Стулья, кресла, стол, горка и пейзажи по-прежнему были величественны и безлики, но уже не раздражали.
"А вы - застрелиться!" - усмехнулся и беззлобно - без слюны - сплюнул.
За дверьми в кабинете о чем-то тихо переговаривались молодые супруги. Аспирантку не было слышно.
"А, ладно, - устало подумал Борис. - Елизавету бы не разбудить. Встает рано."
Чужая, посторонняя почти сорокалетняя женщина, его бывшая мачеха, казалась сейчас лучшим человеком на земле. Он погасил свет в гостиной и вышел через вторые, стеклянные двери в прихожую. Рядом с его шинелью висела длинная, чуть ли не с шинель, коричневая выворотка, снова напомнившая об аспирантке.
"Везет охламонам!" - вздохнул Борис, напялил ушанку, влез в шинель и перекрестился ремнем. Хорошо было бы улизнуть не прощаясь, но в кабинете остались синяя папка и машинка. Тихо, чтоб не услышала Надька (из-под двери прорезывалась полоска света), он вошел в ванную и завернул в газету, под которой лежало письмо в Правительство, полотенце и мыльницу с моча-лкой. Сверток он засунул в чемодан и рядом положил письмо, надеясь, что оно не промокнет. Полотенце успело высохнуть.
- Ты что, уже? - удивилась Марьяна, когда он, перетянутый ремнем, словно собрался на развод, вошел в кабинет.
- Завтра опаздывать нельзя, - кивнул, закрывая машинку. Аспирантка, по-видимому, реферат уже прочла, потому что он лежал аккуратной стопочкой рядом на диване.
- Очень красивая машинка, - сказала аспирантка.
Курчев ничего не ответил и только кивнул. Он злился, что гостья прочла реферат и еще слышала через дверь разнос, учиненный ему ее любовником.
- Машинка ничего. Работа могла быть получше, - не удержавшись, хмыкнул Сеничкин.
- Ну, тебе бы все ругать, - отозвалась Марьяна. - По-моему, очень даже неплохо. Не слушай его, Боренька, - и она полуобняла лейтенанта. Тот, нагнувшись, собирал с кресла и пола разбросанные листы.
- Не изображай оскорбленное самолюбие, - хмыкнул Алексей Васильевич. Он снова сидел на столе и посасывал пустую трубку. - Книг не взял? Ну, не валяй дурака. За неделю сделаешь.
- Ладно, - отмахнулся лейтенант. Он собрал листы в папку, раскрыл чемодан, засунул в него машинку, сверху положил папку и поверх всего белый конверт.
- В другой раз, - кивнул Сеничкину.
- Нечего ругать было, - сказала мужу Марьяна. Она прижималась к лейтенанту. - Не так уж Боренька плохо пишет. Не хуже тебя, - ткнулась лейтенанту в плечо, словно хотела его утешить. - Правда, Инга? - посмотрела на гостью, будто приглашала ее соревноваться в утешении разобиженного военнослужащего.
- Мне понравилось, - тихо и четко сказала гостья.
Курчев распрямился и с досадой глянул на аспирантку. Его раздражал этот детский сад.
- Понравилось, - повторила гостья. - Читать удивительно интересно.
- Но какая же это философия? - улыбнулся Сеничкин, как всегда улыбался слабо успевающим студенткам. - Чистая самодеятельность. И цитаты Бог знает как подобраны. Нет, это никуда не годится.
- Может быть. Это не моя специальность, - пожала плечами аспирантка. Но читать очень интересно. Все вяжется. И ассоциаций много.
- По-моему, просто хорошая работа, - сказала Марьяна, которая всегда была добра к Борису. Впрочем, она не прочитала и половины рукописи. Просто ей хотелось позлить мужа. Но гостья впрямь удивляла Курчева.
- Я не социолог, Алексей Васильевич, - повторила она. - И никакой не философ. Но мне это любопытно. И вообще, - она снова нервно пожала плечами, словно это движение помогало ей находить нужные слова, - и вообще это самостоятельно.
- Чистейший дилетантизм, - фыркнул доцент.
- Ни в какие ворота не лезет. Разве можно принести на кафедру? В лучшем, в самом оптимальном варианте - засмеют.
- Да, для кафедры, вы правы, - не годится. А читать исключительно интересно.
