Я не понял Георгия. Тогда он сказал:
— Александр зажег солнце. Последнее, необходимое для уничтожения льдов. Сейчас там океан, острова… Имел ли я право отнять у мальчика такого брата?
— Мертвого?
— Даже мертвого.
— Георгий, — спросил я, — мне трудно судить. Может быть, у Александра были другие причины для риска? Хотел ли он вернуться? Та девушка…
Георгий скупо улыбнулся. Видимо, мой вопрос он счел просто глупым.
— Хотел. Он очень любил Землю. Кто же не хочет вернуться на Землю?
Мы замолчали.
— Он все время насвистывал какую-то старинную песенку, — вдруг сказал Георгий. — Я знаю из нее лишь несколько слов:
Пусть Земля — это только горошинаВ непроглядной космической тьме…На Земле очень много хорошего…
— Если все останется по-старому, — снова заговорил он, — будет, наверно, хуже. Я не только отнял брата у мальчика. Я отнял подвиг у Александра. Ведь никто не знает, как зажглось четвертое солнце.
— Ты отнял и у себя имя. Ведь Георгий Рогов считается погибшим.
— Мое имя не ценность.
— Тогда послушай мой совет. Ты просил его. Пусть все останется, как было. Четвертое солнце не погаснет от этого. Надо думать о Наале.
— О нем я и думаю все время… Но как же Снег?
— Когда-нибудь люди узнают про все… Кстати, ты помнишь лишь три строчки из песенки. Я знаю больше, ведь я историк. Это песня разведчиков Венеры. Вот последний куплет:
Тот, кто будет по нашим следам идти,Помнит пусть на тропинках кривых:Нам не надо ни славы, ни памяти,Если звезды зажжем для живых.
— Но память об Александре, память о подвиге! То, что он сделал — пример для живых. Может быть, и Наалю придется зажигать свое солнце.
Я взглянул на Георгия. Он ждал возражений. Он хотел их слышать, потому что они возвращали ему брата. Я сказал:
— Может быть… Но над какой планетой ему зажигать свое солнце? Научи его быть разэедчиком, на то ты и брат. А солнце он зажжет сам…
Уже давно погас закат. Половина луны, опоясанная с одной стороны дугой Энергетического Кольца, низко висела над водой.
Топот ног по каменным ступеням прервал наш разговор. Впрочем, говорить, больше было не о чем.
Они ушли, кивнув на прощанье. Астронавт крепко держал в руке маленькую ладонь брата.
Передо мной на листе раскрытой тетради лежит золотой значок, история которого осталась неизвестной. Мне отдал его перед нашим стартом Нааль…
Мы, археологи, идем на Леду, на ту планету, тайну которой так и не раскрыл до конца Валентин Янтарь. Мы вернемся не скоро.
Может быть, и меня на Земле через восемьдесят лет встретит среди многих один, незнакомый пока человек — большой или маленький, все равно. И скажет своим друзьям:
— Я иду встречать брата!
КАПИТАНЫ НЕ СМОТРЯТ НАЗАД
1
Вечер был синим. Казалось, что синий он не от сумерек, а от прозрачного тонкого дыма, который наползал с востока. На высохших болотах горел торф.
Борис и Юрик сидели на чердаке у широкого квадратного окна. Валька вскарабкалась к ним.
— Пустите-ка.
Они молча подвинулись.
— Не приехал? — спросил Юрик. Он и так знал, что спрашивает зря, но было трудно сидеть так и молчать. Он вообще не мог молчать долго.
Валька медленно качнула головой.
— Не…
— Черти его носят! — сказал Юрик Борису.
Борис не ответил.
Воздух был пропитан запахом горящего торфа — не сильным, но едким и каким-то тревожным. Огонь скрытно полз по торфу под тонким слоем почвы. Еще днем путь его можно было проследить лишь по белым змейкам дыма и редким язычкам пламени на стеблях высохшей травы. А сейчас за поселком горели стога. Огонь подбирался к ним снизу, изнутри. Они стояли на равном расстоянии друг от друга и загорались через каждые три минуты. Едва затухал один, как вспыхивал следующий.
Сперва стог начинал светиться чем-то красным и зловещим, будто внутри у него билась живая кровь, потом вырывалось пламя, и желтый костер вырастал до неба.
Валька сидела, завернувшись в большую кофту матери, и не двигалась. Отблески пламени разгорались в ее глазах яркими огоньками.
— Краси-иво! — певуче сказала она.
— Шарики у тебя работают? — хмуро спросил Борис. — Там сено горит, а она «краси-иво»… Нашла чего хорошего.
— Я и не говорю, что хорошо. Просто красиво, — спокойно сказала Валька. — Ничего не понимаешь…
— А так не бывает, чтобы плохое и красивое! — громко вмешался Юрик. Он почувствовал, что можно поспорить. И повторил: — Не бывает!
