Прикомандированный к районной комендатуре со своими бойцами Великанов был послан на деблокирование комплекса административных зданий. В осаде находилось здание ФСБ и другие правительственные организации. Душманы шли на штурм, но раз за разом откатывались, неся потери.
С продвижением не складывалось. Боевая машина десанта и БТР-70 выскочили из комендатуры, скрытые туманом от дымовых шашек. Не помогла маскировка – головная БМД тут же схлопотала в броню выстрел противотанкового гранатомета, слава богу по касательной.
Двигались десантники медленно, как черепахи, постоянно увязая в стычках и перестрелках незнамо с кем. Хаос. Неразбериха, везде что-то взрывалось, ухало, рушилось. Казалось, стреляли отовсюду.
Вторую «морковку» (гранату из «РПГ») головная машина схватила через полчаса, прямо в моторный отсек. Повезло, все остались живы, но машина застыла грудой горячего металла. А вслед за этим два выстрела остановили и вторую «коробочку». И Великанов понял, что они полностью потеряли маневр и влипли по-взрослому.
Вокруг стали сжиматься значительные силы душманов. БМД-2 еще огрызалась выстрелами тридцатимиллиметровой пушки и пулемета «ПКТ», дробящими камень и разрывающими тела на куски. Но вскоре смолкла, получив еще один заряд. Наводчика ребята вытащили из бронемашины еще живого, но без сознания.
Вокруг простирались развалины панельных зданий – следы новогоднего штурма 95-го года. Там десантники и ушли в глухую оборону. У Великанова из полутора десятков бойцов было уже пять раненых. К счастью – опять везение, ни одного «двухсотого».
Эфир был переполнен криками о помощи и страшными вестями:
– Памир. Окажите поддержку. Нас убивают. Славяне, помогите. У меня тут три десятка русских ребят. Пять «двухсотых». Мы же все русские…
Сердце сжималось в груди Великанова от того, каким тоном это было сказано. Но сделать он не мог ничего. В городе творилось светопреставление. Смерть кружила над Грозным, как штурмовик, орудуя своей косой направо и налево.
Душманы лезли на Великанова и его десантников, как бешеные крысы. Впереди шли обкуренные молодые чеченцы, которым было море по колено. За их спинами скрывались опытные наемники. Хуже всего, что с двух точек, с пристрелянных позиций, лупили опытные снайпера. Нужно было что-то делать. Притом срочно!
Великанову показалось, что на крыше двухэтажного дома он засек одного снайпера. Так и есть. Снять бы его из гранатомета. Но «Муху» в помещении, где десантники держали оборону, не используешь. Всех бойцов изжарит реактивным хвостом.
Вздохнув поглубже, Великанов поднял с пола тубус «Мухи». Прочел сильно сокращенную молитву, всего из трех слов: «Господи, спаси и сохрани». И ринулся из укрытия. Присел на колено. Всадил выстрел из гранатомета точнехонько в позицию снайпера.
Что было потом, он не помнил. Говорят, что его снял второй снайпер. Да еще рядом рванула граната из подствольника. Результат – тяжелое пулевое ранение и контузия.
Очнулся он в полубреду. Долго его душа бродила в сумрачных краях между явью и реальностью, между жизнью и смертью. Но он выкарабкался. Он всегда выкарабкивался.
А когда пришел в себя и его сознание обрело прочную сцепку с действительностью, навалились новости. И с ними пустота внутри.
Он узнал, что, когда душманы выдохлись, понесли сокрушительные потери и федералы были готовы окончательно решить вопрос незаконных вооруженных формирований, основные силы которых скопились в Грозном, из Москвы припорхнул генерал с птичьей фамилией. Он в интервью принародно объявил, что русских солдат доблестные чеченцы вот-вот поведут по улицам города, как пленных немцев в Сталинграде, но он этот вопрос утряс по понятиям, и будет подписан справедливый и вечный мир с сепаратистами.
Такого заряда безответственности, цинизма, наглости и глупости даже в суровые 90-е видеть приходилось нечасто. Иудин мир был подписан под аплодисменты внешних и внутренних «доброжелателей и друзей» государства Российского. В общественном сознании при помощи средств массовой информации душманы быстро прошли стадии развития от бандитов до сепаратистов и, наконец, до гордых воинов национально-освободительного движения. Москва тут же продала по дешевке всех тех чеченцев, кто боролся за нее. По запросам правоохранительных органов Ичкерии (то есть легализовавшихся банд) милиция в русских городах стала отлавливать тех чеченов, кто воевал за Россию, и под видом преступников конвоировать в Грозный на растерзание. А Великанова списали из десанта по здоровью. Учли боевые заслуги. И нашли теплое место – в военкомате в родном городе. Живи да радуйся. Заведи себе домик на пяти сотках. Выращивай яблоки. Бери взятки. Чем не жизнь?.. Но ему это было не по душе.
