— Но теперь я ни о чем не жалею, — всегда одинаково заканчивала она долгий рассказ и прикасалась тонкими иголочками коготков к его коже, и электричество любви проникало в него.
О себе он рассказывал осторожно, она бы не вынесла всей правды, ее никто не вынес бы, не то что мирная девушка, даже надевавшая ради маскарада какой-то игрушечный мундир. Ну, воевал… Ну, стрелял, значит, и убивал, а как же… Знаешь, там выбирать не приходилось… Ты бы на них посмотрела, звери просто… Извиняюсь, к тебе не относится, конечно. Это? Это от пулемета, называется РПК, ручной Калашникова, вот тут вошло, а тут вышло, видишь?.. Знаешь «Калашникова»? Ну вот, только это пулемет был… Ну, не плачь, не плачь, взяли мы потом этого стрелка…
Тут он резко заткнулся, успел сообразить. Она смотрела на него, не отрываясь, ночной уличный свет мерцал в ее глазах кровавыми отблесками.
— Я знаю, что вы потом сделали с этим чеченом, — сказала она. — Я знаю.
— А его что же, наградить надо было? — Он начал заводиться. — А если б они меня раненого взяли, наградили бы? Ты их награды видела? По телевизору показывали, как они ваших четверых наградили, головы на обочину выставили. Видела, ну?
Она не отвечала, и он увидел маленькую рубиновую слезу, выкатившуюся из рубинового глаза.
После очередного дежурства Игорь задержался — сели с другом и сослуживцем по «Трем богатырям» Колей Профосовым в клеенчатом павильоне пивка попить и перетереть возникшую проблему, для чего лучше Коли товарища не найдешь. Во-первых, Николай давно уже семейный человек, две взрослых дочки, не говоря о жене, и потому совет по личному вопросу может дать грамотный. Во-вторых, до ухода в частный сектор Профосов Н.П. служил в спецбатальоне ГИБДД и по долгу службы был информирован о жизни высокопоставленных персон типа вип, так что в принцессах понимал лучше, чем, к примеру, даже общий их знакомый Нерушимов Аркадий, хотя тот, конечно, уже три звезды милицейские получил, живет состоятельно и корешится с конкретными людьми. Наконец, в-третьих, есть кое-какие сведения или, точнее, слухи, что во время дорожно-постовой службы имел место со старшим лейтенантом Профосовым случай встречи с нечистой силой в виде не то скелетов каких-то, не то призраков, после какового случая из органов его списали, о чем он вспоминать, конечно, не любит, но с другом и тет на тет опытом, скорее всего, поделится.
Мужики сели за дальний стол уединенно, чему способствовала их черная серьезная форма, не располагающая случайных людей к навязчивому общению.
— Что, есть проблемы? — Николай Петрович тянуть резину не стал, а перешел к делу сразу, едва сняв нижней губою с усов пену после первого глотка. Не такое теперь время, чтобы вокруг ходить и около, все такие деловые стали, просто конец света. Тем более, что в девять бокс по «Евроспорту» хороший, да и сам Игорь Алексеевич Капец тоже на часы, только сели, глянул.
И рассказал счастливый влюбленный свою несчастную историю от начала и до конца. Буквально в пятнадцать минут уложился, включая описание далекой страны. А Коля выслушал все внимательно и молча, подождал, пока Игорь за третьими кружками сходит, и, только третью начав, задал наконец вопрос.
— А на каком же языке она с тобой говорит? — спросил он. — На шведском, допустим, или какой там у них язык?
Игорь очень удивился, потому что ответить на этот простой вопрос сразу не смог.
— На шведском?.. — повторил он, подумал немного и засмеялся. — Да на каком, к херам, шведском, Коля, ты что? У меня в училище-то и по английскому трояк был, я ведение допроса чуть не завалил… По-русски она говорит вот точно как мы с тобой, и слова все знает, и акцента нет никакого…
— Это странно, — помолчав и допивая третью, сказал Коля. — Ну, ладно… А в койке она как? Ловкая или так лежит, без интереса?
Тут уж Игорь не выдержал.
— Ты чего, Колька, вообще охерел, в натуре, такое спрашивать? — заорал он, чуть не развалив кулаком синий пластмассовый столик, но тут же сбавил, оглянулся, поймал еще катившуюся к краю столешницы пустую кружку и продолжил тихо: — Она ж лягушка, мудило ты ментовское! Я ж ее люблю и спрашиваю у тебя совета, как у человека, а ты…
— Значит, не трахал, — снова помолчав, сделал вывод Коля и окинул взглядом пустые кружки. — Сходи по последней, а, Игорек?
