Мурка проворчала что-то и отвернулась, прикрывая грудь тряпкой в бурых подтеках. Наемник присел, силясь разглядеть ее спину. Он провел пальцами по коростам и случайно дернул, зацепив одну. Воровка вскрикнула и, обернувшись, хотела дать Бресту по морде. Тот перехватил кулачок и придержал ее: девица не удержала равновесия и стала заваливаться на бок.
— О-хо-хо, — хохотнул Гера, — Такое я даже переводить не буду.
Мурка грубо отстранилась от мужских рук и мысленно обратилась к другу.
— Нож у Бреста, — ответил он. Помолчав пару секунд, повернулся к наемнику, — Она спрашивает, ты можешь его метнуть?
Наемник вытащил нож их сапога, повертел его в пальцах и сморщился:
— Брехня, а не лезвие, про баланс вообще молчу.
Смазанным движением он выпустил оружие в стену, нож, хоть и криво, но достаточно глубоко погрузился в мягкое дерево.
Мурка мысленно что-то объясняла Гере, пристально на него пялясь. Брест сходил за ножом и вернулся к Прежним. С каждой секундой Гера все мрачнел и мрачнел, но не перебивал мысленный поток Прежней, наконец, выдал:
— Исключено.
— Что она говорит? — тут же встрял наемник.
— Чистое самоубийство, — отрезал Гера. — В прямом смысле этого слова. Она хочет дождаться, когда тринники уйдут на утреннюю молитву, и поднять гвалт. Когда за нами придут, ты должен убрать одного броском ножа, а остальных Катерина хочет взять на себя.
— И как ты собираешься их «взять на себя» с голыми руками-то? — не поверил Брест.
Гера мрачно процедил:
— Она хочет прикрыть нас собой и дать тебе время расправиться с остальными.
Брест замолчал, разглядывая грозно сопящую воровку
— Сколько их обычно приходит? — наконец выдал он.
Гера выпучил на него глаза:
— Ты что хочешь использовать ее как живой щит?!
Не дав наемнику открыть рот, Мурка поднялась на карачки и, придерживая грязное тряпье, грозно заклокотала:
— У.а.е…уоо.ыо.а.
— Сначала язык отрасти, а потом ори на меня, — огрызнулся Прежний, — Не дам я тебе голыми титьками на арбалетный болт лезть. А тебе не дам девкой прикрываться.
— Ты думаешь, мне нравится это идея, а? — вспылил Брест, — Ты же у нас мастер с грязными сапогами да к людям в душу, так загляни в меня, что же ты там видишь?
Гера не заставил себя упрашивать дважды и расслабленно закрыл глаза, погружаясь в глубины Брестовой души. Тишину нарушало только дыхание четверых узников: тихое сопение Милки в углу, бульканье воровки, злобное пыхтение Бреста и размеренный выдох Геры. Наконец он открыл глаза и мрачно кивнул:
— Все равно эта идея мне не нравится. И, нет, — он повернулся к Катьке, — Я не расскажу тебе потом, что прочувствовал у него.
Брест молча кивнул, и бросил подозрительный взгляд на воровку.
— Так сколько человек приходит проверить пленников? — снова обратился он к Прежнему
Парень призадумался:
— Минимум двое, один всегда бывает с самострелом.
— А остальные будут на молитве?
— Будут, для них молитва — это святое. Ребят, нам повезет, если нас вообще кто-нибудь заметит, они довольно громко поют. А если выкинуть такой фокус до службы, то нас просто толпой забьют. — Гера перевел дыхание. — Хорошо, допустим, нас услышат во время песнопений, но откуда вы знаете, сколько человек придет проверить? А если десять? И все с арбалетами? Ты, Брест, может и хороший воин, но даже ты толпу фанатиков не раскидаешь тупым ножом.
Наемник игрался с ножом, подкидывая его, и крепко призадумался. Он прикинул и так и сяк, других вариантов не было. Наконец ответил:
— Эта затея шита белыми нитками, но у нас нет другого выхода. — Брест устало привалился к стене, — Значит, порешили. С утра прорываемся на свободу. А ты, — он легонько дотронулся до воровки и тут же отдернул руку, — Постарайся уснуть, надо как следует отдохнуть.