А потом это безжизненное спокойствие вмиг рухнуло…
Прочь воспоминания. Надо жить сегодняшним днем. Вчерашним живут старики, а Великанов себя пока к таковым не относил.
– Сержант Уэбо! – крикнул он.
К нему подскочил рослый мускулистый сержант, один из лучших воспитанников, неустанно прикрывавший ему спину во всех операциях.
– Продолжайте занятия вместо меня, – сказал Игорь сержанту, зная, что тот, польщенный доверием, выжмет всех до седьмого пота. – Вам в помощь сержант Кага.
Получив власть, негры всегда старались использовать ее на сто пятьдесят процентов, особенно если под их единоначалием оказывались представители других кланов.
Всё, сегодня расслабление. Слишком жарко и муторно.
Великанов, насвистывая привязавшийся мотивчик, отправился к себе в кабинет под защиту кондиционера. В холодильнике его ждал ящик холодного местного лимонада из смеси тропических фруктов.
Развалившись в кресле, он стал цедить через трубочку лимонад. Ему было не по себе. С утра его точил какой-то червячок. Предчувствие грядущих неприятностей. У кого-то шея их чует, у кого-то иная, более объемная часть тела. У Великанова возникал холодок в солнечном сплетении.
Интересно, в чьем обличье возникнут эти самые неприятности? Кто будет вестником перемен?
На плацу послышалось: «Смирно!» Судя по истошности приветственных криков и докладов, в часть нелегкая занесла какую-то шишку из Минобороны.
Великанов даже не напрягся, чтобы встать. Гадать не стал, кто принесет на хвосте дурную весть. Сейчас и так все прояснится.
– Колдун, однако, – шепотом оценил он свои способности, когда в дверь постучали. – Входите!
На пороге появился, пальцы на ремне, живот вперед на метр – полковник Лванга собственной персоной.
– Привет, белый брат, – улыбнулся он добродушно, протягивая руку-лопату.
Великанов приподнялся, пожал его ладонь и, плюхаясь обратно в кресло, кисло осведомился:
– Ну, что у нас плохого?
– А почему ты решил, что я с недобрыми вестями?
– Ты меня хочешь в этом разубедить?
– Пойдем прогуляемся. – Полковник обвел кабинет критическим взором – мол, не место для разговора. Великанов постоянно обшаривал все свои места пребывания в поисках прослушивающих устройств, но лучше, конечно, приватные беседы вести на свежем воздухе.
– Легко. – Великанов без всякого воодушевления застегнул форменную рубашку, поправил кобуру с «кольтом». Променад по африканской жаре – не самый лучший вид прогулок. Но что поделаешь – надо так надо.
На плацу проходил строевой смотр первой роты. Как говаривал незабвенный полковник Зуб: «Строевой смотр полка – это вроде конкурса красоты, но, конечно, поскромнее». В отличие от большинства других подразделений внешний вид бойцов крылатой пехоты более-менее соответствовал понятию военнослужащего.
На полосе препятствий тоже кипела жизнь. Сержант Уэбо к обязанностям своим отнесся с должной ответственностью. Пара солдат, которые, как ему показалось, нерадиво выполняли приказания, теперь занимались привычным стандартным упражнением – лечь, встать. Еще одного, особо ленивого, второй сержант самозабвенно и больно колотил по пяткам палкой. Когда жертва экзекуции вскрикивала от боли, ей доставалось еще больше со словами:
– Белый командир говорит, солдат терпеть должен.
Услышав это, Лванга широко улыбнулся:
– Успехи налицо. Уважают.
– Относятся ко мне, как к стихийному бедствию, которое надо задабривать, чтобы выжить.
– Да уж… Недаром тебя тут духом разрушения – Чупакой – называют.
– Я много старался, – хмыкнул Великанов. – Ну так что стряслось?
– Пока не стряслось. Но все идет к тому… Игорь, ты очень много сделал для моей страны. Что бы ни думали о нас вы, белые, мы не просто дикари, научившиеся ездить на машинах и отличать компьютер от телевизора. Лучшие из нас смотрят в будущее. Думают о том, в каких странах, с какими общественными ценностями будем жить. О том, чем и как будут жить наши народы. Я патриот. И люблю эту землю.
– Я знаю. И уважаю твои чувства. – Великанов говорил вполне искренне. Полковника действительно можно было отнести к лучшим представителям этого континента. Беда этих мест в том, что таких людей немного, и они редко обладают должной властью.
