***
Отдаленные недружные хлопки вернули ее к реальности.
Потом включили свет в зале. Находившийся в центре оркестрантов Джером не сводил немигающих глаз с Глории. Но не произнес ни единого слова. Люди, сидевшие слева и справа от него, казалось, скучали. Один даже громко вздохнул.
Глория не знала, как ей теперь быть: сойти со сцены или же остаться? Она осталась на месте, не в силах пошевелиться. Наконец, заговорил басист.
— Вы понимаете, птичка певчая, у вас по-настоящему приятный голос. Сладкий как мед. Не говоря уж о том, что у вас такие волосы — при свете кажется, будто на голове горит пожар. Но, — он сочувственно ей улыбнулся, — вы поете не совсем так, как надо нам.
Птичка? Она всю жизнь поставила на карту — ради того, чтобы какой-то зануда называл ее «певчей птичкой»?
— А как же именно вам надо? — спросила Глория в микрофон. — Просто любопытно.
— У вас манера задушевная, искренняя, — пояснил басист. — Но нам нужна девушка, которая может причитать по-настоящему.
— Ну, это я могу, уж поверьте. Хотите, спою другую песню? Я не взяла с собой ноты, но могу спеть а капелла…
— Вы еще слишком юны, деточка. Как я и предполагал, — сказал Джером. — К тому же вы не спели «Блюз разбитого сердца». Как я понимаю, вы не чувствовали себя готовой к нему.
Эти слова пронзили ее, будто отравленные стрелы. Она ведь с самого начала хотела доказать, что он ошибается, показать этому святоше-музыканту, что она — певица. Артистка. А не просто глупенькая школьница. И что, если ей не хватает того, чем обладают другие пришедшие сюда девушки, — сильного звука и еще большего нахальства? У Глории есть нечто свое. Она соблазнительнее. У нее есть нечто такое, что привлечет слушателей, заставит их слушать песню, а не просто танцевать под музыку. Только вот Джером Джонсон, вероятно, думает иначе.
Глория неловко спрыгнула со сцены и пошла прямиком к двери. На полдороге обернулась, посмотрела прямо в глаза Джерому и сказала:
— Чтоб вы знали, я умышленно не спела «Блюз разбитого сердца».
— И в чем же умысел? — усмехнулся он.
— Самое лучшее я не отдаю даром, — ответила ему Глория.
Потом развернулась и зашагала дальше.
— Ну, клянусь всеми потрохами, я думаю, что вы пели, как звезда, — сказал ей Лейф, когда она проходила мимо.
Глория даже не остановилась, чтобы сказать ему «спасибо». Ей хотелось немедленно исчезнуть отсюда, пока застрявший в горле ком не растаял и не превратился в поток слез. Она читала статьи в журналах и биографии звезд сцены, знала, что жизнь певца нелегка: снова и снова тебе отказывают. С этим она могла бы примириться.
Но Джером говорил с нею жестоко. Получалось, что как бы превосходно она ни пела, его это все равно никогда не устроит.
Она набрала полную грудь воздуху, готовясь проскочить мимо ожидавших на лестнице девушек, и толкнула входную дверь.
— Эй, Рыжая! Повернись-ка своей прелестной попкой к двери, а личиком к нам. Давай, топай сюда!
Голос врезался в Глорию, как пуля между лопатками, когда она уже открыла дверь и ступила на порог. Бандиты, сидевшие на прослушивании, теперь стояли у стола. С блестящими напомаженными волосами, в сногсшибательных костюмах, они были очень молодыми на вид, не старше лет двадцати пяти — двадцати шести. От них ощутимо исходило чувство полной уверенности в себе и еще нечто такое, что заставляло Глорию вздрагивать. Они были опасны.
Она развернулась и прошагала назад, к столу. В похожих ситуациях Глория ненавидела свои рыжие волосы — знала, что кожа у нее идет пятнами, становится некрасивой, делая заметными малейшие дефекты. Хорошо хоть яркие лампы погашены.
Пока она шла, в зале стояла неловкая тишина, разве что иногда позванивали стаканы.
— Ты забыла свои ноты. — Один из двух бандитов — тот, что был красивее, — протянул ей три смятых листка. Его лицо смутно помнилось Глории со вчерашнего вечера.
У нее все сжалось внутри. Ноты, вот в чем дело. Ну, разумеется, а зачем бы еще стали они ее звать? Что она себе вообразила?
— А-а, спасибо, — пробормотала она.
Потянулась взять листки, но бандит отдернул руку с нотами.
— Не надо спешить.
Неужели нужно снова унижать ее, как будто она мало вытерпела сегодня?
— Так ты хочешь получить у нас работу, Рыжая? — Он помахал нотами у нее перед носом. — Сильно хочешь?
— Очень-очень, — сердито ответила Глория, снова протягивая руку к нотам.
— Хо! А ты, оказывается, с норовом. — И он разжал пальцы; листки полетели на пол. — Мне нравится, когда певицы у нас такие.
Глория присела на корточки, собирая листки; должно быть, ему просто захотелось лишний раз на нее поглазеть. Пол был покрыт липкой пленкой спиртного с кислым запахом. Подбирая последний листок, она обратила внимание на туфли гангстера. Они были закрыты короткими гетрами, какие носил и ее отец — что-то вроде серых чехольчиков, которые мужчины обычно надевали, чтобы не запачкать сами туфли. У этого юноши даже гетры выглядели дорогими — из блестящего шелка, с вышитой на них буквой «М».
«М» — Мачарелли. Конечно. Карлито Мачарелли, известный плейбой, сынок одного из гангстерских главарей.
И тут до нее внезапно дошел весь ужас положения: она, юная девушка из богатой семьи, поймана в ловушку в этом подземелье, среди негров-музыкантов и безжалостных бандитов. Во что же она втянула себя по собственной воле?
— Она не годится еще для сцены, Карлито, — нарушил тишину голос Джерома. — Представь только, что здесь толкутся и шумят две-три сотни подвыпивших людей. У нее слабый голосок, ее просто не услышат.
— В ней что-то есть, — ответил Карлито, затянувшись сигарой и выпуская дым в лицо Джерому. Еще раз окинул взглядом Глорию. — Что-то свеженькое. Мне она понравилась.
— Ну да, мне тоже. Очень даже понравилась. Но ей нужно укрепить голосовые связки, развить выносливость. У нее же ни техники, ни опыта.
— Значит, тебе, Джонсон, придется как следует потрудиться в ближайшее время.
— Что ты хочешь этим сказать? — Глаза Джерома потемнели еще больше.
— Что с этой минуты ты за нее отвечаешь. Подготовь ее. Позанимайся с нею. У тебя есть целых две недели. Времени предостаточно. — Карлито бросил недокуренную сигару в стакан Джерома. — Сам убедишься, что неопытные девочки всегда учатся быстрее всего.
Джером открыл было рот, словно собирался еще что-то возразить, но так ничего и не сказал. Только потер подбородок и сердито посмотрел на Глорию.
А она подумала о том, что ей надо быть на седьмом небе от радости — ее же берут на работу певицей, Боже правый, — да вот только как ей удастся каждый вечер незаметно исчезать из дому? И как прогуливать уроки ради того, чтобы разрабатывать голос?
Но все эти заботы — еще полбеды. Не так уж трудно пропустить несколько уроков в лорелтонской школе, имея поддельную справку от врача. А вот как быть с тем, что белая девушка из почтенной богатой семьи станет звездой негритянского джаз-банда? Да еще в подпольном «тихом» баре! А если об этом узнает Бастиан? Ведь кто-то из его друзей-банкиров, несомненно, здесь бывает. Вот о чем ей нужно беспокоиться.
— Глория Карсон, так? — спросил Карлито, устремив взгляд на ее грудь.
— Друзья зовут меня просто Гло.
— Ну что ж, замечательно. Не пройдет много времени, и ваше имя загремит в ГЛО-бальном масштабе. — Он поцеловал Глории руку. Она не могла понять, всерьез это он или откровенно насмехается над нею, но его липкая рука и бегающие глазки заставили ее содрогнуться. — Добро пожаловать в «Зеленую мельницу». Вас ожидает блестящее будущее. — Карлито повернулся к Джерому. — Приветствуй даму как положено, Джонсон.
Сделав над собой заметное усилие, Джером отставил в сторону стакан с плавающей в нем сигарой и шагнул вперед.
— Извините, если я сейчас говорил с вами несколько резко. Ваш голос действительно доходит до самого сердца, мисс Карсон. Но это сущие пустяки по сравнению с тем, как вы станете петь через две недели.
У Глории сразу голова пошла кругом. Все так просто — стоило Джерому сказать ей комплимент, и пробудились силы, дремавшие где-то в глубине ее души.
***
Глория повернула руль маминого автомобиля, направляя его на подъездную дорожку.
Опоздала. Слишком сильно. И неприятности ее ждут немалые. Однако они не слишком заботили Глорию — скоро она станет певицей!
У самого дома вырисовались силуэты двух людей, смутно похожих на Лоррен и Маркуса. Тех самых людей, которых в эту минуту ей хотелось видеть меньше всего!
Она выключила фары, заглушила мотор и плавно проскользила по кольцевой подъездной дорожке, почти бесшумно остановившись перед дверью гаража. Осторожно открыла дверцу машины, выскользнула наружу и тихонько закрыла дверцу. Потом прокралась к дому в одних чулках, сжимая туфли в руках.
