рано ушла? — он почти бегом нагнал Скади, схватил её за плечо, и ей в лицо пахнуло перегаром. — Даже не сплясала! — пьяно заржал, не выпуская её плеча. — Таким, как ты, только со сцены ноги в панталонах и задирать, а не за штурвалом стоять!
Скади схватила руку, державшую её плечо, и резко завернула её за спину майору, чуть толкнув его от себя. От неожиданности он потерял равновесие, сделал шаг, чтобы не упасть, и спьяну врезался головой в стену.
— Сука! — прошипел он, потирая ушибленное место.
— Проспитесь, Сандерс, — холодно уронила Скади, развернулась и пошла прочь.
Вдруг её схватили за шиворот и с размаху приложили лицом о стену. Скади успела подставить ладони и смягчить удар, но тяжёлый сапог пнул под колени, а когда она упала, в глаз врезался кулак Суслика. Ярость придала майору бесстрашия, которого ему так не хватало в бою. Он подхватил женщину за лацканы кителя, с силой треснул спиной о стену и распластал по ней, прижав ноги и руки, навалился своей тяжёлой тушей.
Грин отчаянно пыталась сопротивляться, но в таком захвате невозможно было даже пошевелиться, а под телом майора нечем было дышать, кроме исходившей от него кислой вони. Женщина замерла, стараясь отвернуть лицо подальше от пьяной рожи Сандерса. Он довольно загоготал и отпустил её запястье — понадобилась свободная рука, чтобы справиться с застёжкой на брюках.
Улучив момент, Скади ударила Свирепого Суслика по шее ребром освободившейся ладони и успела заехать ему кулаком в челюсть, прежде чем получила коленом под дых. Задыхаясь, она хватала ртом воздух, но Сандерс не позволял ей согнуться пополам: держал крепко. Так крепко, что, когда его рванули назад, отдирая от Скади, она едва удержалась на ногах, увлекаемая следом.
Суслик сначала попытался выкрутиться из чьего-то стального захвата, но не вышло. Тогда он поднял глаза на того, чья рука держала его за шкирку, и вся его пьяная бравада тут же улетучилась. Он скукожился и будто даже стал меньше ростом: перед ним высился Винтерсблад.
Лицо полковника было спокойно, словно у мраморного изваяния в пригостиничном саду, лишь плотно сжатые губы побелели от злости. Вмиг протрезвевший майор попытался заслониться от вражеского офицера влажными трясущимися ладонями, что-то бессвязно бормоча, но Винтерсблада это не остановило.
От первого удара Сандерс отлетел на несколько шагов и даже не попытался встать, скрючился вниз лицом и закрыл голову руками. Полковник неспеша подошёл к нему. Несмотря на неторопливость походки и спокойствие лица, все мышцы Винтерсблада были напряжены до такой степени, что его китель едва не трещал по швам. Скади показалось, что от мужчины вот-вот полетят искры.
Одной рукой он поставил Свирепого Суслика на ноги, а второй врезал ему ещё раз. Потом ещё и ещё. Наградной перстень, подаренный бабкой Медины, оставил глубокую царапину на челюсти Сандерса.
Майор падал, скулил, пытаясь уползти от полковника, но тот всякий раз возвращал его на ноги и размеренно, словно размах тяжёлого маятника напольных часов, впечатывал сокрушительный кулак в его окровавленную физиономию. Хладнокровно и беспощадно. Он остановился только тогда, когда Суслик потерял сознание, а на его парадных брюках, которые так и остались наполовину расстёгнутыми, расползлось мокрое пятно.
Винтерсблад брезгливо пнул тело прочь с дороги, встряхнул разбитой рукой, словно у него свело пальцы. Бросил на оцепеневшую Скади быстрый взгляд и пошёл по направлению к номерам, будто туда и направлялся.
— Только не уходи опять вот так! — бросаю ему в спину.
Винтерсблад остановился, на мгновение замер, а потом резко развернулся и пошёл в мою сторону.
— И что я, по-твоему, должен сделать? — в его голосе звенят нотки раздражения, он подходит всё ближе и останавливается почти вплотную. — Что ты хочешь, Скади Грин?
— Тебя.
Неожиданно вырвавшееся слово обжигает стыдом, и я понимаю, как это, когда сердце уходит в пятки. Внутри тебя вдруг разверзается бездонная пропасть, и не только сердце — вся душа целиком ухает в неё, оставляя в груди парализующий ужас. Я только сейчас поняла, что за болезненный ком стоял в моей груди всё это время. Я только сейчас поняла, в чём Винтерсблад признался мне тогда, в коридоре траольского отеля. Он не убил меня по той же причине, что и я его. И причина эта вынырнула передо мной во всей своей ужасной мощи, как Кракен выныривает из пучины перед кораблём, не оставляя надежд на спасение. Отступать было некуда. Притворяться дальше — бессмысленно. Взять назад случайно сорвавшееся слово — не получится. Оно вскрыло меня, словно консервный нож — жестянку. То, что оказалось внутри, привело меня в ужас. И теперь я никогда не смогу закрыть её так плотно, чтобы вновь поверить, что там совсем не то, что на самом деле.
Хладнокровие на миг изменяет Винтерсбладу, и я читаю в его обычно непроницаемом взгляде и боль, и злость, и страсть, и уязвимость. Он понял меня правильно. Но всё равно перевёл исключительно в физиологическую плоскость.
— Что ж, — его голос звучит по-прежнему раздражённо, а ухмылка полна напускного цинизма, — в данных обстоятельствах это вполне выполнимо.
Мы стоим так близко, что наши лица почти соприкасаются, сверлим друг друга взглядами: он меня — стальным, полным отчаянной злости, я его… Не знаю, ему виднее. Но в тот миг я и ненавижу его, и всё понимаю. Винтерсблад избегает объяснений — они ни к чему не приведут. Он тоже ненавидит меня. За то, что я по другую сторону, за то, что он не в силах что-либо изменить, за ту слабость, которую он не может побороть.
Мы стоим так очень долго.
— В том-то и дело, — процеживает сквозь зубы и уходит.
Он всё прекрасно понимает. Теперь мы оба всё понимаем, но сделать ничего не можем.
***
Винтерсблад свернул не к номерам, а в холл отеля, спустился по лестнице к главному выходу. Служащий за стойкой проводил его уставшим взглядом, не окликнув: после окончания переговоров, во время перемирия, члены миссий могли беспрепятственно покидать гостиницу и пользоваться любыми благами и развлечениями Детхара — столицы Траолии. Запрет был лишь на ношение оружия, он действовал и на том вечере, с которого полковник только что ушёл.
Винтерсблад вышел в сад, глубоко вдохнул свежесть летней ночи и закурил. Разбитые, перепачканные кровью руки
