– А это зависит от того, что вам про меня наговорили.
– Почему непременно «наговорили», а не «рассказали»?
– Ох, да знаю я наши злые язычки, частная фирма кое в чем от коммунальной кухни мало отличается…
– Это точно, – философски сказал Данил. – Итак, Оксана… вас нужно называть по отчеству?
– Совсем не обязательно. Я от родителя не отрекаюсь, с чего бы вдруг, но все равно звучит и в самом деле смешно… Хватит с меня школьных дразнилок. – Она наигранно вздохнула, без нужды одернула строгий красный жакетик в черный горошек.
У Данила понемногу стало складываться впечатление, что под этим жакетиком либо ничего нет, либо наличествует самый минимум. Но главное, конечно, в другом. Ее стол чертовски похож на климовский – ничего лишнего, только то, что необходимо в данный момент, и вообще, если не знать заранее, что кабинет принадлежит женщине, ни за что этого не определишь при простом беглом осмотре. Никаких посторонних безделушек, даже сумочки не видно – видимо, лежит в шкафу. Стандартное обиталище делового человека, не имеющего на службе ни пола, ни возраста. Что ж, девочка непроста…
– Итак, Оксана… – произнес Данил нейтральным тоном. – Скажите-ка, вы ждете неприятных вопросов?
– Конечно.
– Почему?
– Ой, да не играйте вы в прятки! – досадливо поморщилась она. – Я о вас чуточку наслышана. Вы из безопасности или как там это называется… Хотя, конечно, судя по Сереже Климову и этому… – она на миг замолчала, – называется это как-нибудь нейтрально. Второй отдел, второе бюро, «общие вопросы» и «исследования»… И вам непременно Должны были открыть глаза на наши с Сергеем отношения. Так что вы с меня начали, а?
– Люблю я умных женщин, – сказал Данил. – И боюсь я умных женщин.
Подсознательно. Как всякий мужик… Так вот, что касается взаимоотношения полов. Месткомов давно уже простыл и след, а потому меня совершенно не интересует, чем занимаются взрослые люди в постели. Меня интересует другое: влияют ли в данном и конкретном случае постельные отношения на все прочее.
– То есть?
– Погиб человек, – сказал Данил. – Обстоятельства, мягко скажем, странноватые. Многое я за ним знал, но не было у него привычки в пьяном виде лазать по водоемам…
Он осекся: черноволосая красавица, выразительно на него глядя, приложила палец к губам. Ах, вот даже как… Мгновенно сориентировавшись, Данил продолжал, ничуть не сбившись:
– Да и в трезвом виде недолюбливал он воду…
Оксана тем временем что-то лихорадочно писала на нервом попавшем под руку листочке. Толкнула его ногтем через стол Данилу. Он моментально прочитал единственную строчку, написанную твердым, разборчивым почерком.
«Не здесь. Потом. Позже».
Глядя ей в глаза, Данил многозначительно покрутил пальцем вокруг правого уха. Когда она кивнула с облегченным вздохом, мысленно выругался и произнес самым нормальным тоном:
– Но это, если подумать, еще не предмет для немедленных допросов. В конце концов, в прокуратуре не сообщили ничего такого, что заставило бы меня подозревать уголовщину.
– Вот и не надо копаться в моем белье, – сказала Оксана. – Если нет на то особой необходимости.
А взглядом меж тем показывала на бумажку в руке Данила.
– Пожалуй что нет, – сказал он, подыскивая нужные обороты. – Но я теперь, сами понимаете, опрашиваю всех подряд…
– А вам не кажется, что проще поговорить с женой, нежели с… любовницей?
– Говорил уже, – сказал Данил. – Тут, знаете ли, кроется еще один камень преткновения. Вы слышали про вчерашние события в климовской квартире?
– Еще бы. С самого утра приходили из КГБ… Говорили главным образом с Багловским, но и остальных мимоходом порасспросили – не было ли у Климова привычки держать на столе гранаты или прогуливаться во дворике с автоматом наперевес… В таком примерно ключе, – она фыркнула, кажется, без всякого наигрыша.
– Об этом-то и разговор… – сказал Данил. – Вы, Оксана, – здешняя связь с общественностью номер один. А поэтому не можете не знать, что пишут о фирме иные газетки…
Пытливо взглянул на нее, но она не подала никаких знаков. Похоже, эта тема, по ее мнению, могла обсуждаться и при наличии гипотетических «жучков».
– Глупости, – пожала она плечами. – Кто эти газетки читает…
– И все-таки. Кое-какое мнение может сформироваться. У определенного процента читателей.
