Наместник задумчиво поскреб по небритому подбородку.
– С аркебузой скверно вышло, – начал он тихо. – Пусть она старая и ржавая, но ты обокрал меня, Матис. Я этого не потерплю. Ворам в моей крепости делать нечего. К тому же оружие, скорее всего, теперь находится в руках моего злейшего врага. Поэтому хочешь не хочешь, а придется изгнать тебя из Трифельса.
Агнес почувствовала, как внутри нее что-то надломилось. Матис тоже заметно побледнел, но держался прямо и смотрел наместнику в глаза.
– Как… как прикажете, господин, – выдавил он.
– С другой стороны… – продолжил Эрфенштайн. – С другой стороны, ты прикончил из этой аркебузы одного подонка и спас мою дочь. Да и нельзя допустить, чтобы наместник Анвайлера ни с того ни с сего хватал моих вассалов. Если я тебя вышвырну, то Бернвард Гесслер наверняка тебя схватит и устроит над тобой суд… Что за времена такие – слово бездарного городского наместника имеет больше веса, чем слова хозяина Трифельса! До чего мы, черт возьми, докатились!..
Эрфенштайн распалялся все сильнее, лицо у него раскраснелось.
– Неужели этим новоявленным господам неведомо, что когда-то мы были друзьями с самим кайзером Максимилианом? В молодости мы вместе сшибались на турнирах, вместе сражались при Гингате против проклятых французов… Я родом из знатного семейства, еще мой прадед служил рыцарем тогдашнему кайзеру! А теперь какой-то патриций будет указывать мне, что делать и как поступать? Нет уж, никогда!
Он тяжело засопел и указал пальцем на Матиса:
– Я не могу изгнать тебя, такого одолжения наместник от меня не дождется. Но и отпустить тебя безнаказанным я не могу, иначе стану посмешищем для собственной челяди. Поэтому отправишься в узилище, пока я не решу, что с тобой делать. – Глаза у наместника сузились. – Быть может, ты скоро и пожалеешь, что я тебя не изгнал, Матис.
После бури чувств, одолевавших ее в последние минуты, Агнес не знала, плакать ей или смеяться. Матиса не прогонят, и он останется в крепости! С другой стороны, отец собрался отправить его в темницу, а после его, возможно, ждала участь и похуже.
– Но, отец, – взмолилась она, – Матис взял аркебузу, только чтобы помочь тебе! Он… он хотел ее починить, хотел…
– Прибереги слова! – резко возразил Эрфенштайн. – Я не раз говорил парню, чтобы тот держался подальше от пороха. Никогда не любил эту дьявольщину. Ковал бы мечи, как его порядочный отец… А он вместо этого обкрадывает меня, да еще и связывается с мятежным сбродом! Ну, раз не желает слушать, пусть на собственной шкуре испытает мой гнев… Ульрих! Чтоб тебя, Ульрих!
Эрфенштайн проревел это на весь двор, и в скором времени из дворянского собрания показался старый орудийщик. Бывший ландскнехт давно поседел и при ходьбе чуть горбился. Многочисленные шрамы украшали его отечное от выпивки лицо.
– Звали, ваше превосходительство? – пробормотал он и смахнул с бороды остатки ячменной похлебки.
Эрфенштайн кивнул на Матиса:
– Этот парень стащил из арсенала одну из моих аркебуз. Неплохо бы и тебя, оборванца пьяного, вместе с ним запереть… Опять небось ключи где-нибудь оставил, а?
Ульрих Райхарт виновато уставился себе под ноги.
– Я честно в толк не возьму, как парню…
– Забудь! – Эрфенштайн нетерпеливым жестом велел орудийщику умолкнуть. – Об этом мы позже поговорим. А сейчас проводи мальчишку в тюрьму. Я еще подумаю, как с ним поступить. А до тех пор не желаю видеть его мятежной физиономии.
Райхарт кивнул и повернулся к Матису.
– Ты сам слышал, – пробормотал он едва ли не с сочувствием. – Ну и натворил ты делов, я скажу…
На мгновение Агнес показалось, что Матис вздумал унести ноги. Но, когда юный кузнец взглянул на нее, она заметила, как погас огонь в его глазах. Он безвольно сдался в руки орудийщика.
– Матис! Ради всего святого, Матис! – закричала Агнес ему вслед. – Держись, я буду…
Но отец крепко схватил ее за плечо.
– Я всегда знал, что мальчишка гроша ломаного не стоит! – проворчал он. – Вот отец его – да, честный и порядочный человек. Но сын у него неисправимый строптивец… – Рыцарь покачал головой: – Связался с этим Пастухом-Йокелем… Вот увидишь, твари вроде этого горбуна навлекут еще смерть и разруху на наши земли!
