Не знаю сколько времени мы молчим. Просто каждая думает о своём, при этом гипнотизируем почти пустую бутылку вина.
— Я не представляю, как ты это перенесла и при всём этом осталась человеком, Ада, — на полном серьёзе говорит рыжая. — Но одно могу сказать с уверенностью, ты сильная. Гораздо сильнее меня и всех остальных. И если в тебе хватило мужества и силы выжить, то ты сможешь жить дальше. Жизнь даёт тебе второй шанс в виде Евгения. Он добрый и нежный, поверь, я его знаю очень хорошо. С детства.
И я знаю, мысленно соглашаюсь с ней.
Нежный, красивый, добрый, сексуальный, чего уж греха таить.
— До тебя Женя был другой. Более эгоистичный, такой себе джентельменский сноб. Только для избранных он поднимет задницу с кресла и сделает что-нибудь, но для родных он мир перевернёт. Когда я узнала о тебе, точнее о том, что Жека помогает безвозмездно какой-то девушке, я полезла тебя искать. Потому что сразу поняла, что ты его зацепила.
— Не думаю, — выпаливаю неожиданно даже для себя.
— Ну и зря.
— Этот поцелуй ничего не значит, он со злости.
— Ну конечно, целуют-то только со злости, — гневно отвечает и густо краснеет.
— Может и нет, но других поцелуев я не знаю.
— Так дай ему шанс, Ада. Женя тебя отогреет. Вылечит твою душу.
— Зачем я ему такая, объясни? Он красивый, умный, нежный, добрый, сексуальный, самодостаточный, нереальный — я ему зачем? Разбитая, поломанная, использованная, грязная?
— Дура, что ли? — орёт на меня. — Послушай меня внимательно…
Зажмуриваюсь и открываю глаза. Возвращаюсь в реальность.
Как же пережить этот день?
Свободна
— …они арестованы, — заканчивает Евгений.
Смотрю на него мутным, не верящим взглядом.
Как он мог? Как мог так поступить? Решить всё за меня. Оборвать последнюю связующую нить с моим прошлым…семьёй…
В груди мышечный спазм, вроде бы так это называется? Но впечатление такое, будто Женя проломил грудную клетку и сжал трепыхающийся орган руками. Раздавил своей ладонью и остатки сердца вытекают сквозь его окровавленные пальцы.
Боль…
Что люди знают о ней?
До этого момента, я думала, что знаю о ней всё…Оказывается, нет.
Физическая боль ничто в сравнении с душевной.
Вдохи становятся всё реже. Я очень стараюсь, оставаться в адеквате.
Понимаю для чего всё это провернул Евгений. Элементарно, для моей защиты.
Но он всё испортил…всё…
— Ева… — глухо произношу имя, якобы подруги. Хотя какая она мне подруга после этого. — Ева знала?
— Ада, — произносит будто в мольбе.
— Знала, — киваю, принимая и этот удар.
— Я не понимаю твоей реакции. Неужели ты хотела жить так? Как они. Возглавлять бандитскую группировку, продавать оружие, наркоту? — наверное, не видя реакцию на моём лице, давит на больное. Добивает. — Девушек?! В сексуальное рабство.
— Хм, — улыбаюсь грустно.
Знал куда бить. По больному. В самую сердцевину. Удар достиг цели.
Вот только не принес ему ожидаемой реакции. Низко с его стороны.
Перевожу дыхание и встаю с дивана. Вытираю вспотевшие ладони об одежду, в прострации окидываю взглядом квартиру, служившую до сегодняшнего дня крепостью.
Что-то загостилась я здесь. Пора прощаться.
— Ты куда? — ловит за руку.
Тут же выдергиваю, и Женя отстраняется, вспоминает, что прикосновения табу для меня. Но не в данный момент. От его прикосновения в душе не возник страх, лишь отвращение.
— Спасибо за помощь, — выдаю каждое слово с болью. Глухо. Тихо. — Дальше я сама.
Ухожу.
Открываю и закрываю за собой двери. Все действия чистая автоматика. Голова не варит вообще и каждое движение приносит боль, только она гулкими ударами разносится по грудной клетке, а не по телу, как обычно при избиении.
Приваливаюсь спиной к стене и медленно съезжаю вниз. Холодные ступени первого этажа врезаются в копчик, когда я промахиваюсь ступенькой.
Всхлип вырывается сам собой. Нет, я не плачу, просто дышать тяжело.
