Тот сидит набычившись и молчит.
— Разве у тебя нет имени? — подходит к нему учитель.
Дудан скукожился, как улитка, и рта не раскрывает.
Когда мы учили азбуку, а потом начали читать, Дудан водил глазами по буквам, по словам, но губ, хоть ты тресни, все равно не разжимал, вслух не читал и у доски стоял, словно воды в рот набравши. Считал он тоже про себя. Когда Дудана вызывали, руки у него тряслись, как в лихорадке.
Делать нечего — учитель пригласил в школу дедушку Дудана.
— Внук у вас, случаем, не немой? — спрашивает его учитель.
— Помилуй бог, учитель!
— Я до сих пор не слышал от него ни единого звука, не представляю даже, что у него за голос. Вот смотрите, при вас спрашиваю: — Как тебя зовут, мальчик? Что мы сегодня проходили?
Дудан не отвечает.
Дед мнет в руках шапку и упрашивает:
— Ну скажи хоть полсловечка! Дудан молчит.
Дед прикрикнул на него, и Дудан заплакал.
— Ума не приложу, какой бес в него вселился? — изумленно развел руками дед.
Все письменные работы Дудан выполнял на «отлично». Вероятно, поэтому учитель не оставлял его на второй год.
В третьем классе к нам пришел другой учитель. Не было урока, чтобы он не вызвал Дудана: «А ну-ка, Дудан, прочитай нам. Какой у тебя ответ, Дудан? Расскажи нам стихотворение, Дудан».
Дудан встанет, постоит столбом и, не проронив ни звука, сядет. Насупится и промолчит все уроки напролет. Чего только не делал учитель, на какие хитрости не пускался, чтобы его разговорить! Скажем, велит нам читать всем по порядку, дойдет черед до Дудана — он ни гугу. Начнем по очереди стихи читать — Дудан ни звука. Выйдем на перемену, учитель как бы невзначай подойдет к нам, чтобы хоть так убедиться, что Дудан не немой, — да куда там!
— Что ты все молчишь, почему учителю не отвечаешь? — удивлялись мы.
— Да так, — мямлил Дудан.
Учитель досадовал, но терпел. Иногда его, правда, прорывало.
— Не нужны мне в классе немые ученики, — бросал он в сердцах. — И упрямцы не нужны.
Однажды утром был у нас урок физкультуры. Учитель вывел класс во двор и устроил соревнования по прыжкам в длину. Построил нас в затылок друг другу и мелом провел черту, с которой мы должны были прыгать. Каждый старался прыгнуть дальше всех. Учитель отмечал. Когда прыгнул Дудан, учитель спросил:
— Докуда ты прыгнул, Дудан?
Не знаю, что стряслось с нашим товарищем, верно, он здорово увлекся игрой, только Дудан вдруг ткнул пальцем в землю и произнес:
— Досюда.
Обрушься на наших глазах скала, мы и то меньше бы удивились, чем услышав от него это простое слово. Дудан и сам стоял как громом пораженный, потом густо покраснел и убежал.
С того дня все пошло как по маслу — он стал отвечать на уроках. Отчего же он так долго молчал, спросите вы? От страха. Когда у Дудана умер отец, а мать во второй раз вышла замуж, он остался жить с дедушкой. Рос Дудан непоседливым, озорным, чем и доставлял деду уйму хлопот. Многих трудов стоило деду угомонить внука, а когда совсем уж ничего не помогало, он стращал его:
— Ну, погоди, сорвиголова, в школу пойдешь, там тебя учитель живо порядку научит! Учитель не дедушка, цацкаться не будет, попляшешь ты у него! Почему, думаешь, у меня на руках столько рубцов? Это еще с тех пор, когда учитель меня, мальчишку, розгами охаживал. А откуда ожоги на лице? Разозлится, бывало, учитель да головой в печку и сунет. И тебе того же не миновать, коли не переменишься.
6
Сегодня учитель отпустил нас за несколько минут до звонка, и мы пулей вылетели из школы. Во дворе уже толпились сельчане. Раз в неделю наш учитель проводил с ними занятия по гражданской обороне и противовоздушной защите.
Школьный сторож открыл в классе окна. Стоит чудесный день. Солнце опустилось на верхушки тополей и словно бы отдыхает. В цветущих акациях жужжат пчелы, разнося по округе их аромат. Вдалеке мычит скот. Хозяева загоняют его во дворы и спешат в школу на занятия. Учитель рисует на доске что-то замысловатое, объясняет, какие существуют средства нападения и как следует от них защищаться.
Я, Русале и Джеро сидим под окном класса и слушаем. Руки у Русале трясутся от страха, раза два замахивался он запальником, но ударить так и не решился. Джеро, как командир артиллерийской батареи, поднимает руку и командует:
— Пли!
Грохнул взрыв, точно ударила настоящая пушка.
