дело сделано: вражеский дредноут падает.
Транспортники быстро координируют свои действия и набирают высоту, поднимаются по оба борта от нас.
— Огонь с обоих бортов! — командую по внутренней связи, и уже подпаленные бока транспортных цеппелинов расцветают оранжевыми сполохами от попавших в цель снарядов.
Мы разносим их в щепки за пару минут. Глупцы, пора бы уже уяснить: «Звёздный пастух» шустёр, вооружён до зубов и не стремится лезть на абордаж, поэтому с неприятелем мы разбираемся без особых нежностей. Нескольким планерам всё-таки удаётся уйти от наших пулемётчиков. Что ж, кому-то с погибших цеппелинов повезло.
— Какого чёрта ваше высокоблагородие изволит творить? — дверь в гондолу управления распахивается, едва не слетев с петель, внутрь вваливается коренастая фигура Сандерса.
Сейчас его вид особенно соответствует данному ему прозвищу.
— Чуть дух не вытрясли! Кто так маневрирует?! — орёт он.
— Дух — не дерьмо, — хихикает Юманс, — убирать бы не пришлось!
— Но вони не меньше, — поддакивает Аттвуд.
— А ну заткнулись оба, — рявкает побагровевший Свирепый Суслик, — не с вами разговариваю!
— Вы не разговариваете, майор, — вмешиваюсь, — вы орёте. Лейтенант и капитан действовали согласно моим командам. И не смейте так с ними разговаривать, вы при исполнении, майор!
— У вас на борту, сэр, — Сандерс тычет в меня своим кривым пальцем, как всегда цинично выделяя «сэр», — полк воздушной пехоты, которая должна работать, а вы лишаете нас возможности вступить в бой!
— В следующий раз, сэр, лично полетите на планере впереди «Пастуха» и возьмёте на абордаж цеппелин противника, — отвечаю Суслику, в тон ему подчёркивая «сэр».
Сандерс весь, как сжатая пружина, даже стал ниже ростом. Скрипнули зубы, на виске нервно забилась жилка.
— Покиньте гондолу управления, майор, — мой голос по-прежнему спокоен.
— Пока дух от напряжения не вытрясся, — шёпотом себе под нос хмыкает Юманс и получает от меня неодобрительный взгляд.
Мы возвращаемся домой, подходим к воздушной пристани. Анкерные верёвки сброшены, цеппелин выравнивают и закрепляют. Я покидаю борт последней. Впереди больше тысячи железных ступенек с пристани до земли, и мысли мои на этой тысяче всегда одинаковы: как же повезло, что сегодня мы не встретили «Крысиное гнездо»! Я стараюсь не думать об этом, но навязчивые мысли о Винтерсбладе так и лезут в голову, словно голодные кошки — под ноги. И по-кошачьи бьют током от наэлектризовавшейся шерсти, и я вздрагиваю, когда, пробегая глазами газетные статьи, встречаю его имя. Перечитываю их дважды, убеждая себя, что это помогает изучить тактику противника.
Шэнтел Винтерсблад — фигура значительная, пишут о нём часто. Бои он не проигрывает. Не проигрываю их и я, и меня пугает, что будет, если наши цеппелины вдруг встретятся.
Вернувшись домой, обнимаю Джеймса. Вдыхаю его запах, и меня пронзает желание ощутить не аромат свежей рубашки и лосьона после бритья, а резкий шлейф крепкого алкоголя и дорогих сигарет. И это пугает гораздо больше.
Аддерли чем-то расстроен.
— Меня сняли с миссии. Другое задание, — вздыхает он. — А я надеялся, что мы с тобой сможем отдохнуть пару дней в Траолии, если о мире договорятся.
— Жаль, Джеймс! Очень жаль.
— Но ты всё же отдохни там за нас двоих, если будет возможность. Всё равно я неделю в академии, позвали в экзаменационную комиссию. Буду заваливать нерадивых пилотов, — печально усмехается Джеймс. — А, совсем забыл: с тобой поедет Сандерс.
— Что?! Он-то каким боком? — в небе мало мне этого Суслика, так ещё и на переговорах будем локтями стукаться!
— Нужен офицер. Вместо меня. Этот оказался единственным, кого получилось сорвать в последний момент. Выезд же завтра.
— Так значит, он ещё до вылета знал, и мне ничего не сказал? Вот ведь старый огрызок, сюрприз решил сделать!
***
В этот раз переговоры особенно изматывающи: члены миссий проводят за белым столом почти сутки. Место Скади вновь оказалось напротив Винтерсблада. В равнодушных глазах полковника она увидела лишь своё отражение. И это равнодушие отзывается в её сердце неприятным, щемящим чувством. Их ладони смыкаются в официальном рукопожатии в начале и конце встречи, и она впервые досадует на свои белые перчатки, которые не позволяют ощутить прикосновение его руки.
В итоге стороны договариваются, перемирие, зыбкое, как башенка из спичек, заключено. А вечером Траолия устраивает праздник для обеих сторон, чтобы отметить успех переговоров. В программе — бурлеск и дорогой алкоголь с закусками.
Скади удручала перспектива весь вечер смотреть на барышень, утянутых в кокетливые корсеты, но не пойти значило оскорбить принимающую сторону: Траолия не любила, когда её увеселениями пренебрегают.
Грин дрейфовала по залу, старалась держаться подальше от толпы и оркестра, дожидаясь, когда можно будет без последствий покинуть веселье. Переводя усталый взгляд с музыкантов на танцовщиц, с танцовщиц на офицеров — гостей вечера, она каждый раз натыкалась на Винтерсблада, словно специально искала его глазами. Она изо всех сил старалась этого не делать, но тем не менее любое его передвижение по залу замечала сразу. Скади старательно избегала возможностей столкнуться с ним, но какая-то её часть отчаянно этого желала.
Взгляд женщины вновь выхватил из толпы полковника: он сидел на стуле, откинув голову назад, лениво болтая зажатым между пальцами опущенной руки бокалом виски. Несмотря на прикрытые глаза и расслабленную позу казалось, что он не теряет бдительности и даже за чем-то следит.
На колени к нему подсела зашнурованная в корсет танцовщица, вся в перьях и блёстках, запустила пальцы в его отросшие волосы. Начала щебетать ему что-то с улыбкой пошлой и одновременно невинной, какими умеют улыбаться подобные ей.
«Наверняка что-то непристойное», — с отвращением подумала Скади.
Винтерсблад не обратил на девушку внимания, даже не открыл глаза, лишь губы едва заметно брезгливо покривились. Осмелев, танцовщица села верхом на его колени и придвинулась теснее, обвив руками шею мужчины. Скади отвела взгляд и пошла к выходу.
— Что, подполковник, дезертируешь? Сэр, — услышала она за спиной пьяный голос Сандерса.
Не оборачиваясь, Скади ускорила шаг. До конца длинного, пустынного коридора было ещё далеко.
— Едрить твою! — Свирепый Суслик запнулся, запутавшись в собственных ногах. — По кой чёрт они убавляют свет на ночь? Не видно ж ни зги! Эй, Грин, чего так
