вокруг. Руки, как покойник, скрестит на груди. И начинает с надрывом читать по себе канон, который читают над умирающим человеком при разлучении его души от тела.
— А это еще зачем? — не поддерживая предлагающей разделить веселье улыбки Александра, ужаснулась Вера.
— Ну так, наверное, на всякий случай! — пожал плечами Александр и объяснил: — Дело в том, что никому не известно, в какой час и даже миг приберет нас к себе Господь. Ведь умирают и старые, и молодые. И смертельно больные, и совершенно здоровые. Порой ни с того ни с сего — мгновенно. А этот канон очень помогает душе, которой становится тогда особенно страшно!
Вера внимательно посмотрела на Александра и, вдруг став необычайно серьезной, сказала:
— Александр, если когда со мной… ну когда я буду умирать, пожалуйста, прочитай тогда и надо мной этот канон.
— Да ладно тебе! Это неизвестно еще, кто из нас по кому читать его будет! — оборвал ее Александр, но Вера, не обращая внимания на то, что это усилит кашель, повысила голос и умоляюще потянула к нему руки:
— Прошу тебя! Дай слово!!!
— Ну, ладно! Хорошо… Даю, раз ты просишь! — пообещал Александр и неожиданно улыбнулся: — А вообще-то, это хорошо, что ты вдруг заговорила о смерти!
— Что? — вздрогнула Вера и зябко поежилась.
— Да-да, — подтвердил Александр. — Обычно мы боимся не то что говорить или читать, но и даже думать о ней! Стараемся побыстрей перевести тему такого разговора или поскорей перелистать страницы книги, где говорится о ней, а то и вовсе захлопнуть ее!
— А что, разве это не правильно? — удивилась Вера.
— С мирской точки зрения неверующего человека все, вроде бы, верно. Но если взглянуть на это с иной стороны… — Александр оборвал себя на полуслове и быстро спросил: — Вот ты, например, какую бы предпочла смерть — неожиданную или в полном сознании?
— Конечно, внезапную! — не задумываясь, ответила Вера и, видя, что Александр, словно учитель перед неправильно отвечающим на вопрос учеником, отрицательно покачивает головой, обеспокоенно спросила: — Что — опять что-то не так?
— Конечно, нет! Да, смерть, безусловно, страшна. Во-первых, наша душа, которая прекрасно знает, что она бессмертна, всячески противится даже мыслям о ней. Во-вторых, это — переход в иной мир, неведомый, незнакомый. Тут из города в город или из страны в страну перебраться — и то порой страшновато. А здесь — совсем иные масштабы и главное значение для всего нашего существа! И, тем не менее, православные люди, понимая, что после смерти только и начинается настоящая жизнь, а эта земная жизнь лишь подготовка к Вечности, всегда думали и думают совсем иначе!
Александр, неожиданно сорвавшись с места, сбегал в комнату и, вернувшись, для большей убедительности показал Вере монету — старинную копейку 1759 года.
— Вот, смотри — сказал он, — наши предки, мало того, что старались жить по заповедям и, согрешив, сразу спешили каяться, но и просто мечтали успеть перед смертью исповедаться и причаститься. А затем — в полном сознании идти к любящему и ждущему их Богу. Раньше считалось величайшим горем, если человек уходил из жизни, не успев сделать этого…
— А как же тогда на войне? — резонно спросила Вера.
— На войне наши предки как раз и успевали! — успокоил ее Александр. — Они заранее, особенно зная, что предстоит наступление или наоборот отражение тяжелого натиска врага, причащались у полковых священников. И после этого шли в бой уверенные, что если и сразит их сейчас пуля, то они сразу спасут свою душу, ибо, как я тебе уже говорил, Господь сказал, что нет больше той любви, как если кто положит жизнь свою за дру̀ги своя…
Вера, не зная, что и возразить на это, задумчиво молчала, и Александр, посмотрев на часы, подытожил:
— Так что мыслить и как можно чаще думать о смерти — но не той безысходной, о которой совершенно бездоказательно твердят атеисты, а Вечной, наоборот полезно. Тогда вся жизнь приобретает совсем иной смысл. А это очень и очень важно! Некоторые монахи и старцы, которым было многое открыто, чего мы не видим, те вообще ставили у себя в кельях гробы и спали в них. Чтобы постоянно помнить о смерти! И многие из них на вопрос, как спастись, прямо отвечали словами из Священного Писания: «Помни последняя твоя — то есть, исход и страшный суд — и вовеки не согрешишь!»
— Да-а… — подала, наконец, голос Вера. — Как же многого еще, оказывается, я не знала!
Александр посмотрел на нее и снова улыбнулся:
— То ли еще будет! Но что мы все о смерти да смерти? Рано нам с тобой о ней говорить! Нам еще в этой жизни надо немало сделать. Так что лучше давай ешь, набирайся сил и поскорей выздоравливай!
Он взял самое большое яблоко, старательно протер его полотенцем и протянул Вере.
— Нет, — покачала головой та. — Хоть это и самая любимая моя вещь, не могу.
— Может, кожуру снять? — предложил Александр.
— Да нет! — вздохнула Вера. — Все равно не получится…
— Ну хоть кусочек! — продолжал настаивать Александр. — Знаешь, как мой отец меня с детства учил: «Яблоко, съеденное натощак, прибавляет год жизни!»
При этих словах в глазах Веры загорелась надежда. Она протянула руку, взяла крошечный кусочек, который с готовностью протянул ей Александр, положила в рот, тщательно разжевала, но при попытке проглотить закашлялась…
— Нет…Видно, мне уже не прибавить даже частичку этого года! — когда приступ кашля прошел, прошептала она. И на ее глазах появились слезы.
— Вера, прекрати мне такие настроения! — нахмурился Александр и достал из кухонного стола терку: — Давай я тебе тогда из него хоть пюре натру!
— Нет! — отказалась Вера, с сожалением глядя на яблоко. — Это уже совсем не то. Да и не натощак. Я ведь уже и воду с таблетками пила, и кусочек хлебка, размоченного в ней, съела…
Она терпеливо дождалась, когда Александр закончит читать молитвы после вкушения пищи, и просительно сказала:
— Ты вот что… иди-ка ты поскорей на работу!
Александр с недоумением взглянул на хозяйку, и та, торопливо поправляясь, объяснила:
— Ведь тогда скорее вернешься. И мы будем снова читать акафисты и молитвы! Я чувствую, сейчас для меня — это самая лучшая еда и лекарства!..
10
На следующее утро Клодий протрезвел, и Альбин несколько дней рассказывал ему о Боге, о сотворении мира, первородном грехе и приходе Христа, чтобы спасти человечество.
— Странно, — удивлялся тот. — Я много читал разных книг о разных верах. Но никогда не слыхал ничего подобного!
— В этом нет ничего странного, — отвечал Альбин. —
