— Батюшка наш на городской стене погиб. Взойти взошел, да тут его и поразили, — перекрестился князь Василий.
— Знаю, как было дело. — Иван Петрович тоже перекрестился и поглядел на братьев грустными глазами. — Что вам посоветовать? Не горячитесь. Не бросайтесь сломя головы прочь от опасности, на рожон не скачите. Сначала надо увидеть, где враг, сколько врага. Вот это накрепко запомните: сначала надо увидеть врага, а потом уж, сообразив, делать дело.
Князь угостил братьев домашним обедом» Воеводша выходила, подносила братьям вина, а провожая, благословила ладанками, освященными самим Микулой Святом. Женщина простая, искренняя, сказала, поднося чарочки на посошок, без задней мысли:
— Да хранит Господь старших Шуйских.
Князь-то Иван Петрович был по родовитости меньше Василия, меньше Андрея и равен третьему Шуйскому из Иванычей — Дмитрию.
Из Пскова выступили первого июля, в день памяти бессребреников Космы и Дамиана, в Риме пострадавших.
— Не пострадать бы и нам в Колывани, — говорили между собой ратники.
Но царь Иван Васильевич на Колывань не пошел, ударил нежданно-негаданно на польскую Ливонию. Видно, ждал, что император Максимилиан тоже на короля Батория ополчится. Ведь с его, Максимилиановой, головы Баторий корону сдернул.
Гетман Литовский Ян Карл Ходкевич, увидевши перед собой полки Ивана Грозного, увел малочисленное войско в глубь Литвы. Большого сражения не случилось, и уже 8 июля русский царь без особых хлопот подошел к городу Влеху.
— Да не будет первый блин комом! — сказал Иван Васильевич и сам поехал поглядеть крепость, подходы к стенам и башням.
Вместе с государем в разведку отправились бояре князь Иван Петрович Шуйский, Никита Романович Юрьев, князь Василий Андреевич Сицкий, окольничий князь Петр Татев да стрелецкий голова князь Никита Трубецкой со своей сотней. Среди ближних людей государя был князь Василий Иванович Шуйский.
Крепость издали смотрелась как новая игрушка, не побывавшая в детских руках.
— Стенам года нет, — сказал Иван Петрович. — Зубцы не все кончены.
— За сколько возьмем, воеводы? — сверкнул глазами Грозный.
Никита Романович сделал суровое лицо, но, по своему обыкновению, промолчал.
— Государь, — ответил Иван Петрович, — крепости не камнем крепки — людьми. Как стоять будут. Такую крепость и за месяц не возьмешь, а можно и за день управиться.
— Управься, Иван Петрович, моля Бога, за день! — Грозный вытянул из плеч голову, как это делают хищные птицы, поглядел на бояр. — За день! Нынче ради Знамения Благовещенской иконы Божией Матери Устюжской дадим сему граду мир, ибо блаженный Прокопий молился о спасении града Устюга, а вот послезавтра, в день памяти святого Антония, пусть будет всему нашему войску и всему нашему царству радость.
Постарались царские рати, поднесли государю город 10 июля. Первым в крепость пробился рязанский дворянин Федор Ляпунов. Его и оставил великий государь воеводой Влеха.
Следующий город Лужу взяли 24 июля. 29-го — Резицу.
9 августа войско подошло под Невгин. Царь послал в город своего думного дворянина Михайлу Безнина, и староста сдал город без боя. 12 августа без боя же обрели город Крузборх. 15-го Петр Нащокин ездил требовать ключи от Левдуна. Ключи левдунские немцы Нащокину отдали, но сами город покинули. Царь разгневался и приказал Левдун разорить, чтоб на сим месте впредь не селились. Все припасы велено было собирать и везти к Чествину.
Царские отряды разошлись по стране, занимая селения и города. Воевода Салтыков с нарядом Астафья Пушкина взял Голбин. И Грозный царь опять повелел: городу тут впредь не быть, всякие запасы доставить в Чествин.
21 августа воевода Ельчанинов приступом одолел город Пиболду. Ему тот же указ: город разорить, запасы отвезти опять-таки в Чествин.
25 августа великий государь Иван Васильевич посылал под город Кукунос окольничего Петра Татева да Баима Воейкова. Через день Петр и Баим сообщили: куконосские люди и королевские немцы в город их пустили.
28-го отряд Богдана Бельского ходил добывать город Володимерец. 31-го город был взят. И в этот же день царь со своим полком пошел на Чествин, куда приказывал свозить из разоренных городов припасы и всякую рухлядь, но который все еще не был покорен.
Большого боя и в Чествине не случилось. Бог поручил город государю.