– Вас что, волнует этот процент? – досадливо поморщилась она. – Знаете, это для меня больной вопрос, у меня благоверный как дитятко играет во все эти фронты, да и его сестрица тоже… А потому проблема знакома не понаслышке, несерьезно все это, Данила Петрович.
– И тем не менее, – настойчиво продолжал он. – Должна быть какая-то тактика противодействия…
– А почему вы решили, что такой тактики нет? – серьезно спросила Оксана. – Давно отработана тактика… Продемонстрировать?
– Сделайте одолжение, – кивнул он, заинтересовавшись.
Оксана, бросив на него лукавый взгляд, вышла из-за стола. Лишь теперь обнаружилось, что строгий, напрочь деловой жакетик сочетается с малиновой юбкой-недомеркой, расклешенной и оттого колыхавшейся при каждом движении.
– Теперь сосредоточьтесь, Данила Петрович, и представьте, что вы – это вовсе не вы, а дюжина шустрых мальчиков, газетчиков новейшей формации, созванных на пресс-конференцию, – сообщила Оксана с лукавой улыбкой.
– Представил, – сказал он без улыбки. Она присела на короткий диванчик в углу, закинула ногу на ногу, отчего юбка стала вовсе уж предельно символической, обворожительно улыбнулась и с выверенной насмешкой начала:
– Господа, неужели вы всерьез полагаете, что мы будем это комментировать?
Ну разумеется, разумеется! Целая гора оружейного плутония валяется у нас в подвале, пьяные, как водится, грузчики ворочают его лопатами так, что пыль стоит столбом, а нейтроны разлетаются по всему двору, мерзко пищат и светятся… – Она выпрямилась, как струнка, ухитрилась вроде бы мимолетным движением пальцев одернуть жакетик так, что он обтянул все, достойное внимания. – И, конечно же, каждый, у кого зрение в порядке, тут же определит, что я – классическая жертва радиации. Безусловно, именно так и выглядят радиоактивные мутанты. Вы согласны? – И состроила жалобную гримаску: Господа, ну неужели у вас нет более серьезных занятий, чем читать эти газетенки? Ну что тут прикажете комментировать?
И развела руками с видом оскорбленной невинности. Данил пару раз беззвучно хлопнул в ладоши.
– Вот так, – не без гордости сказала Оксана. – Между прочим, действует безотказно. Присутствующие похохатывают, пытаясь в то же время определить, что у меня под жакетом, а потом наперебой просят у меня телефончик и независимо от того, отошьют их или нет, впоследствии пишут обо всех выдумках народофронтовцев с должной издевкой. Могу показать вырезки, у меня здесь подшито все, что касается «Клейнода»…
– А что делают газетчики женского пола? – по-деловому поинтересовался Данил. – С их-то подсознательной завистью к посторонней красавице?
Затмевающей, бьюсь об заклад, иных репортесс?
– Нормальные газетчики женского пола – особы молодые, эмансипированные и тоже отнюдь не уродки. А потому демократы их мало привлекают – они ж, как на подбор, лишены того мужского начала, какое только и способно взволновать эмансипированных особ…
– Здорово и лихо, – констатировал Данил. – Значит, все сводится к голому фрейдизму?
– Ну, далеко не все, однакож тактика, могу вас заверить, беспроигрышная.
С одной стороны – зацикленные старые мальчики, сыплющие лозунгами и штампами, с другой – неглупая, смею думать, и в меру циничная особа с острым язычком… – Она прищурилась. – А вы не смеетесь… Это мне нравится.
– Помилуйте, – сказал Данил серьезно. – Зачем же смеяться, если эта тактика, как вы заверяете, себя полностью оправдывает? Нужно и дальше ее эксплуатировать без всякого смеха…
В дверь деликатно постучали, и показалась озабоченная физиономия Паши Беседина. Данил поднялся:
– Извините, Оксана, дела…
Послал ей многозначительный взгляд, помахав в воздухе той самой записочкой, быстренько вышел в коридор, тихо приказал:
– Проверишь насчет «ушей», – и показал большим пальцем за плечо, на дверь только что покинутого им кабинета. – Что стряслось?
– Там к вам приехали… – со странным выражением лица сказал Паша и от дальнейших комментариев воздержался.
Шагая за ним следом, Данил пытался в темпе обмозговать весьма интересную мысль: почему Красавина Оксана боится микрофонов? Точнее говоря, почему ей вообще пришло в голову, что в ее кабинете могут оказаться микрофоны? Только потому, что она неглупа? Да нет, должны быть более серьезные причины…
Он энергично распахнул дверь, с кресла в углу неторопливо поднялся человек лет тридцати пяти, в штатском, с неброским лицом субъекта определенной профессии. Не представившись, спросил негромко:
