Меллон отвечал истинную правду: он не знал ничего.
Утром представитель полиции Нассау сообщил ему, что, находясь здесь, он будет под круглосуточной охраной. Некто Фред Джарвис позвонил из Вашингтона и сказал, что если он вернется в Штаты, то круглосуточная охрана будет обеспечена ему и там.
В результате шумихи после пресс-конференции Уильямса ФБР твердо решило охранять намеченные жертвы. Джарвис сделал еще одно предупреждение: не открывать никаких почтовых отправлений, не принимать незнакомых посетителей, не выходить ночью даже с охраной.
Сумасшествие, думал Меллон. Сумасшествие. Три месяца работал с мальчишками-рассыльными служителем в сенате, а десять лет спустя такая вот история.
Теперь, когда не было сомнений в том, что угроза реальна, он знал, что мог оказаться в списке лишь по одной причине. По ошибке. Этот убийца с кем-то спутал его.
2
В Нью-Йорке Джордж Уильямс ждал, когда Макгреди освободится. Надежд на предложенную ФБР круглосуточную охрану у него не было. Человека, сумевшего совершить вчерашний трюк в «Амбассадоре», охрана не остановит. Но общественное внимание — дело другое. Оставшиеся жертвы теперь будут под наблюдением тысяч глаз: для убийцы это будет проблемой.
А ему нужно создать как можно больше проблем. За все время работы в министерстве юстиции Уильямс не встречал более изобретательного убийцы. Или более подготовленного!
Этот невероятный план убийства шестерых, видимо, разрабатывался много месяцев, до мельчайших деталей — поддельная записка о самоубийстве Медуика, телефон с «сюрпризом» для Карсона. Что последует дальше? И кто станет очередной жертвой?
К услугам Уильямса был каждый компьютер в министерстве, ФБР и местных управлениях полиции. В его распоряжении были лаборатории, готовые вцепиться в каждую улику, проанализировать ее и проследить до конца. Но какие улики оставил убийца? Разбитая ампула в трубке телефона, пуля в спущенном переднем колесе — и все.
Пока нужно было пользоваться традиционными методами. Агенты ФБР, находившиеся в номере, описали внешность убийцы. Примерно шести футов ростом, стройный, около тридцати лет.
Использование секретного боевого отравляющего вещества, как и владение каратэ, говорило о службе в войсках особого назначения.
Уильямс вошел к Макгреди и застал его расстроенным.
— Газеты смешивают нас с грязью, — пожаловался он. — И виноваты в этом даже не мои люди, а проклятые болваны из ФБР.
— Мне пришло кое-что в голову. — Сидя в кресле, Уильямс чуть подался вперед. — Кроме них еще один человек в отеле не только видел убийцу, но и разговаривал с ним.
Макгреди откинулся назад и уставился на Уильямса.
— Случайный свидетель? Вы грезите.
— Убийца знал номер, — сказал Уильямс.
— Что?
— Убийца знал, в каком номере я нахожусь. — Тишина… потом капитан хлопнул ладонью по столу.
— Конечно. Он знал и номер ФБР! Половина служащих отеля о нем даже не слышала.
— Кто-то из них говорил с убийцей и дал ему эти сведения.
Капитан подскочил так, что своим массивным телом отбросил кресло к стене.
— Сукин сын! Он у нас в руках. Мы найдем этого служащего за сутки!
3
Торонто, шесть утра. Шедший ночью снег прекратился, и на тихих улицах уже рычали снегоочистители; один из них проехал, взметая тучу снега, мимо швейного ателье «Бон суар».
Аллен Лоуэлл ехал по этой улице, глядя на стоявшие автомобили. Снег был его союзником. Если кто-то наблюдал за ателье, то мотор его автомобиля должен был работать для обогрева, и стекла были бы чистыми.
Но все автомобили представляли собой безжизненные снежные холмы. Аллен медленно ехал мимо них, потом остановился. В автомобиле на другой стороне улицы он заметил красное пятно за стеклом.
Осторожно перейдя скользкую, только что очищенную улицу, Аллен подошел к дверце автомобиля. Красное пятно оказалось лыжной шапочкой; внутри кто-то спал. Аллен громко постучал в стекло. Лыжная шапочка шевельнулась. Аллен повернул заиндевевшую ручку и распахнул дверцу. Сидевшему в машине было года двадцать четыре. Зубы его выбивали дробь.
— Черт, я заснул, — сказал он. — Мог бы замерзнуть насмерть.
И оглядел Аллена.
— Ты не Лес Рэндолф, — сказал он. — Что произошло?
— Лес не может приехать, поэтому сменяю тебя я, — сказал Аллен. — Вдобавок сделаю одолжение и не скажу Майку Горджо, что ты спал.
