– Конечно, не собирается, – сказал Данил. – Ну и что? Настоящая, штучная клевета как раз и должна быть, во-первых, смачной, во-вторых, фантастичной.
Обвинения в неуплате налогов, педофилии или контрабанде водки даже здесь выглядят уныло и читающей публике насквозь неинтересны. Зато радиация – это звучит. Ядерные отходы – это звучит…
– Мне так и не удалось выйти на источники… – сказал Багловский.
– А я вас за это и не собираюсь виноватить, – великодушно сказал Данил. – Возможности у вас довольно скромные, а источник, надо полагать, закопался глубже, чем достает ваш экскаватор… В общем, пока что меня вполне устраивает тактика вашей «паблик рилейшен». Оксана Башикташ и в самом деле чертовски сексапильна, я уверен, репортерам еще долго не надоест любоваться ее ножками и домогаться телефончика. Скажу вам откровенно, будь я помоложе, тоже, глядишь, домогался бы. Но этой тактики не хватит надолго, пока что нас цепляют исключительно маргинальные газетки, то есть народофронтовская туалетная бумага. Однако те западноевропейские газеты, что легонько по нам проехались, к желтым уже не отнесешь. Значит, в игре приличные деньги. Если здесь, в стране, наши таинственные противники не станут ограничиваться маргиналами, а впрыснут хорошие бабки в читаемые, коммерческие, популярные газеты – легко предвидеть, чем кончится. Те же самые прыткие современные мальчики весьма искусно и квалифицированно польют Оксану грязью, невзирая на ее юбчонки и вырезы. Есть такое свойство у денег – подавлять здоровые, нормальные инстинкты. Высмеют, грязью польют…
– Резонно, – задумчиво сказал Багловский.
– Еще как, – кивнул Данил. – Мало того… Где-то идет утечка информации, Виктор. В первый день я был с вами излишне резок, извините… Поторопился, понервничал. Все сложнее, где эта чертова утечка, определить пока невозможно. То ли в вашей структуре… то ли метастазы пошли глубже и протечка – в самом «Интеркрайте». Не удивлюсь, если Климов… – Он досадливо махнул рукой, помолчал. – Короче говоря, до окончательного выяснения отсекаем от операции всех нижних чинов. Только мы трое, командный состав, – поскольку я в вас уверен, да и в себе, знаете ли, тоже… – Он двумя пальцами достал из бумажника небольшую фотографию. – Этот человек прибывает завтра утром московским поездом. И так уж легли карты, что о его прибытии стало известно другой стороне. Не спрашивайте, откуда я это узнал, все равно не скажу, дело тут не в недоверии, у каждого командира должны быть свои секреты… Если он сойдет с поезда нормальным путем, на вокзале, засветится моментально. А этого нельзя. Нам нужно выиграть хотя бы сутки, только сутки.
– Значит, насколько я понимаю, его поездку отменить нельзя? – спросил Паша.
– Правильно понимаешь, – сказал Данил. – Он непременно должен приехать завтра. И хотя бы на сутки выпасть из поля зрения нашего противника. – Он нехорошо оскалился. – А там, с божьей помощью, и сможем кое-кому основательно прищемить хвост… Ну, понимаете свой маневр?
– Не совсем, – признался Багловский.
– Стратеги… – беззлобно ухмыльнулся Данил. – Если отменить поездку нельзя и на вокзале непременно будут торчать шпики… Ну, ребята, что-то вы резко поглупели. Надо снять его с поезда по дороге. Гениальная голова у вашего шефа, а?
– Черт, действительно… – сконфуженно фыркнул Беседин. – Я просто до сих пор немного теряюсь в такой ситуации…
– Понятно, – сказал Данил. – Мне и самому слегка непривычно… да и унизительно чуточку, чего там. Привыкли работать в открытую, не прячась, чувствуя за спиной мощный концерн… Что поделать, придется пока уподобиться большевикам образца года этак девятьсот третьего, когда весь мир идет на тебя войной… Итак, только вы двое. Меж российской границей и столицей много мест, где останавливается московский скорый?
– Дайте подумать… – наморщил лоб Багловский. – Так… Ромены – три минуты, Орешковичи – пять, Жабрево – три. Это – глядя от границы.
Расстояние, соответственно…
– Расстояние берите о т столицы, – уточнил Данил.
– Можно приблизительно? Точно я сейчас не помню.
– Приблизительно, конечно…
– Жабрево – полсотни километров, Орешковичи – сто двадцать, Ромены…
– Стоп, – поднял ладонь Данил. – Ромены можем исключить. Значит, так.
