палка, и наконец сама мадам просунулась в дверь.
– Да еще и с нашей дорогой девочкой! Уютно вы тут устроились, я смотрю. Как птички на жердочке: сидят, воркуют!
– Мадам Дюпон! – рявкнул инспектор.
– Что?
– Участок давно закрыт, вы вполне могли просто позвонить и оставить сообщение!
– А что, я вам тут помешала любезничать?
– Хотите кофе, мадам Дюпон? – попыталась спасти положение Алис.
– Ой, что вы, мне нельзя. Тем более на ночь. Давление, сердце… Я, собственно, хотела узнать про отпечатки пальцев, потому что уже два дня прошло и… – Она обернулась и увидела доску, которую повесил Себастьян. Шагнула ближе, приподняв свои гигантские очки, вгляделась: – Ну надо же! Вы нашли нож Берта?
Алис снова переглянулась с инспектором.
– Берта? – спросил он недоуменно. – Какого еще Берта?
– Ну как какого Берта?! – Мадам Дюпон, постукивая палкой, подошла к ним, жестом показала, что ей нужен стул, и Деккер тут же подкатил ей свое кресло. – Берта ван ден Берга, вам что, про него не рассказывали? – спросила она, устраиваясь поудобнее и прислонив палку к подлокотнику.
Деккер вдруг поморщился.
– Лучший друг вашего деда, – она вздохнула, – был.
– Может быть… вы расскажете? – предложила Алис.
Мадам Дюпон вздохнула с видом «ну разумеется расскажу», а потом быстро глянула на все еще открытую коробку с конфетами.
– Кстати, шоколад мне можно.
Деккер со вздохом протянул коробку и ждал, пока старуха придирчиво выбирала. Наконец маленькая цепкая рука что-то ухватила, и мадам Дюпон, поизучав конфету несколько секунд, сунула ее в рот.
– М-м-м… хорошие, – одобрительно кивнула она, пожевав. – Это Жанна тебе принесла? Сам-то ты разве такое найдешь. Отличный вкус у девочки, этого не отнять. Жаль, что по наследству такое не передается…
– Мадам Дюпон!
– Что?
– Нож! Нож Берта ван ден Берга!
– Ах да. Фамильный охотничий нож, он с ним не расставался. У твоего деда был похожий, они вообще…
– Но это точно нож ван ден Берга? Не моего деда?
– Конечно нет! – Она оскорбленно фыркнула. – Я пока еще не в маразме и один нож от другого отличить могу.
– Янссенс, – вдруг сказал Деккер, – вы можете принести нож, чтобы мадам Дюпон его рассмотрела?
Алис быстро направилась в подсобку, радуясь, что в деле внезапно наметилась подвижка. Мадам Дюпон наверняка что-то знает. А еще ее не оставляло чувство, будто это как-то касается Деккера и его семьи, и она просто сгорала от любопытства. Что за тайны скрывал их дом-замок?
Сошел с ума, когда жена его оставила…
Взяв нож, она почти бегом припустила по коридору и вдруг услышала громкий голос старухи:
– … так и женился бы. Пора уже. Сколько можно тянуть?
– Эва! – взвился Деккер.
– Ну, не прямо сейчас, конечно, но помяни мое слово, – фыркнула она в ответ. – Я-то на свете давно живу…
Алис кашлянула, чтобы обозначить свое присутствие, и вошла в кабинет. Она не позволила себе обдумывать услышанное, сейчас важнее всего было дело, но ощущение, что в сердце как будто вошла ледяная игла, не оставляло. Старуха обсуждает с Деккером его личную жизнь, возможно, давно уговаривает жениться на какой-то старой знакомой. «Сколько можно тянуть». Это понятно. Это логично. Вряд ли он ни с кем не встречался. Наверняка Деккер состоял в каких-то отношениях в прошлом еще до того, как его отправили сюда. И эти отношения так и тянутся, давно и долго. С какой-нибудь аристократкой, еще одной урожденной д’Аннетан. Алис горько усмехнулась про себя.
– Вот, посмотрите, пожалуйста.
– Мог бы и не гонять свою девочку, – сообщила мадам Дюпон, едва глянув на нож. – Это Бертов, как я и говорила. Не верите, посмотрите там значок на ручке, как звездочка такая.
– Мадам Дюпон… – осторожно начала Алис, – вы не помните, чтобы лет пятьдесят-шестьдесят назад какая-нибудь женщина, причем недавно родившая, как-то… странно исчезла или что-то в этом роде?
– Ну… помню, конечно. – Старуха вздохнула и выжидательно посмотрела поверх очков на Деккера. – Громкая была история… сами скажете, инспектор?
Тот помолчал немного, глядя в темное окно, а потом вздохнул.
– Моя бабушка.
Глава 6
Марк помолчал. Мысль, что найденные кости принадлежат Беатрис, не оставляла его с момента, как Янссенс сказала о разошедшемся симфизе и возможно тяжелых родах умершей женщины. Нож ван ден Берга стал еще одним доказательством. Марк поморщился, вспомнив, как в детстве безошибочно чувствовал, что от него скрывают правду: никто не говорил прямо, все лишь вскользь упоминали, что бедная Беатрис умерла при родах, производя на свет его мать и дядю, и он ощущал, что за этим прячется какая-то страшная тайна. Думал, что ее смерть была, видимо, чудовищной, раз ему не хотят об этом говорить; может быть, произошло еще что-то, настолько жуткое, что ребенку даже не стоит об этом знать. Марку снились кошмары, он видел истекающую кровью бабушку, которую представлял себе смутно, лишь по фотографиям, и еще почему-то рядом отчаявшегося деда, которого тоже никогда не видел живым.
А потом, уже будучи подростком, он узнал правду. Дотошные журналисты, копающие под Жанну, вывалили все секреты семьи на всеобщее обозрение, щедро приправив их еще и собственными домыслами, стараясь кто во что горазд. Эта открывшаяся правда оказалась далеко не такой яркой и впечатляющей, как его детские фантазии, но куда более страшной в своей безжалостной реалистичности. И в том, что раскрытие тайны так и не принесло облегчения. Лишь сделало отчетливее безвыходность семейного лабиринта.
Марк был уверен, что дед не «сошел с ума», когда потерял жену. Дед был болен с самого начала. Словно бомба замедленного действия – вопрос только в том, когда именно она рванет. Марк сам знал это слишком хорошо. И понимал, что Беатрис ушла не просто так, что для нее это была единственная возможность выжить. Она бежала от чудовища. Оставленные дети – цена за свободу? Ему сложно было ее винить.
Впрочем, если бы он так ничего и не узнал, изменило ли бы это его жизнь? Стал бы он кем-то другим, смог бы сбежать из своего лабиринта? Даже будучи невидимыми, стены все равно оставались стенами, и Марк блуждал бы в них точно так же, как сейчас. Даже ничего не зная о безумии деда, он все равно был похож на него, все равно унаследовал это… проклятье.
И сейчас, вновь поднятное из глубины на поверхность, в мыслях вспыхивало то, о чем он не хотел думать: были ли у Ксавье такие же провалы в памяти? Приступы агрессии? Диссоциация? Желание схватить Беатрис вот так и…
Марк стиснул руку в кулак, отгоняя мучительный образ, пытаясь сосредоточиться на настоящем, заземлиться.
– Некоторое
