Через два дня Грибердсон принимал роды у Мсенф, шестнадцатилетней женщины, жены Шимкута. Не окажись его рядом, мать и ребенок погибли бы. Грибердсону пришлось делать кесарево сечение.
Гламуг сказал, что в племени знают о кесаревом сечении и иногда делали его, но мать при этом неизбежно умирала, а дитя выживало лишь в самых редких случаях.
Грибердсон взял это на заметку, но его вопросы о том, когда впервые в истории применяли кесарево сечение дикари оставили без ответа — более далекое прошлое было для них закрыто.
— Получается, что вы оказали физическое воздействие на будущее, сказала Речел. — Может быть, из-за вас многие люди двадцать первого века отныне не существуют. Не исключено, что вас тоже нет.
— Я ровным счетом ничего не изменил. Все, что я сделал в прошлом, уже было сделано.
— Не будем изрекать парадоксы. У меня ухудшается самочувствие и возникает дурнота в желудке каждый раз, когда я пытаюсь разгадать метафизику и супермеханику времени.
— Время — это то, что человеку никогда не будет дано осмыслить, сказал Грибердсон. — Отчасти потому, что время существует вне человека, но его в то же время обступают элементы времени, которые он не может видеть ни в телескоп, ни в микроскоп, не может обнаружить с помощью приборов, чувствительных к излучению.
Грибердсон и Речел спускались в ущелье по склону холма. Грибердсон нес на плече три бухты веревки. Они шли к ловушке, поставленной два дня назад. Снег покрыл землю почти на два фута, не обойдя своим вниманием высокие зеленые сосны и ели.
Неожиданно они вышли на открытое пространство.
Когда-то с вершины скатилось несколько огромных валунов, повалив на этом участке лес. В небе парил орел, его тень с распахнутыми крыльями скользила по земле.
Грибердсон оказался с Речел наедине не по своей воле, она попросила разрешения сопровождать его, и он не мог найти убедительной причины для отказа. Все же эти несколько месяцев она обращалась к нему официально, как к коллеге ученому. Но холод в отношениях между супругами стал ощутим настолько, что Речел теперь была гораздо ближе к Грибердсону, нежели к собственному мужу.
— От времени, насколько это возможно, нужно получать удовольствие, говорил Грибердсон. — Ничего иного не остается. Надо жить, как живут звери, день за днем, а когда ваше время выключается, это означает, что с вашей смертью уходит частица общего времени, и ничего с этим не поделаешь, так что незачем понапрасну терзать себя.
— Но вы — исключение, — сказала Речел, прервав себя на полуслове. Глаза ее широко раскрылись и губы дрогнули. Она прижала к горлу ладони, стараясь помешать словам вырваться.
— Я? Почему? — спросил он.
— Я имела в виду, — сказала она, — что вы или кто-то другой могли бы быть исключением. Если бы кому-нибудь удалось продлить свой жизненный цикл на очень долгое время, а потом…
— И что потом? — спросил Грибердсон.
Он остановился и посмотрел на нее сверху вниз большими и чистыми серыми глазами.
Речел дрожала, но не от холода, солнце отдавало миру в этот день достаточно тепла, к тому же она была хорошо одета.
— Я только рассуждаю, — сказала она. — Может быть, за всю историю человечества кто-то создал эликсир, позволяющий сохранять молодость. По вашему, это возможно?
— Возможно, — ответил он и улыбнулся. Речел опять вздрогнула.
— В молодости мне приходилось слышать легенды дикарей Африки о чародее, нашедшем эликсир юности. Предполагалось, что он давал иммунитет ко всем болезням. Но человечество давно мечтает о таком эликсире, так что скорее всего легенда о его существовании — не более чем плод этих мечтаний.
— Хорошо, — сказала Речел. — Но предположим, что такая личность все-таки существует. Не считаете ли вы, что этот человек очень одинок? Он видит, как те, кого он любит, старятся, теряют красоту и умирают. Он будет много раз влюбляться и растить детей, зная, что переживет каждого из них.
Речел замолчала, проведя языком по пересохшим губам, и подвинулась к Грибердсону. Она была очень серьезна сейчас и, задавая вопрос, старалась смотреть прямо в глаза.
— Это в том случае, — сказала она, — если ему неизвестен секрет эликсира. Иначе он мог бы сохранить молодость своей жене и детям. Конечно, ему пришлось бы открыть им тайну, и это было бы очень опасно. Ведь согласитесь, что очень немногие способны хранить подобные секреты.
— И вы тоже к ним относитесь? — спросил он улыбаясь.
— Да, — ответила она.
— Желаю вам найти обладателя эликсира, — сказал Грибердсон, — если, конечно, он существует. А если это и так, то вряд ли обитает именно в этой эпохе. Хотя, кто знает, может быть, существуют растения, которые в будущем станут редкостью, способные стать основой для эликсира. Быть может, его следует принять лишь однажды, и действие его будет вечно.
— Мне, наверное, не следует этого говорить, — сказала она, — но когда вы ушли к вотаграбам, мы — Роберт, Драммонд и я — долго спорили о вас. Мы пришли к выводу, что обстоятельства вашего назначения в экспедицию весьма необычны. Кроме того, с прошлым вашим тоже не все ясно. Однажды вы обронили странную фразу, которая может свидетельствовать лишь о том, что вы прожили долгую, очень долгую жизнь, намного больше…
Грибердсон не переставал улыбаться.
Он сказал:
— Боюсь, что перемещение во времени подействовало на вас неблагоприятно. Назовем это темпоральным шоком или темпоральным синдромом. Не следует катапультировать человеческое существо во время, столь далекое от его эпохи. Человек оказывается в обстановке, органически чуждой ему, и как следствие — возникают неврозы, а может быть, даже психозы.
— В таком случае на вас шок должен был подействовать в той же степени, что и на нас…
Она замерла. Грибердсон смотрел поверх ее плеча куда-то на холм и явно был встревожен.
— Что случилось? — спросила она.
Обернувшись, Речел посмотрела на верхушку холма, но увидела лишь снег, блестевший на солнце, сосны и ели, орла в небе и несколько серых теней справа от вершины, но внимание Грибердсона привлекло нечто другое.
— Кажется, там что-то шевелится, — сказал он. — Среди деревьев.
Ни о чем не думая, она сделала шаг вперед и обвила его руками. Желание, долго скрываемое в глубине души, теперь вырвалось, и он понял это так же, как и она сама, но было уже поздно.
Речел не отпрянула, а поднялась на носках и поцеловала его. В этот момент пуля просвистела в дюйме от ее головы, положив конец беседе. Затем донесся звук выстрела.
Грибердсон повалил ее в снег и упал рядом. Речел подняла голову. Теперь она стала похожа на снеговика, снежная пудра залепила лицо сплошной маской, на которой были лишь большие голубые глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
