Дэн Уоделл
Кровные связи
Посвящаю Эмме
Ты снишься мне.
ОТ АВТОРА
Эта книга никогда не была бы завершена без участия трех человек. Во-первых, моего редактора издательства «Пингвин» — Беверли Казинс, чье терпение и вера в меня помогали мне справиться с трудностями, с которыми я столкнулся в процессе написания книги. Благодаря ее редакторскому чутью я смог значительно улучшить работу. Ее ассистент, Клэр Филлипс, также дала мне ряд ценных советов.
Во-вторых, я безмерно признателен своему агенту, Араминте Уайтли, она помогла мне отыскать сюжет книги среди моих ранних набросков, без устали работала над тем, чтобы книга получилась как можно лучше, и всегда готова была дать мне совет, предложить свои идеи, приободрить меня. Марк Лукас, Пета Найтингейл, Лизи Джонс и другие чудесные люди из компании «Лоу» также внесли свой вклад в работу. Большое им спасибо.
Кроме того, мне хотелось бы поблагодарить всех, кто помог мне написать книгу: Ника Барратта — настоящего гения генеалогии; профессора Роберта Форреста; Рейчел и Пола Мерфи; Лиллиан Айлмер и Гевина Хаусесена из Национального архива; Кристин Фолдер из «Дипстор»; компанию «Уолл ту уолл»; членов моей семьи, особенно Ирэн и папу, за их любовь и поддержку. И наконец, я бы хотел выразить особую благодарность жене Эмме, которая умерла от рака, пока я трудился над книгой. Без преданности и веры Эммы в меня я никогда бы не написал ее, не стал бы писателем. Я всем обязан ей. Она продолжает жить в моих мыслях и в сердце, а также сына и многих людей.
ПОКИНУТЫЙ
С ленивой улыбкой, благодаря которой часто можно отличить подвыпившего человека от законченного алкоголика, Берти вышел из паба «Принц Альберт» на Пембридж-роуд и в ту же секунду почувствовал, как ледяной ветер ударил ему в лицо. Это взбодрило его; тяготы рабочей недели, наполненный пивом желудок и обволакивающее тепло камина в пабе помогали ему забыть о бушевавшей за окном стихии, выдававшей себя лишь в потрескавшихся губах тех, кто приходил сюда пропустить рюмку-другую. «Что за март, — бормотали они, — больше похоже на январь».
Тряхнув головой, чтобы окончательно избавиться от духоты паба, Берти поднял глаза к чистому черному небу. И никакого тумана — ветер разогнал смог, постоянно окутывавший город по ночам. «Неплохая перемена, — подумал он. — Теперь можно возвращаться домой, полагаясь на зрение, а не на интуицию».
Справа шумел и бурлил Ноттинг-Хилл-Гейт. Мимо прошмыгнул мужчина, его голова была опущена, левой рукой он придерживал шляпу, а правой сжимал воротник пальто. Свое пальто Берти даже не застегнул — он не боялся простудиться. У него горячая кровь. «Моя маленькая грелка», называла его Мэри, когда они укрывались одеялом, свернувшись калачиками и прижимаясь друг к другу. Иногда зимой, когда он ложился в постель, она поднимала холодные ноги — Мэри была ужасной мерзлячкой — и клала их между его ног, чтобы согреться. Берти даже подпрыгивал от неожиданности. «Назад, женщина», — говорил он ей. Но она лишь хихикала, и он смеялся в ответ. Берти просто не мог на нее сердиться, и она не злилась на него. Мэри доказывала это в минуты, когда он около полуночи, нетрезвый, забирался к ней в постель.
Воспоминания заставили Берти улыбнуться, когда он нетвердой походкой направился к дому по Лэдброк-роуд. Ветер дул ему в спину, в сторону Дейла. Берти радовался, что они покинули это мрачное место. Их жизнь значительно изменилась к лучшему с тех пор, как он, Мэри и малыши переехали на Кларедон-роуд. Они по-прежнему жили на окраине Дейла, но все же данное событие казалось ему началом новой жизни. По крайней мере он впервые чувствовал, что дышит свободно.
Берти перешел дорогу, миновал Лэдброк-Армс и полицейский участок на пересечении с Лэдброк-гроув. Фонарь отбрасывал мягкий свет на полицейских, куривших на крыльце. Он кивнул им и двинулся дальше. Лэдброк-гроув был тихим местом, и он миновал его, не замедляя шага, повернул направо и стал взбираться на холм. Наверху он прикинул: идти ли ему дальше, чтобы потом свернуть к Ленсдаун-кресент, или пересечь церковный двор и спуститься к Сент-Джон-Гарденс. Берти выбрал последний путь.
Он шел слева от церкви Святого Иоанна, ее высокий шпиль, казалось, впивался в темное небо. Неожиданно Берти заметил какое-то движение справа от себя. «Наверное, бродяга ищет укрытия от ветра», — решил он.
