Как бы то ни было, но дело сдвинулось с места. Михаилу пришлось перебраться в Кронштадт, чтобы быть поближе к заводу и не тратить время на переезды. Как и обещал, познакомил Нестерова с проектом старой крейсерской лодки кайзеровского флота. Кораблестроителя удивило, что почти все документы были в фотографиях, но это особых
затруднений не вызвало. Чертежники в конструкторском бюро принялись за работу и вскоре весь комплект чертежей был готов, а все текстовые материалы переведены с немецкого языка на русский. Нестеров с подозрением поглядывал на Михаила, знакомясь с проектами двух лодок, но лишних вопросов пока не задавал. До тех пор, пока во время обсуждения устройства балластной системы, и работы горизонтальных рулей для удержания лодки на заданной глубине, все же не удержался.
— Михаил Рудольфович. То, что Вы мне только что сообщили, может знать только человек, сам имевший дело с балластной системой и хорошо знающий, как ее эксплуатировать. И имеющий хорошие практические навыки управления лодкой на глубине. По другому просто не может быть. Не пытайтесь обмануть технаря. Я молчал раньше, стараясь не нарушать наш уговор. Но чем дальше в лес, тем больше дров. Вы даже не замечаете, что говорите мне о некоторых технических новинках, которых еще не существует! А Вы говорите об этом, как о чем — то обыденном и заурядном. Тем более, что по профессии Вы штурман, а не механик, или корабел. Не удивляйтесь, но у меня стойкое убеждение, что все, что Вы мне рассказываете, для Вас самого уже пройденный этап. Но откуда Вы можете это знать?! Если таких лодок еще никогда не существовало?! Вы хотите, чтобы мы работали плодотворно и дальше? Я ведь дал слово, что буду держать язык за зубами. И я его держу. Не обижайтесь, но все остальные на заводе воспринимают Вас, как чудящего барина, которому некуда девать деньги. Поэтому и свалили этот заказ на меня, как на самого молодого, так как никто больше не хочет им заниматься, и все убеждены в его практической невыполнимости. А я тут тоже имею репутацию возмутителя спокойствия, которому все больше всех надо. Может, не будете ждать два года? Тем более, старшему механику этой субмарины, место которого Вы мне любезно предложили, необходимо знать как можно больше информации об этом удивительном подводном корабле. Чтобы не пытаться изобрести велосипед, если он уже изобретен, а просто воспользоваться им. А умственные способности применить для решения еще нерешенных проблем. Поверьте, их у нас хватает.
Михаил вздохнул. Проблема действительно вырисовывалась нешуточная. В прозорливости этому парню не откажешь. И он прав. Если заставлять его решать вопросы, которые уже давно решены, то это непродуктивная трата времени. А голова у него работает неплохо, надо это признать. Поэтому, лучше бы он думал о том, как сделать сегодня то, что научатся делать только спустя тридцать — сорок лет. А там глядишь, что — нибудь и гораздо лучше придумает. Эх, если бы таких Кулибиных не гнобила российская чиновничья система… И в отношении лодки он прав. Если им предстоит вместе воевать на ней, то ему об этой лодке надо знать все…
— Хорошо, Валерий Борисович. Я расскажу свою историю. Но только не считайте меня сказочником, или сумасшедшим. И не знаю, понравится ли Вам то, что я расскажу. Как говорится, многие знания — многие печали. Не будете потом жалеть?
— Не буду. А сказочники и сумасшедшие не способны создать такое.
— Тогда — слушайте. Я был командиром этой лодки. И воевал на ней.
— Когда?! И где?!
— В Атлантике. С декабря 1940 по октябрь 1942 года…
Когда Михаил закончил свой рассказ, Нестеров смотрел на него, как на выходца с того света. Как технарь он понимал, что придумать такие технические устройства человеку с больной психикой невозможно. Но в то же время, чисто по — человечески, отказывался понимать услышанное. Потому, что это было просто дико. Но другого объяснения просто не было. Михаил усмехнулся.
— Вот теперь Вы знаете все, Валерий Борисович. И только от нас с Вами зависит, сможем ли мы предотвратить тот кошмар, что ожидает Россию, если оставить все, как есть. Вся моя надежда на эту лодку. Чтобы с ее помощью нанести чувствительный урон японскому флоту в самом начале войны и сразу же переломить ситуацию в нашу пользу. Кроме как на Вас и Макарова мне надеяться не на кого. Для всех остальных я — прожектер, пытающийся продвинуть свои бредовые идеи. Согласитесь, что если бы я не хотел изменить ход истории, то нашел бы своим деньгам другое применение. Причем, не в России. Если Вы мне не верите, то могу сообщить ряд событий, которые произойдут в ближайшее время. История пока еще не начала меняться в глобальном масштабе.