Сельчане повскакали из-за парт. Но мы уже, не разбирая дороги, неслись прочь из села.
На другой день в классе стояла гробовая тишина. Учитель медленно прохаживался по рядам, разглядывал нас, будто бы впервые видел, и кусал губы. Казалось, мы всем скопом провалились в колодец, а сверху глухо раздаются шаги учителя.
Внезапно тишина взорвалась.
— Кто это сделал? — чеканя каждое слово, спросил учитель.
В классе ни звука.
— Я спрашиваю, чья это затея?
Меня обдает сильным жаром, верно, я покраснел как рак. Боюсь пошелохнуться, не мигая пялюсь на доску.
Учитель перестал мерять класс шагами и сел за стол.
— Пусть тот, кто устроил вчера взрыв, признается сам, добровольно. — Голос его становится чуть-чуть мягче.
— Это сделал я, учитель, — поднимается из-за парты Джеро.
— Ну и с какой же целью, позволь узнать?
— Я больше не буду…
— Ладно, а кто еще с тобой был?
Джеро опустил голову. Слышно было, как жужжат и бьются о стекло мухи.
— Пусть сознаются и остальные, — упорствует учитель.
Я не знал, куда девать руки, и от волнения колупал краску на парте.
— Русале, ты был с Джеро? Русале не отвечает.
— Так был или нет?
— Ну, был.
— А почему сам не признался? Бери пример с Джеро. Ведь говорил же я вам, что о человеке судят по тому, насколько он честен. Как ты думаешь, Русале, хорошо вы вчера поступили?
— Нет.
— А честно это — набедокурить и сбежать?
— Мы больше не будем.
— Кто был третий?
— Я, — подает голос Дудан.
— Ты? — От удивления учитель даже привстал.
— Да, учитель, — заливается краской Дудан. Учитель подошел к нему и положил руку на плечо:
— Зачем ты на себя наговариваешь, ведь ты тут ни при чем?
— Потому что… — Дудан осекся.
— Так почему же?
— Роме жалко. Вижу, бледный сидит, того и гляди, сознание потеряет.
— Эге, значит, товарищеская солидарность. А ты что молчишь, Роме? Смелости не хватает сознаться?
— Я, учитель, себя в душе ругаю. И сам не понимаю, что меня дернуло так глупо пошутить.
— А в самом деле, зачем вам понадобилось беспокоить взрослых людей?
— Честно говоря, нам просто хотелось их попугать. Пусть, думаем, на деле убедятся, что может произойти, когда начнется вражеская бомбардировка.
— Это надо же! — Учитель только за голову схватился.
7
В той части двора, где у нас стоят ульи с пчелами, бываем только мы с отцом. Маму или сестру сюда и калачом не заманишь. Боятся они пчел как огня. Раз пчела укусила сестру в веко, так та, бедняжка, чуть без глаза не осталась. Жало мы вытащили, но веко так вздулось, что две недели глаз не открывался. Какими только травами не лечили сестру, каких примочек не перепробовали! А отек не спадает, и все тут. «Видать, кровь у тебя сладкая, — говорил отец сестре. — Меня вот пчелы, поди, каждый божий день жалят, а хоть бы раз волдырь вскочил». Что правда, то правда — отец никогда не надевал ни перчаток, ни сетки, а в бегство ударялся лишь в том случае, если из ульев разом вылетали все пчелы. Ну, с сестрой дело ясное. А почему недолюбливала пчел мама, и по сей день остается загадкой. «Коли господь бог нам хлеба вдоволь не дал, — говаривала она, — то уж меду и подавно не жди».
Бабушка любила повторять: «С пчелами надобно ухо востро держать, нраву они чудного, не всякому их постигнуть дано». И как в воду глядела. В одно прекрасное утро из самого большого улья вырвался огромный пчелиный рой, прогудел над нашими головами, словно набирающий высоту самолет, и опустился на сливовое дерево в саду нашего соседа Лешо. Отец бросился было к соседу, но тот запер ворота на засов и не пустил отца.
— Верни мне рой, — попросил отец Лешо.
— Какой еще рой?
— А тот, что у тебя на сливе сидит. Мой он.
— С какой это стати твой? Был бы твоим, так и сидел бы у тебя, а не на моей сливе, — ответил сосед Лешо.
— Не ломай комедию, — разъярился отец и схватился за дубину.
Тут подоспела мама и увела отца домой. Только мой отец не из тех, кто легко примиряется с несправедливостью.
Вечером сосед Лешо собрал пчелиный рой в корзину.
— Или он вернет мне пчел, или я убью его! — кричал отец.
Бабушка от греха подальше спрятала пистолет и умоляла отца отступиться: будь они неладны и пчелы эти, и сосед Лешо с его местью!
Отец и слышать о том не желал. Он пошел в общину и спросил:
