– Спасибо, – буркнул Энгель.
– Один – один, – непонятно для него ответил Дан.
Они одновременно шагнули к столу, перевернули и тут же отступили. То, что выползло из-под него, уже ничем не напоминало молоденьких миловидных селянок. Две омерзительные твари с черными лицами зашипели, поползли вперед, щеря игольчатые зубы.
Недолго думая, Дан саданул ногой в лицо одной из ведьм. Угрызений совести он уже не испытывал: перед ним была не женщина, вообще не человек. Существо заверещало, вскочило и бросилось на него, но остановилось, увидев приставленное к груди острие меча. Энгель лупил по зубам вторую тварь, та визжала, но сдаваться не собиралась, норовила укусить.
Ведьма посмотрела в глаза Дану, вдруг ее лицо изменилось, перед ним снова была хорошенькая девушка: лицо испуганное, из уголка губ – тонкая дорожка крови. Голубые глаза наполнились слезами:
– Прости, добрый господин… Я не виновата…
От ее взгляда закружилась голова, рука потяжелела, едва сама собой не опустила меч.
– «Отче наш… – неожиданно для себя выговорил Дан. – Иже еси на небесях…»
Девушка завизжала, по лицу заходили желваки, лицо поплыло, то превращаясь в жуткую ведьмовскую харю, то снова становясь человеческим. Дан громко, твердым голосом дочитал молитву. Девушка поникла, потом вздрогнула, будто просыпаясь ото сна, закричала, обеими руками схватилась за лезвие клинка и дернула его на себя, целя в грудь. Дан вытянул меч, разрезав ее ладони до кости. Ведьма упала на колени, зарыдала.
Энгель тоже расправился со своей противницей – еще более жестоко. Ведьма лежала на спине, заливая пол кровью из раны на плече.
– Вяжем и ведем в ратушу, – решил Дан.
Он подхватил обессиленную девушку, поставил на ноги, отыскал в комнате веревку, скрутил ей руки. Энгель сделал со своей противницей то же самое. Мальчик, который все это время молча просидел, прижавшись к стене, разразился горестным плачем. Дан взял его на руки, вынес на улицу.
– Присмотришь? – спросил у старосты.
Тот опасливо покосился на ребенка. Заметив, что Дан недовольно хмурится, решился:
– Что ж… Невинное дитя, как ни крути. А у меня никого не осталось… Может, заменит мне Кильхен сиротка…
Ведьм вывели на улицу, Энгель с Гансом остались присматривать за ними. Дан вернулся в дом, чтобы провести обыск. Это оказалось труднее, чем он ожидал. Что могло считаться уликами в деле о ведовстве и оборотничестве? Порылся по углам, нашел странного вида вонючую мазь, сунул в мешок, надеясь, что это не средство от чесотки или еще какого геморроя. В арсенале Катарины отыскалось немало интересных вещей: кости, по виду явно человеческие, младенческий череп, сушеные жабьи лапки, пучки вонючих трав, земля в мешочках – возможно, кладбищенская, как говорил староста. Череп с костями Дан сложил в мешок, остальные вещи счел несущественными.
Они двинулись по дороге в Равенсбург, конвоируя связанных ведьм. Добравшись до ратуши, Дан сразу отправился к Шпренгеру, доложил о случившемся. Ожидал, что инквизитор взъярится из-за его самоуправства, но тот широко улыбнулся:
– Я доволен тобой и твоими товарищами, Клинок. Вы доказали, что можете зваться воинами Христовыми. – Немного подумав, добавил: – За нарушение приказа – по три удара кнутом. Скажете брату Готфриду.
– Вот и выручай после этого товарищей, борись со злом, – ядовито прошипел Энгель, уходя.
– Дочерей в тюрьму, мать в пыточную, – коротко приказал Шпренгер.
Стражники у двери приняли девушек и повели их в подвал, в камеры.
– Так ты говорил, Клинок, у нее есть еще сын? Следовало взять и его тоже.
– Ему не больше семи…
– Зло беспощадно, – отрезал Шпренгер. – Искоренить его можно лишь столь же беспощадными способами.
– Но он ребенок!
– Он сын ведьмы, Клинок, а возможно, и урожденный вервольф. Мы должны выяснить, насколько глубоко зло пустило в нем корни. Мы спасем его бессмертную душу, во имя господа. Ничего, опыт придет со временем, Клинок. Я отправлю за ребенком Волдо.
Дан собрался было за своей порцией кнутов, но Шпренгер остановил:
– Клинок, останься. Идем со мной.
Гася недоброе предчувствие, Дан двинулся за инквизитором по темному коридору. Как он и опасался, Шпренгер привел его в пыточную.
В уже знакомой комнате румяный палач раскладывал на лавке жуткие инструменты, врач бинтовал обрубленную руку Катарины. За столом довольно пыхтел Инститорис.
– Будешь присутствовать на допросе, – пояснил Шпренгер.