— Господи… Внутренне готов был что — то подобное услышать, но когда услышал… Сколько же Вам лет, Михаил Рудольфович?
— Сейчас мне снова двадцать два. Но первого октября было шестьдесят два. Я вернулся в ту точку времени, о которой мне было сказано. И не жалею.
— Да никто бы не пожалел… Прожить жизнь заново… Но ведь никто в это не поверит.
— И не надо, чтобы верили. Чем меньше людей об этом будет знать, тем лучше. Теперь Вы согласны, что все это надо хранить в тайне?
— Не то слово… Но не возникнет ли еще у кого — нибудь подозрений на заводе?
— А до этого они возникли? Вы же сами сказали, что для всех я — чудящий барин, которому некуда девать деньги. Вот и буду поддерживать всеми силами этот имидж дальше. Хуже всего, если подозрения зародятся у японцев. Тогда начало войны может быть совсем иным и нам не удастся воспользоваться в полной мере фактором внезапности.
— Кажется, я знаю, что надо сделать. Пусть распускаются слухи о нереальности проекта. Другие будут говорить, что это никакая не подводная лодка, а просто экспериментальное надводное судно повышенной мореходности, так как подводных лодок таких размеров еще никто не строил. Ведь фактически это так и есть, мореходные качества у субмарины отменные, ей никакой шторм не страшен. Можно пойти еще дальше и установить фальшивую дымовую трубу на палубу, которую после выхода в море можно будет сбросить. То есть, нагородить побольше несуразностей. После постройки, во время ходовых испытаний, можно имитировать ряд аварийных происшествий, показывающих крайне низкую надежность субмарины. А после выхода из Балтики она должна исчезнуть. Если японцы и обеспокоятся такой потенциальной угрозой, то надо их убедить, что эксперимент не удался. Для всех мы пойдем в Арктику. И там наши следы затеряются.
— Я тоже думал об этом. Хорошо, что мы мыслим одинаково. Надеюсь, что у нас все получится, и Вы не пожалеете, что приняли мое предложение. Не боитесь идти на войну?
— Нет, господин капитан первого ранга!
— Полноте, Валерий Борисович. Сейчас я опять — прапорщик военного времени. Со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. И боюсь, что мне будет очень трудно набрать на лодку кадровых офицеров. Вряд ли кто из них согласится выйти в море под командованием прапорщика…
После откровенного разговора Михаил понял, что поступил правильно. Нестеров деятельно взялся за работу и не болтал лишнего. Михаил по мере возможности помогал ему консультациями о том, «как оно было». Чтобы сделать также сейчас, а если возможно, то и лучше. Проект «девятки» был переработан в плане технологии сборки, так как электросварки еще не было и абсолютно все военные корабли и гражданские суда делались клепаными. Что — то взяли из проекта старой лодки 1918 года, что — то придумали сами. От некоторых вещей, вроде радара и гирокомпаса, просто отказались, так как их еще не существовало. Михаил стремился уменьшить численность экипажа по сравнению с прототипом, чтобы не было такого интенсивного расхода кислорода в подводном положении. Уменьшить количество вахтенных сигнальщиков на мостике — хватит двух вместо четырех. Все равно, атаки самолета, или вражеской подводной лодки сейчас можно не опасаться. А военные корабли и гражданские суда сейчас дают столько дыма, что их появление можно заметить на огромном расстоянии, когда лодку еще будет невозможно обнаружить. То же самое касалось машинной команды и команды торпедистов. Вполне можно сократить несколько человек там и там. Вот с рулевыми так не получится и лучше оставить все, как было. Нужны также три вахтенных офицера и механик. Радист и комендоры тоже обязательны. Возможно — доктор. Хороший кок — обязательно!!! А вот без батюшки можно прекрасно обойтись, на миноносцах их и сейчас нет. Поэтому, учитывая все нюансы, довести численность экипажа субмарины до 30 человек без ущерба для боеспособности в условиях сегодняшнего дня — вполне реальная задача. На свою временную квартиру в Кронштадте переносить лишние материалы он не хотел, поэтому в один из выходных дней пригласил Нестерова к себе домой в Петербург, где показал все, что захватил с собой из 1942 года, сопроводив подробными комментариями, дабы у молодого кораблестроителя исчезли последние сомнения. По словам Нестерова, это было самое невероятное событие в его жизни. Пришлось также поставить в известность адмирала Макарова о том, что круг посвященных пришлось расширить. Сначала он выразил недовольство, но поразмыслив и узнав, что корабельный инженер Нестеров вызвался сам пойти в море на этой лодке в качестве старшего механика, горячо поддержал эту идею.
