— Правда или ложь, — парировала я, — ты доказал, почему я не должна тебе доверять.
— Тем, что сказал правду?
Я не могла остановить слезы, выступившие на глазах, как и дрожь, проникшую в мои мышцы, заставляя меня содрогаться в его хватке.
— Потому что ты не сказал об этом заранее! — бушевала я. — И потому что думал, что это смешно, когда я думала, что умирала!
— Это было смешно, — заявил он, но тут же невинно посмотрел на меня. — Откуда я мог знать, что ты не поверишь мне? Я снова и снова тебе говорил, что не могу врать.
Если бы взгляды могли убивать, он умер бы уже тысячу раз. Я вдохнула и вытерла слезы с глаз. Он заплатит за это. Заплатит!
— Идем же, мой Кошмарик, я дам тебе медовый месяц, как и обещал, — он отпустил мою руку и протянул локоть, будто был Рыцарем, а не Валетом.
Моя грудь вздымалась от глубоких вдохов. Нет. Мало. Он не мог так со мной играть.
В груди росло напряжение. Я начала понимать, что этим напряжением было Равновесие во мне, и я стала действовать от этого напряжения, не успев подумать.
— Финмарк Торн, опустись на колени передо мной и моли о прощении.
Моя ладонь взлетела закрыть рот, глаза расширились. Я не должна была так использовать его имя. Не должна была…
Он упал на колени, глаза искрились яростью, хотя он сладко сказал:
— Прошу, прими мои извинения, достойное Равновесие. Я обязан молить о прощении у тебя за все мои грехи и проступки.
— Извинения приняты, — выдохнула я, но ощущала себя обманутой. Он должен был извиниться сам. Дать мне хотя бы это.
В то же время мои щеки пылали. Желание восстановить равновесие меня погубит. Я ненавидела это. Я не хотела этого. Но что я могла? Я действовала, не желая действовать.
— Я говорил, — сказал Скуврель сквозь зубы, — что твоя роль захватит тебя и заставить действовать так, как ты не хочешь. Ты не понимала, что все мы скованы ролями, которые нам выдали, но теперь, сладкий Кошмарик, ты должна видеть, что я все время был прав.
Я кивнула, но мысли кипели. Я заявляла, что мы выбирали, принимать ли роль, что нас не могло определять то, что другие навязали нам. Так почему я позволяла это? Я не позволила крылья. Может, не должна была позволять и принуждение.
— Ты должен был извиниться сам, и мне не пришлось бы заставлять, — вяло сказала я.
Скуврель помрачнел.
— Я не извиняюсь. Идем, Кошмарик, забудем об этом ужасе и войдем в логово твоего врага.
Он мог только так? Придется пока что терпеть это.
Я обвила его руку, и мы посмотрели на подводный дом перед нами. Как я найду там ответы?
Глава двадцать четвертая
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Дом перед нами поднимался в воде стенами из чего-то белого, будто их сплели из когтей дракона.
— Бивни, — сказал спокойно Скуврель. — Внешние стены из вырезанных бивней и бедренных костей. Он вырезает историю каждого, кого он убил, на их костях. И тех, кто ему дороже всего, он делает серьгами и мелкими украшениями на своих ремешках. Разве не мило?
Я поежилась.
— Ты говорил, что его дом не из костей.
— Я говорил, что он не из черепов.
— Невелика разница.
— О, не отчаивайся, Кошмарик. Он не может тебя убить. Ты из четверки, как и я. Он может превратить тебя в камень. Отправить на тебя своих подданных. Но сам он тебя убить не может.
— Почему? — спросила я. — Разве не глупо, что у фейри есть правила насчет того, кто кого может убить?
— Почему? — он подвел меня к высокой двери, сплетенной из костей. Над дверью горел свет, и я медленно поняла, что это была грудная клетка. — У нас есть правила брака, да? Кстати, в этом ты заставила меня быть нравственным, Кошмарик. А мне такое не подходит.
— В чем ты нравственный? — я закатила глаза, задавая вопрос, но если я завершу наш брак, я буду закатывать глаза до конца жизни.
— Признаюсь, не все мои мысли о тебе были скромными.
Мои щеки вспыхнули.
— Не вижу, как это делает тебя нравственным
Дверь была приоткрыта так, чтобы могло выйти крупное существо, как те жуткие гончие. Я замедлилась, приблизившись к ней.
— Ах, но если бы мы были в браке, мне не приходилось бы скромничать с тобой, и я мог бы думать, о чем хотел. Но ты вызываешь у меня стыд своими промедлениями.
— Да, это точно моя вина.
— Я знал, что ты поймешь, — бодро сказал он. Его бодрая улыбка сменилась надутыми губами. — А теперь будь хорошим кошмаром и выйди за меня должным образом. Сделай меня честным.
Я фыркнула.
— Даже магия так не может, Валет.
— Тогда сделай меня женатым. Это почти так же хорошо. Думаю, тебе понравится брак со мной. Если думаешь, что жизнь веселая со мной, как твоим другом, представь, как будет, когда я стану твоим мужем полностью.
— Могу лишь представить.
— Твое воображение смертное. Давай я покажу.
Он издевался?
— Хватит, — прорычала я. — Нам нужно спасти мир, время ограничено, а врагов много. Не время дразнить и ловить меня. Пора показать мне, каким отличным мужем ты можешь быть, сделав себя полезным. От твоих красивых слов нет толку, но я была бы рада твоим действиям.
Он подмигнул.
— Как скажешь.
Его лицо стало сосредоточенным, он прошел сквозь воду и открыл врата быстрее, чем я могла.
Было сложно доверять магии в месте, где от нее можно было дышать под водой и ходить без сопротивления воды. Может, эта вода была лишь иллюзией. Я с интересом подняла повязку.
И тут же пожалела. Это было хуже ручья в Спутанном лесу. Вокруг меня плавали неподвижные и тихие тела, ноги были прикованы к земле, глаза были большими и пустыми. Они были белыми, словно волны лишили цвета их волосы, кожу и одежду, и их края сплелись.
Горечь подступила к моему горлу, меня почти тошнило.
Фигуры были так близко, Скуврель, шагая сквозь воду, казалось, с трудом пролез меж двух плавающих фигур, их открытые рты стукнулись об его плечи.
Что-то задело мою руку. Я будто задыхалась. Будто собиралась умереть тут с ними, прикованная к морскому дну. Я впилась пальцами в горло, не могла дышать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
А потом грубая ладонь сорвала повязку с моих глаз.
— Плохая идея, Кошмарик. Зачем тебе смотреть на реальность? — его голос был сдавленным, его ладонь повлекла меня за ним. Я сдалась. Я не могла отогнать ощущение, что каждая рябь воды была ладонями и ртами мертвых на мне.
Когда мы прошли высокие врата и стали спускаться по ступеням в чашу, я дрожала так сильно, что едва могла думать.