Возьмете машину, рассчитаете все точно. В Орешковичах один из вас сядет на поезд. В поезде отыщет нашего и до Жабрево в контакт не вступает: осматривает, выявляет возможную слежку и все такое прочее… Второй, из кожи вон вывернуться, должен к моменту прихода скорого в Жабрево уже быть там…
– Ну, в таком случае в машине нужно оставаться мне, – сказал Багловский. – Я-то здешние дороги знаю лучше.
– Резон, – кивнул Данил. – Значит, в поезд садится Паша, а вы, Виктор, устраиваете ралли по дорогам… да не в буквальном смысле! Исхитритесь правил не нарушать и ГАИ не попадаться. В Жабрево выходите все трое и катите в город. Вот, держите. – Он достал ключ на никелированном брелоке, подтолкнул его через стол к Багловскому. – Улица Талашкевича, восемьдесят один, квартира пять. Учтите, я вам отдаю свою персональную, личную и, подчеркиваю, единственную незасвеченную «хазу», так что вы уж постарайтесь, орелики, ее не засветить, иначе обижусь. Крупно.
– А дальше? – спросил Паша.
– Дальше? – повторил Данил. – Дальше вы поступаете в его полное распоряжение. На ближайшие сутки. Обеспечить передвижения, связь, контрнаблюдение… да все, что потребуется. Вплоть до девок, если такое желание возникнет. И никакого подобострастия, судари мои. Вежливость, корректность – и не более того. Он большой человек, но это еще не значит, что мы должны гулять перед ним на цыпочках, у «Интеркрайта» собственная гордость… Вопросы есть?
– Как он меня узнает? – спросил Паша.
– Никаких паролей-отзывов, – усмехнулся Данил. – Признаюсь, я в глубине души терпеть не могу все эти профессиональные хохмочки: «Это у вас продается беременная кенгура?» – «Нет, но моя бабушка наяривает „Мурку“ на виолончели». Боже, какие пошлости… Паша, ты ему просто покажешь этот самый брелочек. Он только выглядит стандартной поделкой, а на самом деле смастрячен по моему заказу в Шантарске и таит глубокий внутренний смысл, сторонним людям непонятный… Да, и вот еще что. Как учит житейский опыт, в ситуациях, подобных нашей, возможны разнообразные провокации. Поэтому по пустякам не демонстрируйте ваше умение вскидывать ноги выше ушей противника и побивать одним махом семерых вчерашним номером газеты. Короче, суперменствуйте только в тех случаях, когда опасность нешуточная. Надеюсь, вы оба – люди достаточно опытные, чтобы определить момент, когда вам всерьез соберутся оторвать яйца? Поняли? Вот и ладненько. Допивайте свои компотики и отчаливаем.
– Насчет завтра все понятно, – сказал Паша. – А сегодня что будем делать?
– А ничего не будем делать, – сказал Данил. – Ждать у моря погоды. Не вижу я пока что направлений, по которым следовало бы работать. Вот приедет барин, барин нас рассудит… Я серьезно. Мы пока что тыкаемся вслепую, как те индийские слепошарые обормоты из притчи. Помните? Которые забрели к слону в стойло, стали хватать его за разные места, кто за нос, кто за ухо, и на основании сих скудных тактильных наблюдений делать выводы о внешности животного… Вот только тут есть один нюансик. Мало того, что они прежестоко ошибались, один из них еще и подвергался смертельной опасности. Соображаете кто? Нет? Ну, орлы… Тот, кто по неосторожности ухватил бы носатого за гениталии. Реакцию слона угадать нетрудно. А посему мораль проста: не стоит слепому наобум лапать слона, можно и на яйца ненароком наткнуться – и получить хоботом по башке… Ну, пошли?
Они гуськом поднялись по узенькой лестнице и вышли на улицу к радости стоявших снаружи ближе всего к двери – компания из четырех человек обрадованно ринулась внутрь, на освободившиеся места. Данил первым свернул в длинную и широкую арку, напоминавшую скорее туннель: кафе располагалось прямо в жилом доме. Шаги звучали гулко, отдаваясь причудливым эхом, солнце уже село, и в туннеле было темновато…
Неожиданно вынырнувшая слева и двинувшаяся им навстречу параллельным курсом, как выразился бы Довнар, кучка людей поначалу не вызвала никакой тревоги, но через пару секунд у Данила сработало то самое шестое чувство профессионального телохранителя, неописуемое словами волчье чутье. Нет никаких внешних признаков опасности, но некий противный импульс встряхнул тело, прошел по нервам…
Он не стал увертываться от летящего прямехонько под дых кулака, хотя мог бы грамотно уйти в сторону. Всего лишь неуловимым движением сгруппировался, втянул живот под одеждой – так что кулак нападающего коснулся тела костяшками пальцев, и не более того. Причем ударивший мог голову прозакладывать, что качественно влепил прямиком в сплетение. В цирке это именуют «апач»…
