— Ясно.
Он хотел было отпустить Джекобса, но тот неожиданно наклонился к хозяину.
— Если позволите, милорд… — Монтгомери поднял голову. — Тут… что-то не то творится.
Старый герцог пронзил камердинера острым взглядом.
— Не то? Что именно не то?
— Не знаю, милорд, — пожал плечами слуга, — да только тут нет никого, кто служил бы дольше года. Половина замка — вовсе необитаема, сам же замок — это лабиринт какой-то. Я трижды пытался пройти на верхний этаж, а попасть туда не мог, лестницы ведут в никуда или в одни и те же залы, ты и не замечаешь, как ходишь по кругу. — Он развёл руками. — Нет, я все понимаю. Старый замок, военная крепость, узкие переходы, каменные лестницы и двери, которые открываются посреди стены. Все понятно. Но паучьи мотивы на канделябрах, крюки в потолках и смрадные запахи? Главный дымоход при сильном ветре воет волком, челядь вечно жалуется на хлопающие двери, шаги по ночам, движущиеся огни, дверные ручки, которые поворачиваются сами собой.
— У меня в Брэмонте почти то же самое, — вяло отмахнулся Монтгомери, ожидавший услышать нечто более интересное. — Эти замки строили не для жизни, а для обороны. Их легче снести, чем перестроить. Я в Брэмонте недавно тайник обнаружил с десятью мешками сгнившего овса. Тридцать лет мимо по коридору ходил, а тайной двери не замечал. Тут ничего особенного нет.
Вышколенный слуга не возразил, молча поклонился и исчез.
Монтгомери несколько минут сидел, уставясь слезящимися глазами в каминное пламя. За время, прошедшее в замке, его приятно удивил Генри Корбин. Если в лондонском клубе он порой позволял себе коробящие Монтгомери комментарии и замечания, то теперь его слова были суждениями истого джентльмена. Как это он сказал? «Выискивать грехи и срам предков — это Библия определяет как хамство. Мне не хотелось бы заслужить такое наименование…» Прекрасно сказано!
Странным казался и Джеймс Гелприн, молчаливый мастер покера и виста, скупой на слова и жесты. Корбин назвал его палеографом и полиглотом. Тот действительно часто заходил в библиотечный зал, выносил оттуда тяжёлые фолианты, тащил их сам, не доверяя слуге, к себе в апартаменты. Точно ли полиглот? И тот ли он вообще, за кого себя выдаёт? Но даже если и нет — что с того? Не Гелприн вызывал его опасения, совсем не он.
Но что же все-таки тяготит-то? Старый герцог вздохнул, потом махнул рукой и направился в постель.
Улёгшись под тёплое одеяло, Монтгомери быстро задремал. Перед ним уже в сонном видении проносилось что-то туманное, мелькали вечера в лондонском клубе, потом снился какой-то банкет, но тут его сон, точнее, лёгкая полудрёма была прервана: в освещённом луной окне показалась странная фигура, на миг заслонившая свет. Но Монтгомери не успел разглядеть её, как она сорвалась с подоконника и пропала из виду. Герцог поднялся с подушки и замер, вглядываясь в ночь. Всё было тихо.
Несколько минут старик сидел на постели, пытаясь понять, видел ли он что-то подлинное, или это был пустой мираж, однако так ничего не решив, вновь откинулся на подушку и вскоре уснул.
Глава 9. Кошмары брошенных невест
Только тот может считать себя свободным от зависти, кто никогда не изучал себя.
К. Гельвеций
Мисс Кэтрин отбросила дневник и, кутаясь в одеяло, села на постели. Всё тело ломило от неудобной позы, болели виски и пекло веки. Её немного знобило.
Ещё совсем недавно она считала себя счастливицей. Эдвард Марвилл, с которым она познакомилась в Лондоне, сразу выделил её из светской толпы, стал ухаживать за ней, весьма прозрачно намекая на свои чувства. Мисс Монмаут он тоже показался приятным и утончённым человеком, к тому же их вкусы были поразительно общими, даже цветы и книги они любили одни и те же. Кэт радовалась, что скоро вступит в брак и навсегда покинет Блэкмор Холл, который ненавидела всей душой.
