Чистюля Фревиль, конечно, устранился от решения практических вопросов. Разве можно копировать с Армана?
Много лет роботы ни единой мелочью не выказывали нрава Армана. Но в серьезной ситуации он сразу проявился.
Так, бывает, десятками лет дремлет и в человеке нравственный дефект, моральная трещина, словно глубоко скрытый в конструкции надлом. Это не берется ниоткуда, ни с того ни с сего. Кто-то когда-то изломал, со зла или по небрежности, одну из важнейших в конструкции деталей. Внешне все осталось так же — та же красивая и как будто прочная конструкция. Но излом сделан, зло посеяно. Это может долго не проявляться. Годами, десятками лет. Если не возникнет, не сложится под причудливым действием сотен сил и причин то (возможно, единственное) стечение обстоятельств, в каком только и может это сказаться. Но наша жизнь динамична; как через скопления облаков, мы пролетаем день за днем сквозь миллиарды разнообразнейших ситуаций, и вероятность попадания в ту роковую комбинацию условий, когда предательски срабатывает трещина, — слишком велика при такой динамичности.
Помнит ли кто-нибудь, что роботов копировали с Армана? Но пришел день — и это стало причиной несчастий.
Ничто не исчезает. Ни единый наш след. Ежесекундно мы оставляем свои автографы в наших машинах, домах, космосе, душах людей. Башмаки наши пылят на планетах. След наш, не прерываясь, тянется за нами и фиксирует наш путь — как след куска мела, которым учительница в школе рисовала нам на доске.
Хотим мы этого или нет, мы воспроизводим себя во всем. Каждым своим поступком, каждой мыслью воспроизводим себя. В любом сработанном нами предмете — табуретке или роботе — посеяны наши гены. Во всем, к чему мы прикоснулись. И семена эти прорастают, проявляются в порожденных нами мыслях, в металле, в синтетике проявляются нашей сутью, самими нами.
«Каковы сами — таковы и сани». Давно еще это сказано…
Будет ли так, что всякий след станет добрым? Я верю — да, будет… Разве мы совершенствуем только технику? Верю. А если б я не верил? А что было бы, если б не верил никто?
…Осторожно, из-за угла я заглянул в отсек к роботам. Там были все четверо.
Я вернулся, включил дезассамблятор. Главное было — не обнаружить себя. Они бы не стали меня щадить.
Особенно, если б увидели, что я включил эту страшную для них штуку.
Дезассамблятор — небольшой рогатый (с излучателями) ящик на четырех роликах. Я убедился, что он работает, и раскочегарил его на полную мощность. Это, кстати, не слишком полезная для здоровья штука. Волосы, во всяком случае, могут вылезти начисто.
Тихо и осторожно я подкатил дезассамблятор к отсеку, где были роботы. Убедился, что они на месте.
И — резко, изо всех сил толкнул его на роботов. Он покатился на своих роликах, — прямо к ним. Они среагировали не сразу, — а поле было максимальное.
Трое повалились с металлическим стуком.
Четвертый успел выскочить из отсека. Он пронесся мимо меня, — я не успел заметить, новый это или старый.
Нового я не боялся. Я боялся Армана.
Вбежав в отсек, я осмотрел отключенных роботов.
Там были два старых и 53-67А.
Мне оставался только один путь к спасению. Я должен был прорваться к люку — или погибнуть от электрического удара собственного робота.
Я выскочил из отсека. В туннеле стоял старый робот.
Преграждал мне дорогу. Я был в ловушке. Стоило мне двинуться вперед, как он делал шаг мне навстречу.
Это был конец. Поняв теперь причину, я должен был умереть.
Я разгадал то, знание чего не прощалось.
Ни одна человеческая душа не ведала, что я здесь.
Я повернулся и пошел обратно в бетонный тупик.
Неторопливо. Спешить мне было некуда.
Глазок дезассамблятора еще светился. Эта штука продолжала работать.
Попробуем.
Я вышел из отсека и зашагал по туннелю прямо к роботу. Он стоял неподвижно. Дойдя до него, я повернулся кругом и кинулся бежать со всех ног. Я был уверен, что он погонится за мной. И только влетев в отсек, я понял: робот разгадал мой элементарный маневр.
Отдышавшись, я повторил все это. С тем же результатом.
Потом я слонялся в туннеле на виду у робота, больше мне ничего не оставалось; ждал, когда он за меня примется.
Видеть его было мне, понятное дело, не слишком приятно. И я сел в бетонной нише так, чтобы выступ стены закрывал робота от меня.
Сидел. Ждал. Думал.
Потом я услышал постукивание. Я знал это характерное постукивание ногой, почти человеческое. Робот нервничал. Отчего?
Это я не мог понять. Что его беспокоило?
Внезапно возник грохот. Стучали ноги. Били по бетону. Робот бежал. Грохот молниеносно приближался. И я уже высунул, было, голову из ниши — посмотреть, что происходит.
Робот успел пробежать мимо на мгновение раньше, чем я высунулся.
Он потерял меня! Его беспокоило, что я надолго исчез!
На максимальной скорости он промчался по туннелю и с ходу влетел в отсек.
А в отсеке был включен дезассамблятор. Робот попал в его поле — и, когда я вбежал в отсек, он уже валялся на бетонной плите.
Я открыл люк и отправился наверх. Все было кончено.
Но легкости я в себе не чувствовал.
Средства, которые использовали Арман и старые роботы, чтобы отстоять себя, — эти средства делают все предельно ясным: подло, противно идеалам… Это выручает — похоже, что тут думать не о чем.
А как же быть с первопричиной обоих конфликтов? Нельзя ли было без них?
С роботами — да, можно было. Проще простого!
Сделать роботов сразу наисовершеннейших — и проблемы не будет. Абсурд? Что ж, вот другой вариант: считать роботов старой модели самыми совершенными и новых не делать. Не улучшать роботов!
Не производить их вовсе!
Вообще ничего нового!
А с людьми? Да, можно избежать! Если сделать так, чтобы все были одинаковыми. Ровненькими. Одного возраста, одинаковой внешности, одних вкусов, взглядов, возможностей. Никто чтоб вперед не забегал. И чтоб никакого движения!
Да, — если остановиться. Не соревноваться. Не совершенствоваться. Скомандовать всему миру: стой! Приказать жизни: замри!
Иначе надо отвечать — нет.
Но еще — я помню еще, что мы чувствовали и вину, и жалость, когда говорили о роботах, которых следовало заменить…
— Отпусти меня, Юрков, я сама уже прекрасно хожу!
Но я хотел внести ее на руках. Я непременно хотел на руках внести ее в свою комнату.
— Ты не понимаешь, Надюха! Это же такой обычай!
— Я должна рассматривать это как официальное предложение?
Мы сами приготовили себе ужин, — некому было о нас позаботиться. И гостей не предвиделось раньше утра — ребята обещали вернуться со своих сессий только назавтра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
