В ощетинившихся жнивьем полях горели дома, под нашими подошвами трещал лед на лужах. Каждый сарай, каждый амбар, каждый стог сена мы тщательно обшаривали: вдруг засада. Шли осторожно, с винтовками наперевес. Ребятам я ничего не сказал, но про себя подумал, что нам все-таки удалось застигнуть противника врасплох. Чтобы сориентироваться, я глянул влево, в сторону моря. В бухте горел наш корабль, кажется, фрегат. Сердце, дрогнув, заныло. Видеть это было даже больнее, чем живую горящую плоть.
Зайдя в густой ельник, мы еще сбавили темп. Когда большая часть маршрута была позади, темнота начала отступать, пятна света испещрили ржавые полосы болот. Мои ботинки, полные морской воды, постепенно просыхали. Пробираться по пересеченной местности сквозь мокрые заросли нам было не привыкать, здорово ныли плечи и шея, тем не менее ноги почти не устали.
Я позвал Холла и Уоррена, держать совет. В бинокль уже можно разглядеть конечную точку нашего пути: двухэтажный сельский дом ярко-синего цвета. Такие сотнями строили в ту пору, когда Муссолини рьяно осушал болота, мечтая реанимировать итальянское сельское хозяйство. Мы снова сверились с картой, чтобы убедиться: дом тот самый.
В сотне ярдов от дома мы несколько раз стрельнули из миномета по передовой линии, это был отвлекающий маневр. Я приказал Биллу Шентону и шестерке парней разведать, что за домом. Минут через пять взлетела сигнальная ракета, это был знак, что там все чисто. В доме жила семья из десяти человек, три поколения. Парни выстроили их всех в шеренгу в гостиной вместе с четырьмя захваченными немцами.
Я приказал рядовому Холлу подняться вместе со мной наверх, где имелся небольшой сеновал, там дрыхли еще двое немцев. Холл потыкал в них прикладом, чтоб проснулись, и мы вдвоем вытолкали их из сена. Ужас был написан на физиономиях пленных, пока мы, светя перед собой свечкой, вели их по коридору, но когда спустились вниз, сквозь гримасу ужаса проступило спокойствие и даже тайное облегчение. Я приказал капралу Парфитту, надежному парню родом из Дарема, и еще двум ребятам из нашего взвода доставить немцев на базу. Жуткое дело, тащиться назад по всем этим болотным кочкам и чащобам. Зато я избавил их от рытья окопов, чем предстояло заняться всем остальным. Я смотрел на заспанных пленных, для которых война уже кончилась, и чувствовал, что дико им завидую.
Билл Шентон выбивал стекла из окон, он же организовал парней, чтобы наполняли мешки песком. Женщины рыдали в голос, видя, как крушат их дом. На своем ломаном итальянском я просил их успокоиться и приготовить что-нибудь поесть, мы очень голодные.
— Piano, piano, per favore… Inglesi molto gentili… Tutto bene, no lacrima… Mangare… Pasta, formaggio, zuppa… presto, presto[23]. Hy, скорее же, скорее! Domani, voi…[24] — Я улыбнулся и махнул рукой в сторону порта: завтра их туда доставят. Все хорошо. — Tutto bene per voi.
Женщина лет тридцати восьми, видимо, хозяйка дома, что-то поняла и с обреченным видом направилась в кухню. Тем временем связисты уже поднялись со своей радиоаппаратурой на второй этаж, чтобы обустроить пункт наблюдения в помещении, из которого мы с Холлом изъяли прилегших соснуть немцев.
Примерно в десять часов явился «Спичка» Суонн, которому осточертело отлавливать гребаных дезертиров в этих гребаных фермерских домах, совсем замаялся. Вид у Спички действительно был усталый, крупное бледное лицо осунулось, но я был рад передать ему командование точкой, которую успели прозвать «дортуаром» в честь бывших ее обитателей.
Вечером того же дня удалось выйти на связь с Ричардом Варианом, который до сих пор был в порту. Он сказал Суонну, что высадка действительно получилась внезапной, почти внезапной. Все четыре наши роты заняли отведенные им позиции, потери минимальные, правда, есть и утонувшие, несколько человек. Второй эшелон уже в пределах реальной досягаемости, и через несколько часов мы получим свои пайки.
— Думаю, на подходе приказ без промедления двигаться дальше, — добавил Вариан. — Так что по мере возможностей отдохните.
— Минометы и артиллерия у нас тут пока притихли, — доложил Суонн, — не иначе как подтягивают новые силы, гады.
— Наверняка, — подтвердил Вариан. — Потому нам и нужно скорее сняться с места. Если янки будут долго раскачиваться, тронемся без них.
…Я умолк.