Агнес не смотрела на него. Она провожала взглядом Матиса. Гордо расправив плечи, он как раз скрылся в крепости. Казалось даже, это он вел орудийщика, а не наоборот.
– Выкинь этого парня из головы, – сказал отец примирительным тоном. – Он не достоин дочери наместника. Особенно той, что живет в гордом Трифельсе. – он попытался улыбнуться. – Я и без того собирался поговорить об этом с тобой, Агнес. Я беседовал с Мартином фон Хайдельсхаймом. Он порядочный и, что главное, зажиточный человек. Знаю, я обещал подыскать тебе рыцаря, но положение дел изменилось. Денег на приданое у меня нет, а Хайдельсхайм выразил готовность взять тебя даже…
– Я никогда не выйду за Хайдельсхайма! Никогда, после всего, что случилось. Это… смерти равносильно!
Агнес вырвалась из отцовских рук. Она с трудом сдерживала слезы, лицо ее точно окаменело.
Эрфенштайн изумленно уставился на дочь.
– Откуда ты знаешь… – начал он, но потом приосанился: – Соберись, дитя! Я прощаю тебя, потому что ты сейчас не в себе. Этот Матис, видимо, вскружил тебе голову. – отец погрозил ей пальцем: – Я, хозяин Трифельса, буду решать, за кого ты выйдешь! И уясни вот еще что: твоим мечтам и небылицам я с этого дня положу конец. Ходит в штанах и с соколом да головы из книжек не вынимает, ха! Слишком долго я это терпел. – Тут он умоляюще обнял Агнес за плечи: – Как ты не понимаешь, что мы сумеем спасти Трифельс, только если ты выйдешь за состоятельного мужчину? Речь идет о судьбе крепости, а не о твоей собственной, запомни это раз и навсегда! Хайдельсхайм возьмет тебя в жены, и точка!
Агнес развернулась и со слезами на глазах направилась к жилой башне. Краем глаза она заметила, как Маргарета посмотрела на нее с любопытством и некоторой долей насмешки, а после повернулась к кухарке Хедвиг, стоявшей рядом. Очевидно, обе служанки слышали конец разговора. Вскоре об этом прознает вся крепость, а через неделю – вся округа. Агнес вытерла слезы и, гордо вскинув голову, прошла мимо них.
– Глупая девчонка! – прошептала Маргарета толстой Хедвиг. – Ума не приложу, чего она так ерепенится? Хайдельсхайм не такой уж и плохой вариант, а вот Матису поделом.
Агнес резко развернулась и вскинула руку для удара, но в последний миг одумалась.
– Молчи! – сказала она холодно. – Матис лучше вас всех, вместе взятых!
С этими словами девушка устремилась в свою комнату. Чувствовала она себя так, словно стальной кулак медленно стискивал ей сердце.
Глава 4
Франция, замок Шамбор в долине Луары,
3 апреля 1524 года от Рождества Христова
В лесу, близ замка Шамбор, олениха с треском продиралась через кустарник. За нею с лаем мчалась стая собак. Где-то позади них гремели горны, преследователи били в барабаны, и топот многочисленных копыт сотрясал землю. Олениха на мгновение остановилась, подняла голову по ветру, после чего свернула в сторону и скрылась в зарослях, лишь затем чтобы в следующий миг выскочить на расчищенную поляну. Небольшой участок леса был вспахан под поле, и из земли показались ростки пшеницы.
Олениха пустилась вперед. Она легко скакала по рыхлой, подернутой туманной дымкой земле. В тот же миг послышался тихий свист. Горло оленихи прошил арбалетный болт. Она пробежала еще несколько шагов, затем запуталась в собственных ногах и рухнула на пашню. Вскоре ее настигли собаки.
– Отличный выстрел, ваше величество, – сказал шевалье Ги де Монтень, выбравшись из кустарника, где прятался вместе с королем. – Не каждый смог бы повторить такой.
Рыцарь разогнал собак, которые с лаем носились вокруг подстреленной оленихи. Затем склонился над умирающим животным и перерезал ему горло охотничьим ножом.
– Болт достал ее во время прыжка, – добавил он, вытирая клинок шелковым платком.
– Ты переоцениваешь меня, де Монтень. С тридцати шагов даже моя семилетняя дочь Шарлотта справилась бы.
Франциск I, король Французский, протянул арбалет одному из подданных, встал и разгладил бархатные брюки. Всюду из кустов поднимались рыцари, егеря и простые солдаты, призванные защищать его святейшее величество. Некоторые из них устремились к мертвой оленихе, вытаптывая при этом маленькие ростки. Не прошло и минуты, а пашня уже напоминала поле битвы.
– Отдайте собакам внутренности и отправьте загонщиков по домам! – приказал Франциск. – Охота окончена. Каждый получает по два ливра из королевской казны и сверх того кружку мадеры.