Я знаю, что ничего не изменить. Я знаю, что слишком поздно. Я знаю, что должна забыть. И жить дальше. И перестать давать тебе повод для беспокойства, бабушка. Я знаю. Но не могу.
Лика встала из-за стола, достала из верхней шуфляды опершегося о стенку комода маленькую круглую свечку и зажгла ее. Пламя задребезжало по стенкам темно-синего стакана-подсвечника. Девочка поставила его на стол в комнате бабушки и прислонила рядом очередной кораблик.
***
- Ответь мне, зачем ты живешь?
Лика застыла на пороге. Фарс явно отменялся. Под острым взглядом черных глаз собранная в атомную бомбу ярость превратилась в промокшую детскую хлопушку, которой никогда не взорваться, сколько ее за веревочку не дергай. Растерянная и потрясенная, девочка молча смотрела на доктора, не решаясь выговорить ни одну из заготовленных фраз.
- Чего ты хочешь в этой жизни? Зачем встаешь каждое утро, зачем учишься, зачем делаешь уроки, зачем ложишься спать? Зачем все это?
Лика чувствовала себя как Дюймовочка под артиллерийским огнем, а доктор продолжал нападать.
- Как можешь ты не знать ответы на такие простые вопросы? Как могу я помочь девочке, которая не знает ответы на такие простые вопросы?
У Лики из глаз закапали слезы. Она одновременно чувствовала себя виноватой и несправедливо обвиненной в преступлении, которого не совершала. Ее снова начало злить собственное бессилие, но эта злость не придавала сил, как раньше, а испепеляла изнутри ядреным мышьяком. Кабинет закружился. Лика сделала шаг и упала на стул. Доктор исчез. Перед собой она видела только две огромные черные дыры, бездонные и бесконечные, затягивающие в себя, пугающие и одновременно зовущие. Куда они зовут? Девочка не могла понять. Она смотрела в орлиные глаза и не могла отвести взгляд от этих зияющих пропастей.
- Ну хорошо, скажи мне хотя бы, о чем ты мечтаешь, - услышала она. - У каждой девочки есть мечта. Ведь, правда? О чем мечтаешь ты? Может быть, о славе, может быть, о роскоши? Может быть, вполне может быть, - о любви? Каждый одинокий человек мечтает о любви, что значит, каждый человек мечтает о любви. Да, но ведь, есть что-то еще? Что-то сокровенное, чего хочется только тебе? Твоя неповторимая мечта, одна из тысячи, о чем она? Расскажи мне, девочка.
Лика непонимающе скользила по черным дырам, стараясь зацепиться хоть за что-нибудь. Смысл слов доктора растворялся в ее сознании до того, как она успевала его уловить. Она слышала его монолог отрывками, он падал на нее как осколки, обрывки чего-то огромного и странного.
Зачем рассказывать незнакомцу о своих мертвых мечтах? Ни слова, ни пролитые слезы не вернут их к жизни. Так ведь они никогда и не были живыми, - пронеслось в голове у Лики, - словно тени, кусающие ее сердце, всегда такие голодные, готовые наброситься и растерзать ее в клочья, если только на долю секунды впустить их в свои мысли.
Ее обреченные мечты, они утратили свой цвет, утратили свой вкус и запах, они слились в однородную серою массу, тянущую ее в пустоту пропасти. Они и сейчас вьются в воздухе, как призраки ее мертвых детских желаний, как отравленные цветы в гигантском маковом поле, снятом на черно-белую пленку. Эти цветы так близко к горлу, что трудно дышать. Лика изо всех сил напрягла зрение. На тусклых обоях шевелилось серое пятно - это солнцу пришло в златокудрую голову заглянуть в кабинет эксперта по ремонту искалеченных душ, и теперь его тень, тень доктора, размахивала руками в такт движениям своего владельца.
Врач говорил, говорил и говорил. Он задавал вопросы, не ожидая ответов. Он сокрушался о пропуске предыдущего визита и наигранно расспрашивал о практике в деревне. Лика изредка давала односложные ответы, с трудом вставляя свои тихие комментарии в разгоряченную тираду психотерапевта.
- Почему же твои визиты такие короткие, - наконец вздохнул доктор, наивно закатывая глаза. - Как мало времени на каждого пациента. А нам ведь есть, о чем поговорить. Правда, есть? - подмигнул он ей.
Лика встала и как во сне поплелась к двери. Черные дыры, эти страшные пропасти, которые все же были ее единственными ориентирами в пространстве, погасли. В голову забралась огромная стрекоза, которая с невероятной скоростью била своими прозрачными крыльями, пытаясь выбраться из неожиданной ловушки. От этого хлопанья разлеталось эхом "зачем ты живешь?" "зачем....живешь" ".....живешь" ".......вешь" "зачем.....".
Девочка вышла в больничный коридор и вдохнула воздух. Он показался ей горьким и затхлым. Чьи-то сильные руки подхватили ее и отволокли от двери, усадили на скамейку и нежно, но настойчиво начали тормошить ее лицо.
- Что случилось? Что он сделал?
Лика закрыла глаза. Меньше всего на свете она хотела сейчас кому-то что-то объяснять. Она испугалась, что это врач трясет ее как тряпичную куклу и заплакала. Постепенно сквозь шум в ушах и беспрерывное трепетанье блестящих крыльев девочка начала различать обращенные к ней слова. Кто-то ее успокаивал. Кто-то гладил ее волосы и прижимал к себе, бережно и осторожно. Лика узнала запах - едва уловимый сладко-горький аромат полыни. Знакомые руки, темно-каштановые волосы, спадающие на ее виски, потому что он прижал губы к ее лбу, такие знакомые глаза, изумрудно-льдистые. Лика вздохнула с облегчением.
- Доминик, - прошептала она.
Он не сразу отстранился от нее, и Лике уже стало казаться, что все будет хорошо, все страхи и проблемы были позади. Но нервное трепетание стрекозы вернулось, как только Доминик выпрямился и перестал ее обнимать. Он все еще держал ее лицо в своих руках, когда дверь кабинета открылась и ненавистный доктор появился на пороге. Вероятно, он намеревался куда-то идти, но увидев их двоих, передумал. Он не потрудился даже спросить, почему Лика все еще сидит в коридоре поликлиники, и к тому же с зареванным лицом. Ничего удивительного он в этом как будто не видел. Его орлиный взгляд скользнул по Доминику, и уголки его тонкого рта еле заметно подскочили вверх, выдавая то, как у доктора невольно сжались зубы. Психотерапевт развернулся и скрылся в своем кабинете.
- Он не отдал зеркало, верно? - задумчиво спросил Доминик.
- Верно, - вздохнула Лика. - Только теперь она поняла, почему расплакалась. Все из-за бабушкиного зеркала. С чего бы ей еще рыдать? Правда, было все равно стыдно.
Лика немного отодвинулась от Доминика и стала вытирать лицо ладонями.
- В следующий раз заберу.
Парень не ответил. Он смотрел на нее как на ребенка, который сам того не зная, попал в очень опасную игру, и все, что ему остается - это растирать кулачками пролитые по пустякам слезы, потому что, знай он правду, оцепенел бы от страха.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