Замок всегда пугал её, по-настоящему пугал — с самого детства. Жуткие звуки по ночам и шелест шагов в пустых залах, неясные тени и призрачные силуэты в темных коридорах заставляли её покидать это место при первой же возможности. Семь лет она провела в столичном пансионе, возвращаясь в ненавистный Блэкмор Холл только на четыре недели. И эти короткие недели оставляли в душе ощущение ужаса: она то проваливалась на гнилых ступенях старых лестниц, то среди ночи просыпалась вся в поту от кошмарных сновидений, а однажды, перед отъездом, и вовсе упала в обморок, заметив на простынях следы странных лап, похожих на волчьи.
Мисс Палтроу, её горничная, в прошлом году уехавшая из замка, уверяла, что видела в старой части Блэкмор Холла ужасное существо, настоящего дьявола: размером с обезьяну, но с горящими волчьими глазами и злобной рогатой мордой. Неужели это он? Мисс Монмаут перепугалась до смерти и решила тогда вернуться в пансион на три дня раньше — лишь бы не оставаться в проклятом замке.
Не любила она и дядю — бесчувственного человека, никогда не понимавшего её и смеявшегося над всеми её страхами. Нынешнее пребывание в Блэкмор Холле она хотела бы считать последним, твёрдо решив никогда больше не возвращаться сюда после замужества.
Но всё вдруг пошло прахом. Эдварда Марвилла точно подменили: ласковый и любезный раньше, теперь он едва замечал её, вернее, просто откровенно избегал. Причину понять было нетрудно: всё дело было в крестной дочери графа, молодой герцогине Хантингтон. Это всё она…
Кэтрин видела взгляды Эдварда на леди Хильду и понимала, почему он не желал теперь говорить о помолвке. Он влюбился в герцогиню. Её светлость, конечно, была редкой красавицей, и чему тут удивляться, но Кэт не хотела отдавать любимого сопернице. Она не отдаст его. Не отдаст.
Она не знала, что делать: попытаться пробудить его ревность, строя глазки Грэхему или Хилтону? Но это было абсолютно невозможно: ни один, ни другой её вовсе не замечали, оба не спускали глаз с герцогини и тоже явно были влюблены в неё.
У мисс Монмаут хватало ума не кокетничать с Чарльзом Говардом, ибо она видела, что он тоже облизывается на герцогиню, а, кроме того, не хотела вступать в распрю с сестрой, зная её мстительный нрав и злопамятность. Хоть Сьюзен ничуть не влюблена в Говарда, она никогда ничего своего не упустит. Да и не нужен ей, Кэтрин, никакой Говард.
Она была бессильна.
Этого мало. С приездом герцогини у Кейт стало намного хуже со здоровьем: по ночам она задыхалась, болела голова, мучила слабость, по утрам она часто падала в обмороки, начался непонятный кашель, хоть она нигде не простужалась.
Леди Хильда со временем начала вызывать у неё откровенную неприязнь. Кэтрин не нравилось в этой женщине все: и её бесспорные достоинства, и малозаметные другим, но весьма доступные внимательному и пристальному взгляду странности. Герцогиня, декларируя на публику женственность и слабость, издеваясь над Жорж Санд, сама же обладала, однако, совершенно неженскими склонностями и прихотями. И не только охота и блестящее знание повадок лошадей и собак, не только удивительная меткость и явное, совсем неженское, бесстрашие удивляли в ней стороннего наблюдателя. Эдвард рассказал, как заинтересовали леди Хильду гробы в крипте Блэкмор Холла. Ни малейшего страха, ни тени испуга не обнаружила она, разглядывая черепа и кости, при одной мысли о которых Кэт замораживало от ужаса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