Она мрачно кивнула и отползла в угол к Милке. Укрывшись грязным полотнищем, воровка вскоре задремала, иногда прихрапывая: сломанный нос еще не успел срастись. Наемник проводил ее взглядом и тоже прикрыл глаза, собираясь поспать. Но сон не шел: мысли кружили в голове, как мошкара в хорошую погоду.
— Брест, — позвал его Прежний.
— М?
— Пообещай мне одну вещь.
— Смотря что, — отозвался воин и уставился на темный силуэт рядом.
— Когда у вас появится шанс, то бегите, ладно? Меня оставьте и бегите. Посмотрим правде в глаза: с перебитыми ногами я недалеко уйду, а быть вам обузой не желаю. Только вот Катерина… Она не захочет меня оставить, поэтому я прошу тебя: хватай ее и тикай. Пообещаешь?
Брест, помедлив, ответил:
— Обещаю.
— Хорошо, — спокойно сказал Гера и, неловко соскользнув, устроился на полу.
Некоторое время стояла тишина, прерываемая лишь храпом воровки. Брест не спал, прислушиваясь к звукам снаружи, и размышлял о своем. Гера, лежа на земляном полу, вскоре засопел, и наемник остался один. Он сидел, не шевелясь, и наблюдал за спящими. Бог даст, через пару часов все выберутся на волю.
***
Казалось, наемник совсем не спал, а только смежил веки, как рядом в деревне пропели петухи. Он встрепенулся и сел, оглядевшись шальным взглядом. В хате было темно. Остальные еще спали, развалившись в разных углах избы.
— Подъем, ребята, сейчас тринники проснутся, — негромко позвал их Брест.
Пленники зашевелились и начали просыпаться. Кто-то тер сонное лицо, кто-то разминал затекшие мышцы. Мурка поднялась и постаралась взглянуть на свою спину, изворачиваясь и так и сяк. Милка поднялась следом:
— Дай, я гляну.
Она поднесла свой нос почти вплотную к коже, стараясь разглядеть хоть что-то. Потом аккуратно провела пальцем:
— Похоже, все зажило, только рубцы корявые остались.
-..оже..аживу., — прошепелявила воровка. Она попробовала язык зубами и тяжело вздохнула: еще не вырос.
Брест прирос ухом к двери и сжимал в руке нож. Деревня уже проснулась. Людские голоса доносились со всех сторон, где-то слышался плеск воды и тихое ржание коней. Иногда среди шума, можно было различить грубые нотки священника.
К наемнику подполз Гера и уселся рядом. Мурка, пользуясь темнотой, старалась развернуть куски ткани от старого белья служанки и хоть чем-то прикрыться. Но тряпка застыла картонным куском запекшейся крови. Девица, изломав, повязала ее вокруг бедер и, сложив руки на груди, подошла к месту сбора. Милка уже была около мужчин и слушала объяснения Бреста.
Наемник, закончив объяснять, опять прислушался к звукам. Прислонившись ухом к дереву, он поднял руку, приказывая всем молчать. Все боялись даже пошевелиться. Мурка стояла рядом натянутая, как струна, и, закрыв глаза, тяжело дышала. Она опустила руки и, сжимая и разжимая кулаки, нагнетала кровь и адреналин в мышцы. Рядом раздалось возмущенное сопение Милки и негромкое покашливание Геры. Прежняя открыла глаза: Брест в упор пялился на ее голую грудь.
— Я же мужик, — пожал плечами наемник, но все же повернулся к двери другим ухом.
Мурка опять сложила руки на груди, переминаясь с ноги на ногу. Мужчина продолжил слушать, вращая в пальцах нож. Вскоре он напрягся:
— Болотники зашли в часовню. — Констатировал Брест, — Ну что, понеслась?
Он отошел от двери и занял выгодную для метания точку. Девки заголосили в унисон что было сил, Гера заорал вместе с ними и начал стучать слабыми руками по двери. Мурка принялась колотить по доскам, кроя матом всех богов. Таким гвалтом они переполошили бы всю деревню, но в часовне уже начались песнопения и их почти не слышали. Орать пришлось добрых пять минут, пока пара мужиков не услышала их вопли.
— Они идут, — просипела Милка, успевшая сорвать голос. Она оторвалась от щели и откатилась в сторону.
В дверь с обратной стороны бухнули кулаком:
— А ну тихо там, паскуды, Владыка с вас шкуру спустит!
— Шел бы ты на хер со своим владыкой и Тремя, — огрызнулся Брест, — Я с тебя с самого сейчас шкуру спущу.