Взяли по последней, стемнело уже. Игорь начал торопиться, вдруг представив себе, что она сейчас проснулась в своем стеклянном ящике, ей одиноко и страшно, да и проголодалась, наверное, за день-то…
И тут Николай Петрович Профосов нарушил уже ставшее обременительным молчание.
— Любишь? — спросил он кратко и решительно, явно не ожидая никакого ответа. — Любишь? Женись!
Ну как вам нравится такой советчик?! Принял два литра и советует. Мы даже знаем, откуда он взял эту формулу «любишь — женись». Имелся у нас с ним общий знакомый, милейший человек, внешне на профессора был похож, а выпивал серьезно, но при этом физически оставался необыкновенно сильным, в молодости три ходки закалили. Так вот он, как увидит, что кто-нибудь на женщину или девушку смотрит, тут же хватает эту бедную даму за талию, сжимает так, что у нее ребра трещат, как хворост в огне, и говорит тихо и серьезно: «Любишь? Женись». Такая у него шутка была… Уж восьмой год скоро, как помер. Царствие ему Небесное, хороший человек был, часто вспоминается.
Но ведь тут-то не шутка, какие шутки, когда решает Капец Игорь Алексеевич судьбу свою?!
Впрочем, как оказалось, и Профосов Николай Петрович не шутил. Сгребя в сторону кружки, чтобы не мешали тесному сближению голов, он быстрым и вполне трезвым шепотом изложил приятелю свои соображения о плане дальнейших оперативных действий. Не будем вдаваться в подробности, тем более что, если честно, многих подробностей мы и не расслышали. Так, уловили кое-что: поцелуй… посольство… Аркашку подключить… приглашение на государственном уровне… с Людмилой обязательно поговори, она толковая тетка… опять что-то про поцелуй… и будешь ты, Игоряха, вашим величеством, понял-нет?
Ох, боже ж ты мой! Ну почему, почему?! Почему не бывает счастливой любви, а что счастливое, так то и не любовь вовсе? Почему любовь зла? И что значат эти двусмысленные слова? То ли означают они, что плохая, мол, вещь, любовь эта, того и гляди, какого-нибудь козла полюбишь… То ли — что любовь есть порождение и принадлежность зла, сиречь диавола. Любовь Зла… Что до нас, то мы все больше склоняемся ко второму толкованию, сплошь и рядом наблюдая в окружающей действительности именно любовь Зла. Любовь Зла к Добру, губительную страсть, удовлетворяя которую любовники то и дело меняются местами и ролями, так что уже и не разберешь, где кто, чей мелькает и колотит яростно по сторонам мохнатый хвост, чьи белоснежные крылья трепещут…
Ах, беда. Плохо, господа, устроено бытие наше. Но это, может, и правильно — расставаться легче будет с юдолью неисчерпаемых наших слез, хотя и не хочется пока, не хочется.
Она задремала на полуслове, а он все лежал на боку, подперев щеку рукою, и смотрел на нее. Потом, стараясь не зашуметь, придвинулся, вытянул смешно, как ребенок, губы и чуть коснулся ими тонкой кожи — влажной, будто в ночном легком поту, но в мелких, словно от озноба, пупырышках.
И тут же откинулся и заснул как убитый.
А поздним утром, разбуженный беспощадным и всюду проникающим серым светом пасмурного неба, проснулся один.
Окно было распахнуто, и нигде ее не было, ни в одном закоулке обысканной им комнаты. И под окном не было никого и ничего, только показалось ему, что просыхают на сырой с ночи земле маленькие следы босых человеческих ног, но и следы эти скоро затянуло прахом.
Сидя на краю кровати в растянутых трикотажных трусах, из которых вываливались уже никому не нужные части его тела, он потянулся к лежавшим на стуле сигаретам, но ухватил вместо них зачем-то пульт от телевизора и, все еще не понимая зачем, ткнул в первую попавшуюся кнопку.
На пыльный, но понемногу прояснившийся экран вылез довольно противный парень с микрофоном в руках.
— …с неофициальным визитом, — сказал парень. — На время пребывания в нашем городе ее высочество остановилось… она остановилась… в резиденции посла…
Произнеся последние слова, говоривший вместе с микрофоном отъехал назад, так что стал виден в полроста. Одет он был хорошо, как никто в буднее утро не одевается, — в светлом пиджаке и рубашке с галстуком. А позади светлого пиджака обнаружился старинный желто-белый двухэтажный дом с наглухо закрытой лакированной дверью, над которой плескался флаг цветов моря и неба, с крестами, львами, щитами и венками.
— …откуда, после короткого ознакомления с некоторыми достопримечательностями столицы, отбыла… отбыло… в аэропорт Домодедово, — закончил парень и вдруг ни с того ни с сего обратился в кому-то с вопросительной интонацией: — Зинаида?..