И вдруг кто-то подскочил к нему. Берти почувствовал его горячее несвежее дыхание у себя на щеке.
— Что еще за…
Прежде чем он успел договорить, лезвие вонзилось между его ребер. Нож с громким чмоканьем выскользнул из плоти.
Фигура растворилась в темноте так же быстро, как и появилась. Берти почти не чувствовал боли, только головокружение. Он схватился за бок в теплой и липкой крови. Берти сел на землю, будто кто-то толкнул его. Он попытался позвать на помощь, но не смог произнести ни слова. Поднес ладони к глазам и увидел, что они перепачканы кровью. «Боже, помоги мне», — подумал он, задыхаясь.
— Мэри, — прошептал Берти, представляя, как она лежит и ждет, когда он нырнет к ней под одеяло и согреет ее.
Он опустился на мокрую траву, ощущая запах влажной земли и прислушиваясь к последним, слабеющим ударам своего сердца.
Потом ему стало холодно.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Старший инспектор Грант Фостер с трудом извлек свое долговязое усталое тело из новенькой «тойоты-короллы». От бессонницы он стал неуклюжим. Его выдернули из кровати посреди ночи, и все тело ломило. Несмотря на то что Фостер бросил курить шесть месяцев назад, он ощущал потребность в никотине. Приезжая на место преступления, он обыкновенно чувствовал воодушевление и привычным усилием собирал в кулак волю. Фостер похрустел костяшками и вдохнул холодный воздух.
Близился рассвет, и далекий шум машин на Уэстуэй превращался в непрерывный гул, а спешащие на работу люди смешивались с запоздалыми полуночниками. Сквозь колючий морозный воздух уже проступало первое весеннее тепло. Через два часа взойдет солнце, и начнется еще один день последней недели марта. Но Фостер не испытывал особого оптимизма. Он вздохнул и уловил лишь один запах — пахло неприятностями.
Когда Фостер направился по дороге, ведущей к церкви, к нему приблизилась сержант Хизер Дженкинс, чьи непослушные черные волосы были завязаны в хвост.
— Скверное дело, сэр. — У нее был сильный ланкастерский акцент, и она «проглотила» гласную в последнем слоге.
Фостер кивнул.
— Вроде того, — наконец-то отозвался он. — Совсем не похоже на того пьяницу.
Утром в прошлое воскресенье их обоих разбудили еще затемно и вызвали на предполагаемое самоубийство бродяги в парке Эвондейл. У Фостера был выходной, но никто не сообщил об этом дежурным офицерам. Он поручил Хизер разобраться с делом, а сам вернулся в постель и попытался уснуть. Прошло уже четыре дня, а он все еще сердился за то, что его тогда потревожили.
Хизер фыркнула, скорее даже шмыгнула носом, демонстрируя, что не верит в показную обиду Фостера.
— Сэр, но вы же это так не оставите? — спросила она.
— У нас и без того работы невпроворот, не хватало нам лазить по канавам и подбирать трупы забулдыг, — проворчал он, глядя на нее.
— А вам не кажется, что тот бродяга имеет право на такое же внимание, какое мы оказываем другим людям после смерти? Мы даже не установили его личность. Вы не думаете, что нам необходимо выяснить, кто он, была ли у него семья?
— Нет, — решительно возразил Фостер. — Но вы связались с отделом по поиску пропавших?
Она кивнула:
— Пока ничего подходящего.
— Вероятно, еще один несчастный, до которого никому нет дела. Одним вонючим алкашом у ребят из вытрезвителя станет меньше.
Они вошли на церковный двор — удивительное место, простиравшееся до вершины холма Лэдброк-гроув, откуда открывался вид на красивые дома, выстроенные в раннем викторианском стиле. Разумеется, здесь было гораздо красивее, чем в спальных районах, на парковках у пабов или на пустырях Лондона, где обычно находили трупы. И все же Фостер чувствовал себя тут неуютно — больше чем за двадцать лет службы он не мог вспомнить другого такого случая, когда тело было бы обнаружено на церковной земле. Это слишком даже для законченного психопата. Фостер решил, что над этим еще стоит подумать.
Инспектор Энди Дринкуотер, аккуратно подстриженный, узколицый, с острыми чертами лица, ждал его у полицейского кордона, который огораживал двор и охранялся. Фостер часто дразнил Дринкуотера, говоря, что он похож на стареющего солиста давно забытой юношеской поп-группы: он как одержимый занимался в спортзале, не брал в рот ни капли спиртного, к тому же Фостер не без содрогания подозревал, что Энди пользовался косметическими средствами, учитывая его необыкновенно светлую кожу на лице. Этим утром он был в шерстяном пальто до колена, перчатках и выглядел как настоящий детектив.