— Бывает, — тихо сказала Валька.
— Ну и глупо!
Спора не получилось. Но молчать Юрик не хотел. Когда молчишь, сильнее делается тревога.
— Теперь не потушишь. Еще и лес загореться может. Или хлеб на полях.
Борис подумал и произнес:
— Поля за насыпью. Через железную дорогу огонь не пойдет. А за лесом воздушные патрули следят. С парашютами.
— А чего сено не вывозят? — спросил Юрик.
— Не успели, значит. И машины все на уборочной.
Снова запылал стог. Если говорить по-честному, Юрику тоже нравилось смотреть, как они горят, но он ни за что бы не признался в этом, раз Борис недоволен. И со злостью сказал:
— Какой-то дурак окурок бросил, вот и пошло…
— И никакой не окурок, — своим протяжным голосом заговорила Валька. — Это все от метеорита загорелось. Мне рассказывали.
— Кто тебе рассказывал? — огрызнулся Юрик.
— Ну, Алешка рассказывал.
— Слушай ты его больше, — сказал Борис. — Он наговорит… Тоже вот сказал сегодня: «Один часик покатаюсь». Теперь ищи ветра… Ночь уже скоро.
— Слышь, Борь, — вкрадчиво заговорил Юрик, — он ей всякую чепуху насочиняет, а она верит. Тогда тоже какую-то горушку в лесу увидели говорит, что курган. И потащил ее клад искать. А нашли, знаешь, что? Ха…
— Да ну тебя, — сказал Борис.
— А про метеорит все равно правда, — вздохнула Валька. — Вы ничего не знаете, потому что спали, а Алешка не спал и все видел, как звезда упала на болото, видел. А утром уже горело.
— А нам почему не сказал? — спросил Борис.
— Он только ей одной про все говорит, — невесело хихикнул Юрик. — Невесте своей.
— Болтун несчастный! — печально сказала Валька. — Хоть бы полечил язык свой длинный, что ли…
Борис повернулся к ней.
— Может, он этот метеорит искать поехал?
Валька встревоженно заморгала.
— Я не знаю. На велосипеде разве можно туда?
— Туда никак нельзя, — вмешался Юрик. — В торфе такие ямищи выгорают. Бухнешься туда и в горячем пепле задохнешься.
— Брехня! — отрезал Борис.
— Если бы брехня!.. — сказал Юрик тихо и серьезно.
Еще один стог вспыхнул ярким, бездымным пламенем. Свет долетел до чердака и выхватил из темноты ребячьи лица. Толстогубый белобрысый Борис сидел насупившись. Круглое Юркино лицо было уже не насмешливым, а обеспокоенным. Валька смотрела прямо перед собой и грызла кончик тоненькой светлой косы. И вдруг побежала по Валькиной щеке блестящая точка — слезинка.
— Еще чего! — разозлился Борис. — Пореви еще. Ладно, что матери нет, а то бы уже на два голоса…
— А почему ее нет? — спросил Юрик, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Дежурит на станции. Она всегда дежурит по пятницам.
Валька выпустила из зубов косу.
— Сегодня пятница?
— Привет! — сказал Юрик.
— Я знаю, — быстро заговорила Валька, — он на реку уехал. Ой, что бу-удет…
— Что «бу-удет»? Почему на реку? — закипятился Юрик.
Но Борис уже вскочил. И первый спустился по лестнице.
— В какую сторону? — спросил он на ходу.
— Где обрыв. К сухой сосне, — тяжело дыша, сказала Валька. Она еле поспевала за мальчишками.
— Всего-то километра два, — тихо проговорил Борис. — Сто раз можно было съездить.
— Думаешь, потонул? — брякнул Юрик.
— Да помолчи! — крикнул Борис.
Улицу прошли быстро. Потянулся луг. Пересекли шоссе. Асфальт был еще теплый.
Желтые ромашки светились в темной траве. Круг земли, очерченный горизонтом, был уже укрыт сумерками. Небо на юго-востоке тоже стало густо-синим, ночным. Но северо-запад оставался зеленовато-желтым, и на светлом небе рисовалась черная сосна с голыми кривыми сучьями. Там был обрыв над рекой.
— Зачем его туда понесло, Алешку твоего? — сквозь зубы спросил Борис у Вальки.
— Твоего!.. Я, что ли, знаю, зачем… Он «Рахманинова» провожать поехал.
— Кого?
— Ну, теплоход…
Борис плюнул на ходу.
— Хоть бы я что-нибудь понимал.
— У них всякие свои тайны, — забегая вперед, торопливо заговорил Юрик. — Он ей про все рассказывает. А нам ничего.
Валька всхлипнула:
— Я, что ли, виновата?
Разве она была виновата в том, что ей, а не им все рассказывал Алешка?
