– Да бросьте. Кому это надо…
Пришёл секретарь со слугой. В их руках были куча бумаг:
– Простите, пришлось воспользоваться чужими руками. Не смог всё сразу унести. – извинился секретарь.
– Как раз ты мне сейчас нужен. – с жаром выпалила королева. – Садись за стол, доставай бумагу и чернила.
Она потащила секретаря к столу. Бумаги упали на пол, но королева махнула на них рукой, давая понять, что сейчас они не так важны, как нынешнее дело. Было комично наблюдать как старуха толкает грузного мужчину к столу. Сев за стол, секретарь начал писать под диктовку королевы:
«Просьба передать этот эдикт господам всех провинций, в которых находятся нижеперечисленные предатели.
К вам обращается королевский двор под временным главенством королевы Маргариты. Люди, подчинившиеся приказам узурпатора Эдуарда, имеют возможность получить королевскую милость, если они придут и принесут присягу королеве Маргарите о том, что будут верны ей до конца своих дней. Тот, кто не подчинится, будет вынужден встретить свою смерть как предатель, а также и люди, которых он с собой вовлёк в такое постыдное дело.»
– Прекрасно. Теперь такое же обращение напиши и для знати. Только без узурпатора Эдуарда, ну понимаешь, да. – небрежно сказала королева. – Некоторые придут, а некоторые примут смерть, решать им. Вот тут мне понадобится ваша армия. Чтобы мой эдикт имел силу.
– Вам надо ещё свою армию создавать, а то смотрю, у вас одни старики. Если бы я на вас напал, мне бы не составило труда вас победить. А что говорить про другие королевства…
–А про них не стоит. Мы с вами создаём достаточно сильный союз. – перебила королева. – Надо пустить в народ новость о том, что идёт отбор в королевскую армию.
– Так просто люди не пойдут. Особенно после таких событий. Надо им что-то предложить. Ну же, не скупитесь. У вас достаточно денег, чтобы раскошелиться.
–Дам им одежду, повышенное жалование…
– Небольшую землю и старый дом их семьям. – продолжил правитель. – У всех ваших новобранцев уже будут семьи. Прежний устой с пустой верностью королеве не пройдёт. Вы даже за присягу вам дарите жизнь, а тут почему вы вам так же не расщедриться? – предложил Азгур.
– Тогда они точно не поднимут бунт. Семьи. Точно. – задумалась королева. – Вы чертовски правы! Не зря я сделала ставку на вас! Вы мудрейший из правителей!
– Кстати, эдикты эти нужно отправить после того, как мы пустим легенду о смерти Эдуарда, народу не обязательно знать о том, что Эдуард якобы был узурпатором. Люди его быстро полюбили. Давайте продолжать ту легенду, что вы придумали с Эдуардом. Только тут мы припишем внезапную болезнь, скорбящую сестру, свадьбу, меня. Люди быстро забудут горе, узнав, что его дражайшая сестрица нашла утешение в любви. Все же уверены, что девушке обязательно нужно выйти замуж, иначе она пропадёт, а тут мы сыграем на их эмоциях. Ещё и на свадьбу надо расщедриться. Подкинуть маленький мешочек с монетками народу, чтобы они возрадовались нашей чете. Придётся даже на этот день открыть часовню, чтобы все прилюдно видели церемонию. Надо немедленно восстановить главную часовню и найти настоятеля для свадьбы.
–Нет! Только не часовни!
–На один день! Якобы вы так растрогались за счастье своей племянницы, что открыли часовни. Свадьба сыграется. Народ успокоится. …
– Потом пойдёт новость о наборе в королевскую армию со всякими щедростями и потом уже эти эдикты. – продолжила королева. – Народ попытается взбунтовать, но уже будет поздно. Нет, ещё лучше, если даже не дам шанса этим предателям! Это просто восхитительно!
Азгур увидел прежний жестокий блеск в глазах королевы. Да, она вернулась:
– А что если я уже опоздала? – задалась вопросом королева. Но в голосе уже не было слышно той жалкой ноты сожаления о поступке, в нём был слышен страх потерять тот лакомый кусочек, к которому она так упорно шла.
– Вы как будто и не правили? –посмеялся мужчина. – Ваш муж же из этой страны.
– И что вы хотите этим сказать?
