Алексей Михайлович разлил ром по костяным чашкам и, поднявшись, предложил выпить за новый вигвам в селении тлинкитов. Вождь и все гости охотно поддержали его тост тем, что мгновенно осушили свои чашки, вздрогнув при этом от крепости напитка. Затем каждый взял по куску мяса и стал жадно поглощать его, смачно слизывая жир с пальцев. Сам же Томагучи, тоже активно расправляясь с закуской, тем не менее то и дело с сожалением поглядывал на бутылку, количество «воды белых» в которой значительно поубавилось.
Когда выпили по второй, Воронцов решил перейти в атаку, то бишь вернуться к интересующему его вопросу. Поэтому он придвинул бутылку с остатками рома к себе, для пущего эффекта пару раз взболтнул напиток и лишь после этого негромко сказал сидевшему рядом с ним вождю:
– Томагучи, если расскажешь мне историю появления у тебя золотого обода, остатки «воды белых» достанутся только тебе. – И добавил на всякий случай: – Разумеется, если это не является тайной…
– Да какая уж там тайна?! – небрежно махнул рукой успевший захмелеть вождь. – Расскажу, конечно… Только позволь, Алеша, сначала допить этот чудесный напиток…
Испугавшись, что после выпитых остатков рома речь вождя станет совсем бессвязной, Воронцов решительно возразил:
– Нет, Томагучи, давай уж будем последовательны: условие первым поставил я. А бутылка твоя никуда не убежит. Обещаю.
Логика Алексея Михайловича, а еще более его поручительство убедили вождя, однако он выдвинул встречное предложение:
– Тогда давай раскурим сперва калюмет. – Завидев в глазах собеседника немой вопрос, перевел: – Трубку мира.
Не дожидаясь согласия белого собеседника, Томагучи снова хлопнул в ладоши, и одна из прежних девушек-рабынь принесла калюмет – курительный прибор, состоявший из украшенной разноцветными стеклышками глиняной головки, или очажка, и длинной полой тростниковой палочки. Вождь неторопливо извлек из кармана куртки плоскую жестяную коробку («Из-под чая», – отметил Алексей Михайлович) и зачерпнул из нее добрую щепоть табака, который высыпал в очажок и слегка примял пальцами. Затем так же не спеша вынул из другого кармана огниво, кремень и трут, чтобы высечь огонь.
«Похоже, раскуривание трубки для него сродни особому ритуалу», – подумал Воронцов и решил ускорить процедуру. Достав из своих вещей коробок с длинными спичками, он зажег одну, передал Томагучи, и тот, ничуть отчего-то не удивившись, поднес ее к очажку и принялся деловито раскуривать калюмет. С явным удовольствием сделав несколько глубоких затяжек и выпустив изо рта пару-тройку ровных дымовых колец, он протянул трубку Алексею Михайловичу. Не смея отказать просьбе вождя, граф взял калюмет в руки, но тут же растерянно признался:
– Прости, Томагучи, но я не умею курить…
– Это не беда, Алеша. У всех в жизни случается когда-нибудь первая затяжка, – философски изрек тот.
Отступать было некуда, и Воронцов, скрепя сердце, сделал-таки неглубокую затяжку. Разумеется, тотчас закашлялся, тогда как все остальные, напротив, зашлись развеселым смехом. Томагучи же легонько похлопал его по спине.
– С почином, Алеша! Воин, владеющий столь замечательным ружьем, не имеет права не уметь курить!
Он забрал у графа калюмет, снова затянулся и потом передал соседу. Оказывается, у индейцев сей ритуал назывался «курение по кругу».
– Прими от меня подарок, Томагучи, – Воронцов протянул вождю коробок со спичками.
– Спасибо, Алеша! – искренне обрадовался тот. – Ваш главный вождь Баранов тоже дарил мне когда-то такие огненные палочки. Конечно же, они намного удобнее наших приспособлений для добывания огня, – он кивнул на лежавшие на столе огниво, кремень и трут, – только вот слишком уж быстро заканчиваются…
Когда калюмет, сделав круг, вновь вернулся к Воронцову, граф затянулся уже смелее и глубже, однако, к безмерному своему удивлению, на сей раз даже не закашлялся. «Лиха беда начало! – мелькнула шальная мысль. – Глядишь, и впрямь стану здесь заправским курильщиком. То-то отец “обрадуется” моему новому пристрастию… Хотя, – резонно рассудил он, – царь Петр Алексеевич тоже ведь практически не расставался со своей знаменитой трубкой».
Меж тем Томагучи, бросив очередной вожделенный взгляд на бутылку с остатками «воды белых», приступил к обещанному рассказу, уже даже не выпуская калюмет из рук.
* * *
– Тлинкиты издавна занимались охотой и рыбной ловлей, обеспечивая себя и собак из упряжек как пропитанием, так и шкурами для одежды и покрытия ими вигвамов. Но более тридцати зим тому назад в наши места стали заглядывать на небольших кораблях белые люди, которые начали выменивать у нас шкуры пушных зверей на различные товары. («Русские купцы», – отметил мысленно Воронцов.) Вот благодаря им у нас и появились первые топоры, ножи и другие изделия из железа. Главным вождем тлинкитов был тогда мой дед, он же стал и счастливым обладателем первого в нашем племени ружья. И постепенно тлинкиты осознали истинную цену пушных зверей, в первую очередь морских бобров, соболя и куницы.
Однажды к нашим берегам подошли два больших корабля белых людей («Фрегаты французского мореплавателя Лаперуза», – понял Алексей Михайлович), и тлинкитам удалось очень выгодно обменять у них большую партию шкур пушных зверей. Когда же на остров Кадьяк прибыл первый вождь русских и основал там селение («Шелихов»[17], – догадался граф), русские стали скупать либо выменивать у нас пушнину уже каждую весну.
В итоге поголовье обитающих в наших краях пушных зверей, и в первую очередь самых дорогих, стало резко сокращаться. И тогда совет вождей родов нашего племени, во главе уже с моим отцом, решил провести разведку на предмет наличия живности за Каменными (Скалистыми) горами. С этой целью снарядили воинов-разведчиков на нескольких собачьих упряжках, и, вернувшись обратно лишь к следующей зиме, те рассказали, что пушного зверя в лесах по ту сторону Каменных гор водится очень много. Поведали также, что места там сплошь безлюдные и что за лесами к восходу солнца простираются покрытые высокой травой земли, на которых пасутся стада больших рогатых животных.
– Но как же эти смельчаки смогли перебраться на другую сторону Каменных гор? – перебил рассказчика, не сдержав любопытства, Алексей Михайлович. – Ведь даже отсюда видно, что там не один, а несколько хребтов!
– Ты прав, Алеша. За ближним хребтом высится другой, чуть пониже, за ним – третий, еще более низкий… И тем не менее все эти хребты наши воины преодолели, ведь мы же – тлинкиты! – Томагучи гордо вскинул голову. – Правда, одну упряжку тогда все же потеряли – она вместе с каюром сорвалась в пропасть, – но ведь побед без потерь, как известно, не бывает…
