Савинков говорил, что, начав борьбу с запада, севера и на Кавказе, центральный орган, состоящий из представителей всех восточных окраин, будет зорко следить за происходящим и оказывать помощь не только деньгами, но и живой силой. Я и Новиков это воззвание не подписали, указывая на то, что нас никто не уполномочил быть на этом совещании представителями от Кубани.
После этого мы, получив по 150 долларов и переодевшись на европейский лад, отправились в Константинополь. В Константинополе пробыли дней пять. Заходили к польскому посланнику и выпросили у него еще лир по сто.
Новиков все время говорил о необходимости присоединения к организации Савинкова. Кубанцы до поры до времени вопрос этот отложили, так как они были заняты сбором распыленных казаков для формирования своего казачьего отряда.
После многих дней путешествия было решено найти покровительство в Самсуне у Кемаль-паши, предложив ему свои услуги по борьбе с греками. Турки загнали нас в казармы, окружили сильным караулом, а перед тем отобрали оружие. Продержав дня три в казарме, повели темным вечером на пристань, погрузили на «Амвросия» и приказали немедленно отправиться в Кичили, на Босфоре, где был открыт лагерь под американским флагом. Тут был злосчастный «кубанский отряд». Я переехал в этот лагерь и был назначен командиром лагеря, а большинство членов рады постепенно разъехались по различным странам. В Константинополе оставались Дробышев, Фальчиков, Намитоков и другие. Они распихивали казаков в различные страны, а заодно отбирали и в разного рода союзы и организации для засылки на Кубань.
В начале осени лагерь «Кичили» был расформирован и я с казаками, сделав лодку, купив сети, отправился в Анатолию ловить рыбу и этим жить. Улов рыбы был настолько плох, что начали голодать не только рядовые казаки, но и офицеры. А чем были заняты атаманы и генералы?
Терский атаман Вдовенко запродал грозненские нефтяные промыслы и решил закупить мануфактуру, нитки, иголки. Генерал Улагай тайком сорганизовал отряд под командой Кржижиновского и направил его к берегам Кубани, но корабль потерпел аварию и вернулся обратно. Генерал Букретов обзавелся рестораном.
Я изложил Дробышеву свое желание поехать на Кубань, и он взялся повести это дело. К этому времени приехал в Константинополь Шкуро, вызвал меня и уверял, что в горах Кубани есть полки его имени, а поэтому, появившись там, можно двинуть полным ходом на большевиков. Я, конечно, большей частью не верил всему этому, но иногда поддерживал слухи, чтобы заручиться денежной поддержкой и выбраться из этой клоаки. Через Дробышева я проник в посольство Грузии и свел знакомство с Джугели, Хомерики, и началась детальная разработка предстоящей поездки. Со мной неотлучно везде был Новиков. Был выработан шифр и заучен нами наизусть. Новиков предназначался как политический руководитель, а я как военный организатор. Нам вменялось в обязанность создать по станицам и хуторам ячейки надежных казаков, связаться с Тереком, черкесами, куда должны быть также посланы люди. Поднять восстание в одно время, захватить власть в свои руки и главными силами выйти с гор. В числе этих главных сил значился и отряд Рутецкого-Белова, с которым я должен был связаться.
Получив паспорта, деньги, отправились на одном из больших пароходов на Батум. В Батуме были задержаны морской ЧК. Новиков волновался и путал показания, что вызвало подозрение. Я объяснил следователю подробно свою прежнюю службу и добился того, что следователь нас выпустил, а за бумагами приказал прийти на следующий день.
Конечно, за бумагами в ЧК мы не пошли. Двинулись сразу на Сухуми, уничтожили паспорта и заменили их удостоверениями советских граждан. Остановились в гостинице. Связаться с нужными людьми не удалось, так как они были арестованы. Через Гагры пошли в Сочи и остановились там при ресторане. Раза два по пути следования оставляли на пунктах шифрованные записки для отправки в Константинополь, где сообщалось о том, что мы находимся там-то.
Из Сочи проводник привел нас на дачу, где мы застали скрывающихся участников нелегальной организации. Новиков на всех пунктах делал доклады, что надо делать. С дачи отправились дальше на Солохаул, Бабукаул и через Тубинский перевал. Ночью подошли к станице Самурской, где проживала семья Новикова. Он не решился пойти к своей жене, тогда пошел я, но она не вышла. Я еле уговорил его идти самому, а сам отправился к своей сестре, живущей в Кубанской. Жил у сестры недели две, а затем перебрался в Ханскую.
Там я узнал, что где-то в горах были горстки зеленых, которые занимались грабежами мирных жителей, мародерством и бессмысленным убийством советских работников. К тому времени Советская власть объявила амнистию. Казаки вернулись большей частью на свои хозяйства.
В Константинополь отправил свою шифрованную записку, где указывал на грабежи зеленых, недовольство мирных жителей их действиями. С гор однажды получил большой шифрованный пакет от Дробышева, расшифровал его и сжег.
Цель — достигнуть Кубани была выполнена. Но оказалось, что люди живут, работают, поддерживают большевиков. Эмиграция этого не понимала. Да и я сам тоже до возвращения домой не понимал. В этом наша трагедия. Мои тяжелые, полные отчаяния мытарства закончились. И посему я могу облегченно вздохнуть. Может, в своих признаниях для ОГПУ ничего нового я не написал, так как понял, что чекисты знали о нас начиная от Сочи, а может, и раньше. С Рутецким-Беловым и другими я не связался и никаких подпольных групп не сколотил. Готов обратиться к зеленым, чтобы они поняли всю гнусность своих действий и спустились с гор. Хочу заняться мирным трудом и прошу мне поверить».
Крикун внимательно прочитал показания Береснева и про себя остался доволен работой своих товарищей на сочинской даче и в Майкопе. Он тоже облегченно вздохнул — не только оттого, что обезвредил такого противника, но и потому, что разоружил его по всем направлениям.
14
В каюте французского теплохода, с визой в кармане на въезд во Францию, Гуляев перевел дух, но не мог освободиться от напряжения последних дней.
...Капитан Жоссе, резидент французской разведки в Константинополе, первый раз принял его настороженно. С трудом разобравшись, кто к нему пришел, он прекратил прием посетителей и, беседуя с Гуляевым, не сразу поверил, что перед ним посланец из России.
— Очень рад, месье, вашему приезду. Рассказывайте, что вы привезли, — сразу перешел к делу резидент.
— Ничего, кроме привета от месье Бабича. Важные обстоятельства вынудили не упускать подвернувшегося случая. И вот я здесь.
— Вы уже были у кого-нибудь?