Дана охватило омерзение. Он знал, видел, на что способна Катарина, и перед глазами до сих пор то вставали кости, выпавшие из ее котелка, то лицо пожранной вервольфом девушки. Но мысль о пытке была ему глубоко противна.
Шпренгер положил руку на его плечо:
– Через это нужно пройти. Ты особый воин, Клинок инквизиции. Ты должен знать и видеть все, что здесь происходит. Дабы вера росла и крепла в тебе, ведя к новым свершениям во имя господа.
От высокопарных речей сделалось еще гаже, однако Дан молча кивнул.
– Тебе не придется пытать, – заверил Шпренгер. – Для грязного дела есть палач, инквизитор лишь наблюдает, направляет и ведет допрос. Когда-нибудь ты станешь настоящим инквизитором, Клинок.
– Это мы еще посмотрим, – заворчал Инститорис, недовольный тем, что допрос все оттягивается. – За дело! Доктор Фиклер?
– Женщина здорова, – доложил врач.
– Обрейте ее.
Доктор замялся:
– Но ведь это работа монахинь…
– Случай исключительный. Женщины слишком опасны, мы не можем допустить к ним сестер. Это сделает Зальц.
С Катарины сорвали одежду, усадили на скамью, палач взялся за ржавую бритву. Ведьма не сопротивлялась, казалось, даже не замечала своей наготы. Она лишь тихо постанывала, баюкая раненую руку. Спутанные седые волосы клоками падали с головы, хоть немного прикрывая сморщенные отвислые груди, дряблый живот, красноватые артритные колени.
– Встань, отряхнись, – приказал палач. – Готово, святой отец.
– Брить везде, – коротко бросил Инститорис. – Нужно осмотреть все тело.
Недовольно морщась, палач продолжил работу: видно было, что это не доставляет ему особого удовольствия. Дан отвернулся.
– Герр Фиклер, приступай. А ты, Клинок, подойди сюда, присядь возле нас.
Дан опустился на лавку между инквизиторами. Шпренгер смотрел на ведьму спокойно и сурово, его охранник, брат Адольф, как всегда, сохранял полнейшую невозмутимость. Инститорис же явно не мог справиться с возбуждением, которое охватывало его все сильнее. Он покусывал жирные губы, перебирал коротенькими пальцами. И опять очень хотелось врезать ему по морде.
– Что там, герр Фиклер?
– Два пятна, – доложил доктор. – Похожи на печать дьявола. Сейчас проверим…
Уже знакомая Дану длинная кривая игла вонзилась в синеватую родинку под лопаткой женщины. Катарина вздрогнула, но промолчала.
– Она не чувствует боли. Сейчас… – Герр Фиклер вонзил иглу глубже, повернул под кожей. Ведьма застонала. – Нет, не чувствует. Проверим второе.
Теперь игла вошла в пятно на правой груди обессиленной Катарины. По сморщенному лицу потекли слезы.
– И это нечувствительно, – заключил герр Фиклер.
– На теле подозреваемой обнаружены две печати дьявола, – проговаривая вслух, принялся писать Инститорис. – Одна в форме подковы, вторая похожа на… – Он близоруко прищурился.
– Паука, – подсказал Шпренгер.
– Символы Сатаны. – Инститорис перекрестился. – Итак, Катарина Блау, знаешь ли ты, зачем тебя привели сюда?
Женщина молчала. Инквизитор повторил вопрос – снова молчание. Палач с силой ткнул Катарину кулаком в бок. Словно очнувшись, она проговорила:
– Меня обвиняют в ведовстве, добрый господин…
– Очень хорошо, очень, – лицо Инститориса расплылось в приторной улыбке. – Признаешь ли ты, что им занимаешься? Помни, Катарина: тебя поймали на преступлении.
– Я ведьма, добрый господин, – ничего не выражающим голосом произнесла женщина. – Я признаю это.
Инститорис недовольно поморщился:
– Что ж, превосходно. А признаешь ли ты, что убивала и ела младенцев?
– Да, добрый господин.
– Готовила из мертвых тел порошки и мази для колдовства?
– Да.
– Бывала на шабашах?
– Да.
– Обращалась в волка?
Катарина снова замолчала, лицо Инститориса осветилось счастливой улыбкой.
– Катарина Блау, признаешь ли ты, что обращалась в волка и нападала на девушек?
– Нет, добрый господин. Этого не было.
Голос инквизитора стал вкрадчивым:
– Подумай хорошо, Катарина, или мы вынуждены будем подвергнуть тебя пытке.
– Я никогда не делала этого, добрый господин…
– Дьявол слишком силен в ней. – Шпренгер рывком поднялся из-за стола. – Ноги в тиски.
Палач ловко надел на ступни Катарины железные приспособления, закрутил винт. Пальцы ног посинели, из-под ногтей выступила кровь.
– Ты не должен отворачиваться, Клинок. Это малодушие, – заметил Инститорис. – Катарина, признаешь ли ты, что обращалась в волка?
