Не знаю. И этого добра набито в шкатулку до самого верха.
— Тоня…Это че? — Сглотнул слюну, потому что она чуть не капнула на драгоценности, а потом поднял взгляд на домработницу.
— Георгий Аристархович, ладно у тебя провалы в памяти. Но ты же не разучился предметы угадывать. Украшения это. Твоей матери. Она сильно их любила. Покупала при каждой возможности. Тем более…
Тоня оглянулась на коридор, словно опасалась, что нас могут подслушать.
— Она же со Светланой дружила. А та, сам знаешь… — Тоня осеклась, глядя на моё бестолковое лицо. А оно в этот момент реально было бестолковое. Потому что, какая, на хрен, еще Светлана. Мне одной хватало выше крыши. У меня от этого имени теперь психологическая травма.
— Жорик…Ты не помнишь и это?
Я молча покачал головой.
— Это странно…Ты знаешь, Георгий, надо обязательно показаться врачу.
— Ага. Непременно. Чтоб меня психом объявили и Семена куда-нибудь в детский дом отправили. Нет, уж. Спасибо. Расскажи в двух словах.
В общем, из того, что мне поведала Тоня, я понял одно. Вернее, убедился в том, что итак прекрасно знал. Милославская была далеко не дура. Она сдружилась с женой министра МВД. Ту тоже звали Светлана. Не сказать, что наиближайшие подруги, но приятельствовали неплохо. Так вот эта дамочка активно собирала бриллианты по всем уголкам Москвы и не только. Через нее Светланочка Сергеевна при каждом случае приобретала драгоценности и для себя. Причем, глядя на шкатулку, которая передо мной стояла, точно могу сказать, что здесь, если перевести брюлики в денежный эквивалент, хватит на меня, Семена, наших детей, их детей, и даже можно в этот список включить Тоню, Андрюху, деда Мотю и еще половину Зеленух. Потому что, уж в чем, а в драгоценностях я разбираюсь. И мать, и сестра были повёрнуты на этой теме. Может, точную оценку не дам, все же не ювелир и не спец, но в шкатулке лежали драгоценности высочайшего качества, и, так подозреваю, некоторые как бы не исторической ценности.
— Тоня…А мы чего, это дома держим? — Спросил я у сидящей рядом женщины, а потом очень осторожно закрыл крышку.
— Так а где держать? Светлана Сергеевна всегда говорила, нельзя никому их показывать. Даже Аристарх Николаевич не знал. Только мне сказала. На всякий случай. Она ни разу не надела ни одно украшение на торжества, куда ходила с твоим отцом. И про своих приятельница говорила. Про Светлану и еще про одну…Ох, не помню имя. Мол, зря они так наглядно свое богатство демонстрируют. Могут возникнуть вопросы и к ним, и к мужьям. Ну, Щелокова, Светлага эта, она с Галиной Леонидовной близко дружит…
— С кем? — Переспросил я.
— Ну…С Галиной Леонидовной… Брежневой. Ты чего, Жорик. Не пугай меня. Этот факт не только всей Москве известен, а, наверное, в самых далеких республиках не является тайной. А уж по столице такие слухи ходят… — Тоня покачала головой, потом с волнением потрогала мой лоб. Будто от температуры можно потерять память. Умрешь.
— Ну, да…Ну, да…Брежнева. Как же. Просто не сразу расслышал отчество. Вот и не понял, о ком речь.
В общем, после разговора с Тоней я остался в полной уверености, голодная смерть и нищета нам с Семеном не грозят. А потом, лёжа в постели, сообразил. С хрена ли нам. Я сегодня здесь, а завтра меня нет. И что? Брюлики останутся у Милославских. Но они, вроде как, Семёну принадлежит. А с другой стороны, куда им столько? Короче, меня одолела алчность. И это при том, что я уж удивиться цацкам вообще не должен. Но, блин… Такие видел впервые.
Правда, когда проснулся, немного отпустило. Может, правда, бриллианты оказывают на людей влияние, если на них долго смотреть. Как кольцо всевластия. Вот прошла ночь и все. Мне уже не хочется раздербанить шкатулку между нами с Семёном.
Тоня накормила меня завтраком и я отправился в отдел.
Честно говоря, сильно надеялся, что моего наставника на месте не окажется. Но он оказался. А потом последовал этот странный разговор.
Более того, после беседы о родителях, причём выражение лица у Петра Николаевича было такое, будто он искренне интересуется моей жизнью, которая при любом раскладе вообще ему не всралась, он стал задавать еще более странные вопросы.
— Скажи, а вот Цинёв Георгий Карпович…Говорят, они с твоим отцом неплохо ладили.
Вот тут я понял, нужна срочная причина, по которой мне надо свалить. Очень срочная. Потому что вообще не знаю, о чем речь. А поэтому шанс вхерачиться в жир ногами сейчас нереально велик. Я даже приблизительно не понимаю, кто это такой. Скажу, мол, ладили. А если, нет? Или опровергну эту информацию, а они, может, кореша были. Аристарх и этот Цинёв-Хренёв.
— Ох, ты черт! — Я резко согнулся в три погибели и застонал.
— Что такое? — Петр Николаевич выскочил из-за стола и подбежал ко мне.
— Ой, подождите…Боль адская. Будто сразу отказали и печень и почки. И эта… Селезенка.
Мляха-муха… Ещё бы вспомнить, что, где находится. За какой бок держаться. За правый или левый. В итоге решил, просто оставаться в позе китайского иероглифа.
— Георгий, ну, ты чего? Скорую давай. Это же приступ очевидно какой-то. Может, аппендицит? — Опер либо действительно был взволнован, либо так хорошо притворялся. Но мне, честно говоря, глубоко наплевать. Надо просто быстрее свалить отсюда.
— Обейдусь без скорой. Родня вчера из деревни приехала. Мамина. Сами представляете, какие гостинцы привезли. Ну, не удержался. На ночь так натрескался. Да еще и выпили. Самогон. Там дед Мотя…
Опер смотрел на меня, как на идиота, потому что нес я, конечно, полную ахинею.
— Петр Николаевич, простите, можно мне сейчас уйти. Я все понимаю…Но сил нет.
Для пущего эффекта начал даже подвывать.
— Слушай, нужно к врачу обязательно. Ты смотри, у тебя лицо, какое бледное.
Я встал со стула, и попятился к двери. Не разгибаясь. А сам думаю, конечно, бледное. Побледнеешь тут, если засада полная.
— Прям сейчас к врачу. Сразу. Ничего? Можно? То есть, разрешите? — Бормотал я, продолжая двигаться к выходу.
Задом уткнулся в дверь, нащупал, не оборачиваясь, ручку и выскочил из кабинета.
По коридору пронёсся вниз. Успокоился только на улице. Остановился, переводя дыхание.
Чертов Жорик. На хрен ему понадобился этот дебильный ОБХСС? Чего не сиделось в Академии? Пошел бы, блин, в международную тему. Устроился бы где-нибудь каким-нибудь атташе. Или секретарем. Да кем угодно.
Поднял голову и посмотрел на окна. Главное, что кабинет, где мы сидели с опером, общаясь, между прочим, приватно, находился на другой стороне.
— Надо соскакивать. — Сказал я