– Будь я вашим мужем, за такой нрав я бы вас уже убил, а он терпел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Вы просто его не знаете.
– Не знаю, но тем не менее, он вас не убил. В нём слишком много севера. Как и в ваших людях. Они никогда не взбунтуют. Пусть даже они недовольны, но они верны и смиренны, готовы терпеть, надеясь, что новое поколение что-то изменит, исправит. Но новое поколение растёт, а старое их воспитывает и передаёт им, даже не видя это, свою северную смиренность и покорность. И ничего не меняется. Абсолютно ничего.
Новая жизнь
Генрих и Оливия прибыли в восточную провинцию зимой. Жизнь тут была спокойной. Дом купца предоставил Генриху и Оливии небольшой дом с хлевом и маленьким клочком земли. На год одолжили овцу, корову и двух поросят. Всё выглядело аккуратно и чисто.
Генрих практически всё время был на службе у купца, однако едва ухватив свободную минутку, забегал к Оливии. Дом был полностью в её распоряжении. Всё постепенно воплощалось как мечтал Генрих: дома пахло выпечкой, а стол украшал горшок с засушенными цветами. Оливия снова почувствовала себя той самой маленькой девочкой, дочкой мельника, вспомнила всё, чему учила её вторая мать. Казалось, что она была счастлива, и ничто не может ей напомнить о её прошлом.
Однако Генриха смущало одно: Оливия была одна. Совсем. Мало того, что за ней не бегали местные деревенские юноши, с ней вообще никто из жителей провинции не поддерживал разговор. К ней они относились враждебно, даже злословили. Жизнь в провинциях скучна и однообразна, потому сплетни – обычное развлечение для скучающих жителей, однако на Оливии они отыгрывались сполна. О Генрихе мало чего судачили, так как боялись гнева купца, с которым Генрих имел прекрасные отношения, а вот Оливия была нещадно полита грязью.
– Кто она? Не похожа она на дочь этого старика.
– Посмотри на её нос, будто собака побитая.
– Может она любовница его?
– Ты думаешь, это он её так побил?
– Не знаю, всё с ними не ясно. Откуда они, кто они.
– Если это даже его любовница, то не мог он кого симпатичней выбрать? Она же уродина.
– Будто трактирная шлюха. А может она и была шлюхой?
Так проходила жизнь Оливии: взаперти и одиночестве. Генрих был её единственным другом, и она не могла даже представить, что она будет делать, если его вдруг не станет. А ведь это могло случиться в любой момент. Он был удерживающей причиной быть здесь, в клоаке злословия. Ситуация усугубилась, когда одна из местных жительниц увидела в бане Оливию обнажённой. Женщина разглядела исполосованную спину девушки. Этим же вечером все женщины, да и некоторые мужчины, обсуждали откуда могут быть такие шрамы. Пришлось даже Генриху один раз припугнуть ту женщину и ударить по лицу её болтливого, как скучающая бабка, мужа, чтобы они больше не распускали об Оливии грязных сплетен. Больше девушку никто не обсуждал, но и заговорить с ней никто не пытался. Она и Генрих жили нелюдимо, что даже не посещали часовню.
С правлением Эдуарда пришло их возрождение. И люди оценили его по-своему. Не только как символ спокойствия и светлого будущего, но как и лучшее место для сплетен.
В таком строгом и чистом месте собирается весь богобоязненный народ, который под страхом и привычкой посещают это место, хотя понимают, что идут сюда за новой порцией свежих сплетен. Вот и сейчас началась служба, а в толпе то и дело проскальзывает слушок о том, что местный пропойца побил свою жену.
«Она же совсем тихоня! Никогда не жалуется на него. Вот это сильная женщина!»
«Да дура она! Я бы своему такого бы не позволила. Вон, смотри, вон там, вон там она. Да туда смотри!»
Распухшее от ударов лицо женщины подтвердило слух. Некоторые женщины украдкой смотрели на побитую жену и стыдливо опускали глаза, чтобы никто не заметил, каким постыдным делом они занимаются.
Некоторые смотрели прямо и нагло, даже лезли со своими советами. В основном, это были старушки, которые свято верили в то, что, прожив свой век, они прекрасно понимают жизнь и могут давать нужные советы, даже если их об этом не просят.
