— Но, крошка…
— Пока, Тони. Ты самый лучший. — И не дав ему ничего сказать, Наташа положила трубку и, нахмурившись, поднялась с пола.
Эти постоянные вопросы о том, где она была и почему не может проводить все время с ним, стали по-настоящему действовать ей на нервы.
— Таш, пришла Карлин, — окликнула ее Кит из гостиной, — а я ухожу, увидимся все за обедом.
— Карлин, я здесь, — позвала Наташа.
Торопливо расстелив на полу несколько газетных листов, Наташа в тот момент, как Карлин появилась на пороге ее спальни, уселась на стул с прямой спинкой.
Мельком взглянув на подругу, она вскользь улыбнулась ей и взяла с комода ножницы.
— Все готово, — она протянула ножницы Карлин, — но будь добра, состриги только полдюйма, прошлый раз ты была немного не в себе, и это больше походило на два дюйма.
Ничего не говоря, Карлин кивнула. Наташа, приглядевшись к ней повнимательнее, заметила, что подруга чем-то сильно взволнована.
— С тобой все в порядке? — забеспокоилась Наташа. — Послушай, не нужно меня стричь, это можно сделать и в другой раз, или я могу попросить кого-нибудь еще.
Мысли Карлин явно витали где-то далеко, и она рассеянно ответила:
— Нет, нет, Таш, я всегда рада подстричь тебя.
— Что случилось? — допытывалась Наташа.
Карлин вытащила из-за спины руку, в которой держала уже распечатанный пухлый белый конверт.
— Гарвард. Это из Гарварда, — произнесла Карлин едва слышным шепотом.
Наташа сделала большие глаза.
— Таш. — Карлин замолчала и в недоумении смотрела на подругу. — Меня приняли.
Наташа перевела дух.
— Ты шутишь. Тебя приняли? Тебя приняли! — Она испустила вопль и бросилась обнимать подругу. — Это невероятно, это потрясающе!
Карлин слегка попятилась.
— Но я никогда… это было только дурацкое пари. Бен…
— Конечно! — Наташа замерла от неожиданно пришедшей в голову мысли. — Сегодня все получают уведомления о приеме.
Она опрометью кинулась к столику у входной двери, на который мать всегда складывала почту. И точно, там лежала целая пачка писем. Наташа схватила их и стала перебирать, а Карлин, стоя рядом с ней, тревожно заглядывала через ее плечо. Оно было там, с темно-красной гербовой печатью на конверте, адресованном мистеру Бенджамину Дамироффу.
— О Боже, ужаснулась Карлин, — оно тонкое, внутри всего один листок.
Наташа с надеждой обернулась к ней.
— Но разве это обязательно означает отказ? Разве не может быть чего-нибудь другого?
— Может быть, — Карлин старалась сохранить оптимизм, — я не знаю.
Наташа пристально смотрела на письмо. Если Бену суждено получить отказ, ей нужно найти способ узнать это раньше него. Увидеть его поражение… Нет, нет, невозможно. Не принять его в Гарвард — это все равно что убить. С письмом в руке она побежала на кухню, налила в чайник воду и поставила его на плиту.
— Ты ведь не станешь этого делать, нет? — Карлин вошла вслед за ней и увидела, как Наташа зажигает под чайником горелку. — Ты хочешь распечатать его паром?..
— Посмотрим. — Наташа нетерпеливо хмурилась, ожидая, пока закипит вода, а Карлин опустилась на один из кухонных стульев.
У нее никогда и в мыслях не было поступать в Гарвард. По правде говоря, это было мечтой Бена, а не ее. Он часто строил планы, как они будут вместе заниматься в Бостоне, какие лекции будут вместе посещать, а она всегда только смеялась над ним. Для нее Гарвард был скорее из области фантазии. Даже когда на факультативах она получала такие же высокие оценки, как Бен, она отказывалась принимать это всерьез. Бен был единственным, кто стремился в Гарвард, это знали все.
Глаза Карлин наполнились слезами, она так сильно любила его, последние месяцы, которые они провели вместе, были самыми счастливыми во всей ее жизни. Она не могла дождаться, когда проснется утром, зная, что увидит его; она грезила о нем во время уроков, просто дожидаясь, когда сможет снова встретиться с ним в коридоре и побыть несколько минут до следующего урока. Она ревновала его к игре в мяч после школы и к занятиям, но не подавала виду, ведь после всего этого он целиком принадлежал ей — она могла смотреть на него, касаться его, целовать его, наслаждаться, занимаясь с ним любовью, как только оказывалась свободной одна из их квартир, обнимать, гладить его кожу, чувствовать всем своим телом и испытывать неописуемое блаженство, когда он погружался в нее все глубже и глубже, пока они оба не достигали вершины и Бен, сжимая ее в объятиях, выкрикивал ее имя. Ей хотелось, чтобы эти мгновения не кончались, чтобы они длились вечно. Но что будет теперь со всем этим?
Резкий свист чайника вернул Карлин к действительности. Наташа водила конверт взад-вперед над паром, ожидая, пока размягчится клей. Прошла целая вечность, пока ей удалось вскрыть конверт и достать оттуда письмо.
— Список кандидатов. Они включили его в список кандидатов. — Наташа села, качая головой.
Карлин почувствовала тоску, это все ее вина. Ей, по правде, наплевать на Гарвард, но она украла у Бена его место, если б не она, его, несомненно, приняли бы, он так долго мечтал об этом, а она разрушила его мечту. Неужели нельзя принять его сейчас, а не выбирать потом из списка кандидатов, исправляя свою ошибку.
Положив руки на кухонный стол, Карлин уткнулась в них лицом, а Наташа села рядом, удрученно глядя на письмо в руке.
— Что мне теперь делать? — жалобно спросила Карлин.
— С чем?
Услышав голос Бена, обе девушки вздрогнули, они не слыхали, как он вошел, а он стоял с книгами под мышкой, прислонившись к косяку кухонной двери, его волосы были взъерошены, а щеки еще горели от азартной игры в баскетбол. Как всегда, при виде его Карлин почувствовала легкую дрожь «под ложечкой» и странный резкий приступ боли под коленками, как будто ноги отказывались держать ее. Сейчас он был таким веселым и беззаботным. Но через минуту…
Бен пристально посмотрел на каждую из них и нахмурился.
— Что происходит? У вас такой вид, словно кто-то умер.
— Пожалуйста, не злись, что я вскрыла. — Наташа поднялась и протянула брату письмо. — Я не могла удержаться.
— Что это? — Бен шагнул вперед и взял у сестры листок.
Он быстро прочел его, потом без всякого выражения положил на стол книги и прочитал снова, на этот раз более медленно. Смяв письмо в комок, он отвернулся от Наташи и Карлин, и в комнате воцарилась тишина. На долю секунды Бен в отчаянии сгорбился, но почти сразу же снова выпрямился, быстро сделав глубокий вдох, и, когда снова повернулся к ним, его лицо было совершенно спокойно.