Молодой человек завел мотор.
— Приятель, я совсем закоченел. Ты спас мне жизнь. — Он поглядел на часы в машине. — Что за черт? Сейчас только шесть, а смена в восемь.
— Майк над тобой сжалился, — сказал Аллен. — Езжай домой и ложись в теплую постель.
Но молодой человек, казалось, был в сомнении.
— Как тебя зовут?
— Джон Томпсон, — сказал Аллен, настороженно глядя на него. — Не слыхал о таком?
— Нет, — сказал парень. — Но для меня ты сам Иисус Христос. — Он включил отопление, но мотор, видимо, еще не прогрелся. Лицо его было синим.
— Хорошо, — сказал он. — Принимай пост. Где твоя машина?
— В ста футах, — сказал Аллен. — Отъезжай, я встану на это место.
Минуту спустя автомобиль тронулся, его занесло в снег, он было забуксовал, потом медленно пополз по улице. Аллен подумал, что, раз смена в восемь, в его распоряжении два часа.
Перейдя улицу, Аллен позвонил в ателье «Бон суар». Он не отрывал пальца от кнопки, пока сквозь стекло не выглянул бледный подросток в пижаме. Увидев Аллена, он широко распахнул дверь.
— Привет, Джефф, — сказал подросток.
Аллен хлопнул его по спине.
— Скажи отцу, что приехал Джефф Болтон.
— Он будет сердит, — сказал, улыбаясь, подросток. — Но не удивлен. В дверь вечно звонят чуть свет. Пошли наверх.
Через несколько минут появился, завязывая пояс красного поношенного халата, невысокий лысый человек.
— Привет, Джефф, — сказал он. — Я ждал тебя попозже.
Они подошли к стене; Робер нажал кнопку, и панель отодвинулась. За панелью находилась крошечная комната с прессами, набором чернил и копировальными машинами.
— Горджо держит ателье под наблюдением, — сказал Аллен, — поэтому я приехал так рано.
— Зачем это Майку? — спросил Робер.
— Видимо, прослышал, что у меня осложнения с полицией.
— Mon Dieu,[12] — сказал Робер.
— Мне нужны новые документы менее чем через два часа. Сможешь сделать?
— Для тебя я заставлю гору пойти в пляс. — Робер взял из стопки один паспорт, рядом с паспортами лежали моментальные фотографии и армейские удостоверения личности, и сел с ним за стол посреди комнаты. Аллен лениво перебирал удостоверения и, заметив, что Робер повернулся к нему спиной, сунул в карман удостоверение и паспорт техника-сержанта Гарольда Дауба.
— Я приготовил комплект документов, — сказал Робер, — на имя Джима Адамса, проживающего в Сиэтле, Сук-стрит, сто тридцать пять. Отдам его тебе, а тому человеку изготовлю новый. Давай свой паспорт.
Аллен дал ему паспорт на имя Болтона. Робер взял нож, отделил фотографию и приклеил ее на готовый паспорт. Пока он возился с этим, Аллен заметил:
— Полиция когда-нибудь накроет тебя.
Робер только улыбнулся и сунул паспорт в маленький конверт.
— Voila,[13] — сказал он. — Родился новый человек. Теперь ты месье Адамс. Вот твоя карточка социального страхования, кредитная карточка компании «Гапф ойл», которой ты ни в коем случае не должен пользоваться, регистрационная карточка избирателя и членский билет сиэтлского яхт-клуба.
Аллен улыбнулся.
— Откуда ты все это берешь?
— Меняю! Изготовив новые документы, я забираю у ребят те, что у них были, и потом с помощью легкой магии отсюда выходят совсем другие люди.
Аллен взял паспорт, сунул в бумажник карточки и отдал документы на имя Болтона.
— Я сожгу их, — сказал Робер и поглядел в напряженное лицо Аллена. — Что-то мне подсказывает, что сейчас осложнения у тебя серьезные. Это так?
— Да.
— Могу я чем-то помочь другу моего сына?
— Можешь. Постарайся скрывать от полиции мое новое имя до двадцать второго ноября.
— Почему именно эта дата?
— Я не хочу говорить тебе больше, чем нужно. ФБР будет давить на канадскую полицию.
— Если до двадцать второго, то я смогу поводить их за нос. Дам им другую фамилию, на поиски у них уйдет две недели, а на третьей неделе мы с женой едем во Францию. Так что до того времени ты в безопасности.
Аллен задумался, потом сказал:
— Если Майк Горджо спросит, на какое имя ты сделал мне документы, скажи — Джо Маркони, адрес любой.
Робер записал имя и произнес его, проверяя, правильно ли оно звучит в его произношении.
— Я обязан тебе жизнью сына, — сказал он. — И ничто не заставит меня забыть об этом.