Было уже почти два часа, Полетта заглядывала давным-давно, чтобы пожелать спокойной ночи. Я, пока рассказывал, все ждал, что Перейра начнет клевать носом. Но старикан смотрел на меня внимательно, с ненавязчивым, деликатным, я бы сказал, интересом, почти таким же, как в начале повествования.
Хоть я и подбадривал себя время от времени глотком воды или бренди и сигаретой, силы иссякли. Я ведь не столько пересказывал, сколько заново все проживал. Описывая то или иное событие, ловил себя на том, что многое вызывает у меня изумление, вот уж не ожидал. Я только сейчас осознал, какими мы были крепкими парнями, хотя сами не заметили, когда стали такими выносливыми. Только сейчас осознал, как же все они были мне дороги, фронтовые мои товарищи. И это поразительное чувство слаженности в те моменты, когда надо было действовать, когда вмиг забывались все претензии и обиды…
— Идите-ка вы спать, — сказал Перейра.
Глава шестая
Утром выяснилось, что садовник повез Перейру в порт и вернутся они только к ланчу.
Я спустился к calanque, но, к сожалению, Селин там не оказалось. Очередной погожий сентябрьский денек, слишком жаркий, чтобы торчать на солнце. Вернувшись в сад, я перетащил под дерево шезлонг и улегся с взятой в хозяйской библиотеке книжкой — сборником статей. Одолев несколько страниц, положил книжку на землю.
Волшебный, конечно, остров. Пряный ветер, восхитительная еда, вздохи и лепет моря. Очарование портила смутная тревога, что я и сам не замечу, как стану пленником этой вкрадчивой истомы, околдуют меня тут, как шекспировского Калибана. Я уже опасался, что никогда отсюда не уеду, не вернусь домой.
Подняв голову, я увидел ковылявшую по траве Полетту, в одной руке тащившую маленький столик, в другой державшую стакан. Она поставила столик рядом со мной, всем своим видом демонстрируя усталость и презрение. Но в ответ на мое «спасибо» все-таки милостиво кивнула. В стакане был розоватый sirop, холодный, со льдом и газированной водой.
Выпив почти весь стакан, я закрыл глаза. Лондонская моя жизнь казалась теперь совсем-совсем далекой. Наверняка Перейра еще не все мне рассказал и показал. Не все фотографии, письма. Пряжки от ремней, гильзы от снарядов и прочие сувениры. Но эти раритеты больше не вызывали досаду. Теперь я чувствовал, что должен все увидеть и все выслушать. Порадовать старика.
Приехал он почти в час. После еды мы перешли на веранду, под сень разросшихся лиан.
— Хорошо бы начать с того момента, на котором мы остановились ночью, — сказал он. — Если, конечно, это вам не в тягость.
— Напротив, — сказал я, — думаю, это принесет мне большую пользу.
Насчет большой пользы я слегка перегнул. Но некоторый прогресс несомненно намечался: события прошлого обретали чуть большую подвижность, преодолевая оцепенелость памяти.
— Мы пока еще в Анцио, — напомнил Перейра. — Там что-то еще происходило?
— О да. Чего там только ни происходило.
Если возникает ощущение, что ты добился преимущества или что победа почти в кармане, погоди радоваться — это я усвоил хорошо. За сутки, проведенные в «дортуаре», пока мы наполняли мешки песком, рыли окопы, принимали прибывшие пайки, подозрений, что что-то пошло не так, не возникало, как говорится, спасибо и на этом. Я даже отрядил одно подразделение в распоряжение нашей подвижной артиллерии, чтобы ребята помогли им закрепиться. Еще одно подразделение помогало инженерам прокладывать трассу поверх рыхлых троп, рассчитанных исключительно на гужевой транспорт. Я наслаждался этими хозяйственными хлопотами, прекрасно понимая, что передышка будет недолгой.
А потом настала ночь и начались обстрелы из минометов и еще винтовочными гранатами. Благодаря удачному расположению атаку мы отразили. Но меня очень тревожило, что немцы где-то под боком. Идея Дональда Сидвелла сколотить разведгруппу, чтобы выяснить, насколько немцы близко (тогда, в каюте Вариана), теперь казалась не такой уж и безумной. На рассвете приехал на джипе Ричард Вариан и сообщил, что в нашем «дортуаре» теперь разместится штаб батальона.
— А куда деваться штабу второй роты? — поинтересовался Спичка Суонн.
— На твое усмотрение. Подходящее здание есть в Априлии. Городок вон там, — он махнул рукой в сторону расположения противника. — Дивизия готовится нанести удар. Мы не можем больше ждать американцев, противник перебрасывает дополнительные силы. Лично я считаю, что мы уже должны быть в Риме.