Чувствую себя дерьмом, переработанным, паршивым, никому не нужным.
Нельзя раскисать. Не сейчас и не здесь.
Пересиливая себя, выхожу на улицу. Вдыхаю весенний, уже тёплый воздух. Ещё какой-то месяц, полтора и лето.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вы такси вызывали? — из окошка выглядывает пожилой мужчина.
— Да, — вру, не краснея и сажусь позади него.
— Куда?
— Прямо.
Без вопросов выехал и рулил туда куда я указала — прямо. Но, чёрт! Бесконечно ездить так не вариант. И ехать мне особо некуда. Подруг, как оказалось у меня нет. Знакомых тоже.
Остаётся только один вариант.
— Извините, а вы не могли бы отвести меня… — диктую адрес, который думала никогда уже не назову.
Спустя полчаса такси останавливается у особняка.
— Подождите здесь, я сейчас деньги вынесу, — открываю дверь машины и окидываю взглядом массивный особняк.
Величественный и уютный. Каждая комната в нем хранит жгучие воспоминания. Приехать сюда, всё равно что отхватить от жизни ещё один удар. Беспощадный. Но поучительный.
В тайнике нахожу ключ. Он, собственно, особо ничего не решает. Проникнуть в дом я могу и без него, но всё же приятно его просто держать в руках, будто реально имею право здесь находится. Набираю комбинацию из цифр и выключаю сигнализацию.
— Ну, здравствуй дом, — говорю тихо, но эхо разносит мой голос. — Вот я и дома.
Взяв в сейфе наличку, расплачиваюсь с таксистом.
Медленно, шаг за шагом, обхожу каждую комнату, каждый уголок. Множество воспоминаний обрушиваются нескончаемой лавиной на меня. Наверное, ничего удивительного, что меня это всё же сломало.
Ноги подкосились, и я упала на лестнице. Яркие картинки прошлого табуном пронеслись в голове. Будто гифы последних встреч мамы и пап…
И пап…Разве такое возможно? Оказалось — да. У меня их два. Биологический и тот, который вырастил.
Выдыхаю надсадно. В груди печет и прогорклый ком в горле душит с каждой минутой всё сильнее. Слёзы…забытые и абсолютно мне не нужные, катятся по лицу.
Меня раздирает от осознания, что всё могло быть по-другому! Я могла увидеть его, хотя бы узнать, где он похоронен. Смогла бы носить ему цветы…
А ведь я чувствовала…
Всегда ощущала его тепло и заботу. Никто из папиного братства не обращался со мной так, как он. И почему я раньше этого не понимала?
Мягко ступая по покрытию из белой сосны, дохожу до его кабинета. Святая из святых…
Когда я была маленькая, часто здесь оставалась. ОН забирал меня почти каждые выходные.
— Маме и папе необходим отдых от такой егозы, как ты, — улыбаясь, целовал макушку.
Боже, почему всё так?
Убираю белую простынь с дивана и стола. Кресло и картины не трогаю. Ложусь на диван и побитым котёнком сворачиваюсь в бублик.
Мне нужна передышка в несколько часов. Потом я обязательно разработаю план к дальнейшей жизни.
Одно хорошо, теперь мне не надо всё время озираться в ужасе. Самсонов получил по заслугам.
Я свободна.
Остальное не важно
Первые полчаса сидел неподвижно и пялился в сторону входной двери, за которой скрылась Ада.
Почему не пошел за ней?
Стоило догнать. Остановить. Вернуть.
Но я этого не сделал. А теперь искусно, с наслаждением разношу квартиру. Вдребезги. До крошки.
С дикой яростью и безысходностью трощу всё мало-мальски ломаемое. Выплёскиваю злость и обиду на предметы, которые, собственно, ни в чём не виноваты.
Во всей ситуации только я виноват!
Отец был прав. Стоило обсудить с ней свой план. А задержать Аду можно было как-то по-другому. Не подставляя Еву. Потому что теперь Аде даже не к кому пойти.
Насколько я знаю, друзей у неё нет, а гордость и обида не позволят обратиться за помощью к предательнице подруге.
Где она теперь? С кем?
Одна. И зная эту ненормальную, обязательно попадёт в неприятности.
В гостиной не осталось ни одной целой вещи, предмета. Руки в мелких порезах, но это херня, в сравнении с тем, что происходит внутри.