В эти же дни удачно воевал и Магнус, принц датский, получивший из рук царя Ивана Васильевича корону Ливонского царства. В Магнусе Грозный желал видеть столь же покладистого лжегосударя, каким был Семион Бекбулатович. Женив принца на Марии Владимировне Старицкой, царь, вместе с титулом короля, пожаловал Магнусу город Каркус, а вот денег, обещанных королеве Марии в приданое, не дал. Не потому, что не было, а потому, что не верил Магнусу. На деньги можно нанять ученое немецкое войско да и двинуть русским воеводам под дых.
Король Магнус и впрямь выказал себя большим строптивцем, прислал к царю в Чествин письмо, требуя исполнить договор: отдать ливонскую землю и отбитые у поляков и литовцев ливонские города ему, королю Ливонии.
Князь Василий Иванович Шуйский был возле государя, когда явились дьяки Василий Щелканов, Андрей Щерефединов да Ерш Михайлов обсудить ответ Магнусу.
Василий Иванович хотел уйти, но государь остановил его:
— Не за горами день, когда тебе боярство скажут! Слушай, думай. Магнус — червь! Но напитавшись ядом, червь тоже может быть опасен. — Кивнул дьякам: — Напомните мне Магнусовы запросы.
— Города просит, государь, которые ты взял у своих врагов, — сказал Щелканов. — А для городов, которые сам взял, хочет приставов, у него-де войска мало.
— И денег!
— Деньги тоже просит, государь, — поддакнул Ерш Михайлов. — Как бы он не причинил беспокойства Марии Владимировне!
— Из-за денег-то? — Царь поднял на дьяка тяжелые глаза свои. — Магнус — по крови король, душой же самого подлого звания человек. Дадим ли племянницу нашу в обиду?.. Но чтоб не давая денег…
— Пугнуть его нужно, — предложил Шерефединов.
— Пугнуть его нужно… Пишите-ка! — Царь принялся диктовать: — «Хочешь брать у нас города — бери. Да только мы от тебя близко, ты бы об этих городах не заботился…» Правильно говорю, Шуйский?
— Не в бровь, а в глаз, государь!
— В глаз, говоришь? Сейчас мы его по башке угостим. Пиши, Василий! «Города и без тебя берут. Приставов в твои городки, сколько Бог помощи подаст, пошлем, а деньги у нас — сухари…» Сухари! — захохотал Иван Васильевич. — Пиши, Василий, — су-ха-ри! Прибавь: «…какие случились». А теперь пугнем. «Если не захочешь нас слушать, то мы готовы, но тебе от нас нашу отчину отводить не следовало. Если тебе нечем в Каркусе жить, то ступай в свою землю за море, а еще лучше сослать тебя в Казань. Если поедешь за море, то мы свою отчину, Лифляндскую землю, и без тебя очистим». Очистим, князь Шуйский?
— Города не воюя, пред одним именем твоим, великий государь, склоняются.
— А дурак Магнус того не понимает! Где он теперь?
— В Вендене, государь, — сказал Щелканов.
— Отпишите воеводам, чтоб забрали под нашу руку города, Магнусом завоеванные.
25
Первого сентября, на Симеона Столпника, царь праздновал Новый год, а на другой день князь Елецкий сообщил: Господь Бог поручил государю царю Ивану Васильевичу и сыну его царевичу Ивану Ивановичу город Леневард. И радость за радостью: Смилтин, Ровна, Треката.
Вскоре полки Грозного царя стояли под Венденом.
Думный дьяк Ерш Михайлов доставил Магнусу письмо Ивана Васильевича: «Царь всея Русии и сын его царевич ожидают тебя в своем стану без мешканья».
Магнусу было страшно, природная гордыня тоже взыгрывала. Послал двух своих дворян условиться о ведении переговоров.
— Переговоры?! С кем?! С липовым корольком?! — взъярился Иван Васильевич. — Взять их!
Посланцев Магнуса схватили.
— Выпороть!
Тотчас выпороли и отвезли к воротам Вендена.
Горожане ужаснулись, прибежали к Магнусу, умоляя поспешить к русскому царю: смиренно и нижайше просить пощады для себя и для жителей.
Магнус, желая смягчить гнев сюзерена и хоть сколько-то сохранить достоинство, сначала приказал открыть ворота, пустил в город русское войско, и только после этого отправился на поклон. Все благородные семейства Вендена, священники, офицеры, весь гарнизон, опасаясь грабежей в насилий, затворились в замке, моля Бога, чтобы переговоры бумажного короля Ливонии и русского царя-медведя кончились миром.
Князь Шуйский глядел на явившегося Магнуса во все глаза: ведь это был первый иноземный король, которого довелось ему видеть. Пусть корона его почти шутовская, но сам-то он — принц, сын короля, претендент на короны Швеции, Дании.
Василий Иванович ожидал увидеть тонкое бледное лицо, особые королевские взоры, особые жесты…