Курчев почувствовал, что гостья, как и жена, слегка задирает доцента. Она поднялась и оказалась не очень высокой, правда, выше Марьяны и еще худее.
- Мне пора, - протянула руку молодой хозяйке. Держалась хорошо, внешне ничем себя не выдавала. И даже брошенное вскользь "Алексей Васильевич" прозвучало почти естественно.
Марьяна не слишком усердствовала ее удержать.
- Мне действительно пора, - повторила аспирантка. - Нет, не беспокойтесь, - сказала Сеничкину, который, полуотворив дверку стенного шкафа, снимал с вешалки пиджак. - Меня вот... военный проводит...
Видимо, гостья не разбиралась в знаках различия, а называть впервые увиденного человека по имени не решалась.
- Вам на метро? - спросила она Курчева.
"Выдержка!" - подумал он и кивнул, понимая, что его используют, как подручные средства при переправе. Но зачем вообще ломать комедь, приводить к себе домой девчонку, с которой живешь? Или это не доцент, а Марьяна? С Марьянки станется отчебучить такое. Зазвать домой и показать сопернице, чем тут дело пахнет. Вот я - жена, вот он, мой муж, а вот ты. Ну, деточка, решайся! Слабо, а? Да, это Марьянкина манера. Что ж, довольно неглупая манера. Каждый сражается, как может. Во всяком случае, в этом нет ничего страусиного. Без обмана и самообмана..." - подумал и с легкой усмешкой ткнул невестку в плечо.
- Медведь, - фыркнула она, понимая, что он ее разгадал, и при этом не скрывая радости.
Что ж, первый раунд был за женой. В общем, Курчев почти не сомневался, что она выиг-рает и всю схватку, если не нокаутом, то по очкам. Но все-таки аспирантка была удивительней, необычней.
В прихожей доцент подавал ей дубленку и тихо - громко разговаривать здесь не полага-лось - пел по поводу вступительной главы ее диссертации, которую, видимо, еще раньше подрядился написать.
- Нет, это вовсе не трудно... Что вы! Что вы!.. Курчев видел, что аспирантке не по себе.
- Заходите, заходите, - негромко подпевала Марьяна.
- В комендатуру не попади, - вдруг повернувшись к брату, нахмурился Алеша.
- Я натощак не пью, - не удержался Курчев, чтобы не уколоть его. Но Сеничкин и бровью не повел.
- Книги возьми, - повторил надменно.
- В другой раз, - отмахнулся младший брат. - Эта неделя у меня сплошняком. Не продыхаешься.
Ему не хотелось торчать в дверях и препираться. Даже спиной он чувствовал, как аспирантка не чаяла побыстрей выскочить из этой квартиры.
20
- Ну, так как? - шепотом спросила Марьяна, когда дверь захлопнулась и они остались вдвоем с мужем в полуосвещенном коридоре.
- Бедненький Лешка, - она подошла к нему и погладила по затылку. Бедный, бедный дурашка. Нет, это абсолютно не то, что вам нужно, Алексей Васильевич. Да, Алексей Юрьевич Сретенский, это совсем не то.
Она стояла перед ним, ладная, аккуратная, пухло-губая, старший следователь по особо важным делам. Нежная, удивительно понятливая, уступчивая, снисходительная, она иногда срывалась и вдруг выскакивала другая Марьяна: лихая, грозная, безоглядная - и Алексей Васи-льевич тут же поджимал хвост. В решительные моменты у нее вдруг оказывалась эта сволочная решительность, которая, впрочем, всегда была, но только покоилась на запасном пути. Обыкно-венно Марьяна Сергеевна не слишком обращала внимание на легкие флирты мужа. "Хороший левак укрепляет брак", - задорно острила она в своей компании. Но стоило появиться серьез-ной опасности - и Марьяна преображалась. Прошлым летом, когда из ГДР приехала в отпуск Марьянина подруга по эвакуации, расфуфыренная в пух и прах переводчица Клара Викторовна - и Алексей Васильевич, приведенный в восторг разнообразием ее туалетов, уже собирался с ней переспать, Марьяна спешно выписала из Подмосковья Курчева. Но сейчас дело было серье-зней. Аспирантка была красивей переводчицы, и Алексей был настолько влюблен, что даже, по наблюдениям Марьяны, оттягивал близость с этой чертовой высокого класса девчонкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
