— Привет! Я уже успел заказать тебе кофе.
— Спасибо. Итак?
— Итак, я нашел надежное место для твоего «царя морей», — Рун загадочно молчал, дожидаясь, пока Скоглунд начнет его нетерпеливо расспрашивать.
— Так ты умудрился за 12 часов организовать тайник в столице коммунистов, под носом у КГБ? Если этот план еще и надежен, то я снимаю шляпу.
— Дорогой Кнут! Проблемы или решаются быстро, или не решаются вообще.
— Так как ты решил проблему? Надеюсь, больше никого не надо будет брать в долю?
— Проблема решается элементарно. Где, даже в Москве, не может хозяйничать КГБ? На территории охраняемого посольства иностранного государства. Например, нашего. Там и будем держать кейс.
— Рун, перестань выпендриваться и выкладывай, что ты придумал.
— Лишь то, о чем ты просил. Документы будут храниться в посольстве Норвегии.
— Повтори.
— В посольстве Норвегии. Или, на худой конец, в квартире атташе по науке. Я думаю, туда КГБ уж точно не сунет свой нос.
— А сам атташе не сунет нос в наши дела? И не арестуют ли нас в ближайшие полчаса? Рун, я знал, что ты сумасшедший, но не думал, что до такой степени.
— Кнут, Кнут… Торвальд понятия не имеет, что будет лежать у него в сейфе. И с какой целью я это привез. Я, конечно, наплел, что там — перевод на русский романов Жана Жене, которым предстоит ходить в самиздате среди угнетенных и преследуемых русских геев, но он даже не слушал. Ему это абсолютно безразлично.
— И он такой наивный, что оказывает тебе эту услугу?
— Ага. Он мой старый приятель…. Нет, не подумай дурного, он, как и ты, бегает исключительно за девочками. Просто его впечатляет, что я родственник ее величества. Так что тебе осталось только взять билет. Я должен сообщить Йоргенсену, когда нас встречать в аэропорту.
— Спасибо, Рун. Прости меня за предубежденность.
— Ерунда, я сам виноват. Хотел тебя чуть-чуть подразнить. Так когда едем?
— В июле. Тринадцатого! — с минуту подумав, решил Скоглунд. Четырнадцатого июля исполнится ровно год с тех пор, как начался тот симпозиум в Сан-Диего: Скоглунд любил символические жесты и знаковые совпадения.
— Отлично. Перед отъездом привози ко мне на квартиру своего «Посейдона», будем готовить его к путешествию.
Ранним июльским утром Скоглунд и Киркебен, без больших хлопот выправившие себе туристические визы в Советский Союз, дожидались рейса в аэропорту Осло. На шее Скоглунда повисла его прекрасная жена, а Киркебен крепко сжимал в руке черный кейс. Там, переложенные десятком научных статей, не представляющих интерес для военных и их разведок, покоились чертежи и пояснительные записки с секретной информацией о «Посейдоне».
Наконец, объявили посадку: Скоглунд тепло попрощался с женой. Кто знает, может на этот раз фортуна повернется к нему лицом. Рубикон перейден.
Глава 4. Цель — остаться в живых
Маляву от Снегиря из Бутырки незнакомец принес через несколько дней. Галя прочла записку прямо в булочной, куда направлялась.
«Привет, Ласточка! Ты в отмазке. Помогай моей матери и сеструхе. Слушай Беспалого. Снегирь».
Она прочла записку несколько раз, точно предполагала найти в этом обрывке бумаги что-то еще. Кто такой Беспалый? Может быть, тот самый «Флотский»?
Старшине она ничего не сказала, хотя в тот день он расспрашивал Галю особенно дотошно.
Утром ей позвонили, и хрипловатый голос — она сразу же узнала человека, доставившего послание от Снегиря — распорядился по-хозяйски:
— В двенадцать канай в булочную, купи какой-нибудь крендель и жди у выхода.
Так появился Беспалый. Это был именно тот самый «Флотский», только одетый иначе. Галя увидела его через витрину булочной. Он курил папиросу и выглядел этаким праздным гулякой…
Она непринужденно прошла мимо, он кивнул и двинулся следом. Галя свернула в арку, щеголь — за ней.
— Молодец, лохматка, — похвалил ее «Флотский». — Наше вам с кисточкой.
— Здравствуйте, — ответила она, после чего вопросительно подняла глаза.
— Зови меня Константин Иванович.
Галя чуть было не улыбнулась, но успела сообразить, что это было бы неуместно. Одновременно заметила, что на правой руке собеседника не хватает двух пальцев — мизинца и безымянного. Все руки были в наколках, видимо сидел — и не раз.
«Кто ему отрезал их?» — машинально подумала она. Какие-либо увечья и физические изъяны были ей неприятны с детства. Она, порой, презирала даже свою сестру Изольду только за то, что та не была красавицей, как она сама.
