к Вашему описанию…
Он снова развел руками.
– Может быть, были пациенты с паранойяльным синдромом, ассоциированным с религиозно-архаическим фактором? – спросила Алина.
Отченаш прищурился.
– Коллега медик?
– В какой-то степени. Патологоанатом.
– Ясно, – кивнул Арсений Виленович седой шевелюрой. – Увы, и такого не припомню. Разве что…есть один пациент, любопытный: находится у нас в стационаре, причем довольно давно и под усиленным наблюдением. Поступил где-то год назад с острым алкогольным психозом. Обычно мы справляемся с подобными случаями довольно успешно, но у него развился онейроидный синдром со всеми вытекающими…
Чекан посмотрел на Алину.
– А какое содержание бреда? – спросила она.
– Ведьмы, – просто ответил Отченаш.
Повисла пауза. Откуда-то из-за двери кабинета раздался свист закипающего чайника: достиг самой высокой, захлебывающейся ноты, и затих. За окном под порывом ветра качнулись голые ветви. Чекан откашлялся и произнес:
– Можете пояснить?
– На самом деле, ничего особенного, – пожал плечами главврач. – Истинные зрительные галлюцинации устрашающего характера, бред преследования, сумеречные состояния с аффектами страха…
– Ведьмы, – напомнил Чекан.
– Ах, да. Он утверждает, что старшая медсестра специализированного отделения, где он находится – ведьма. И насылает на него порчу. Случай довольно частый, обычно переживания персонифицируются…
– Позволите на него взглянуть?
– Почему бы и нет, – Отченаш взглянул на часы. – Как раз скоро время обхода.
В гулких сводчатых коридорах пахло старыми тапками, лекарствами и больничной едой – судя по тошнотворным миазмам, на кухне тушили морковь. Стены были до половины выкрашены той особой зеленой краской, которой красят стены всех казенных учреждений, будь то больница, тюрьма или школа в рабочем районе. Верхнюю часть стен и потолок покрывала грубая белая штукатурка. Следом за врачом Алина и Чекан миновали несколько коридоров и лестниц и остановились рядом с белой деревянной двустворчатой дверью. За дверью было тихо. Рядом у стены стоял металлический медицинский столик на колесах и тумбочка с журналом для записей, на обложке которого значилось: «Тетрадь назначений при бессоннице и возбуждении». Арсений Виленович повернулся и негромко сказал:
– Постарайтесь не беспокоить больного. Обычно реактивная стадия наступает у него в ночное время, но лучше не провоцировать.
За дверью оказалась довольно большая палата со светлыми стенами и высоким окном с видом на серое небо. Три койки из четырех были заняты: на двух справа неподвижно лежали, вытянувшись под одеялами в одинаковых позах, немолодые мужчины с закрытыми глазами. Казалось, что они спали. Возраст человека на кровати у левой стены определить было трудно: он напомнил Алине внезапно состарившихся детей из мультфильма о потерянном времени, как будто старость пришла слишком рано и ждет теперь своего срока, терпеливо соседствуя с угасающей молодостью. Пегие волосы мужчины растрепались по желтоватой подушке, длинные ноги с большими костлявыми ступнями торчали из-под короткого тонкого одеяла в застиранном пододеяльнике, пальцы на тощих руках сжимались и разжимались. Тело было худым, как у мумии, обряженной в полосатую пижаму. Алина обратила внимание на широкие ремни, привязанные к раме железной кровати, из-под которой торчало помятое судно и пара безразмерных шлепанцев. Заросшее белесой щетиной худое лицо пациента было облеплено кусками ваты и бинтов, прихваченных пластырями. Светло-голубые глаза беспокойно метались, а потом уставились на вошедших с тревогой и любопытством.