Они уселись на первую попавшуюся скамью.
— Я вчера ездила в Бутырку, притаранила Снегирю жрачку, — сказала она просто так, чтобы не молчать.
«Флотский» как будто не слышал.
— А ну-ка, прижми ноги к груди и обхвати их руками.
Галя повиновалась без всяких вопросов, тут же усевшись на скамье. Похоже, Снегирь перед этим мужиком представил дело так, что она его давняя и верная помощница.
— Отлично, калган, калган нагни, — «Флотский» пригнул ей голову. — Слушай, а сколько ты весишь? Килограммов шестьдесят?
— Намного меньше, — недоуменно ответила Галя. — А что вам от меня надо? Что со Снегирем? Я собралась отнести ему передачу.
— Это лишнее, — отмахнулся щеголь. — Он не пропадет.
Сейчас Галя боялась и Снегиря, и этого парня, и всю дворовую компанию, несколько дней назад разлетевшуюся от страха, как ворох сухих листьев.
— А что я-то должна теперь делать? — спросила она. — И что маме дома говорить?
— Матери скажешь, что едешь к подруге и вернешься поздно. Ну, или соври что-нибудь другое. Будешь работать… как в прошлый раз. А это доля за прошлую работу. Фишки, разумеется, оставь дома. Закуркуй куда подальше.
Он протянул небольшой сверток.
— Здесь триста знаков.
Галя взяла деньги с легким недоумением. Собеседник заметил ее реакцию.
— Бери, чего там, бери. Ты свое отработала, — сказал он поощрительно.
Сверток с деньгами Галя спрятала на огромном шифоньере в коробке со старыми туфлями. Черкнула записку матери, на ходу соображая, у кого из подруг лучше переночевать сегодня. Перед тем, как выйти, окинула комнату взглядом, чувствуя себя то ли обманщицей, то ли воровкой.
«Будь, что будет, — с тоской подумала она. — По крайней мере, это даже интересно».
Когда она вернулась во двор, где только что разговаривала с «Флотским», там не было вообще никого, кроме большой собаки, взявшейся невесть откуда.
— Галка! — услышала она незнакомый голос за спиной.
В десяти шагах разворачивалась старая «Волга» с фигуркой бегущего оленя на капоте. Галю окликнул шофер, усатый мужик в потертой кожанке. Беспалого она увидела, открыв заднюю дверцу.
— Шевелись, — сказал он ей без всякого выражения. — Трогай.
Поехали куда-то в район Сокольников, долго петляли, пока не остановились во дворе какого-то склада.
— Что сказала дома? — спросил Беспалый.
— Никого не было. Я оставила записку, что поехала в гости к подруге, в Немецкую слободу.
— Нормально, — одобрительно усмехнулся Беспалый. — Сейчас тебя заколотят в пустой ящик из-под табака.
— Я же задохнусь, — испугалась Галя, ничего не понимая.
— О тебе позаботились, — успокоил он, — в ящике сделаны отверстия, дышать можно, хоть я и не пробовал. Крышка будет держаться на двух гвоздях, ты ее легко снимешь.
— Это надолго? — отрешенно спросила Гали.
Тюрьма, которая так живо представилась ей недавно под ледяным взглядом старшины Никишина, сейчас сжалась до размеров пыльного ящика из-под чая, чтобы вскоре явиться во всей ее устрашающей громаде. Отвертеться, судя по всему, невозможно. Галю, как и Снегиря, эти люди используют сходу, в явочном порядке.
— Тебя погрузят вон в ту машину. Ящики притаранят в один магазин. Грузчики, вон они стоят. Эти фраера поставят твой ящик последним, чтобы ты легко могла вылезти. Когда магазин закроют и все уйдут, ты осторожно, без всякого лишнего шума вылезешь. Не чихай, не кашляй, понятно, подойдешь к двери и откроешь засовы. Снаружи тебя буду ждать я, так что, до встречи. На этой же «Волге» тебя отвезут домой, как принцессу.
«Почему все это происходит со мной?» — с ужасом думала Галя.
«Моссельпромовский дом», детство, мать, соседей она видела теперь как бы с большой высоты. Москва превратилась в карту, которую пересекала змеевидная лента реки.
«Флотский», казалось, догадался, о чем она думает. Он наклонился к ней, положил мозолистую руку на колено и шепнул на ухо:
— Все получится, не бзди. К двенадцати ты будешь дома и забудешь обо всем.
Галю начала трясти мелкая дрожь, зуб на зуб не попадал. Ей казалось, что все слышат, как у нее стучат зубы. Она обхватила себя руками, чтобы согреться.
— Сверим часы, — буркнул «Флотский», — Так, сейчас без десяти семь. Откроешь засовы в восемь тридцать. Держи фонарик.
