— Оказывается, жилплощадь и остальное имущество делится в равных долях между супругами, а совершеннолетние дети в расчет не принимаются.
— Погоди, Софья, у вас ведь еще машина есть и гараж, — вставила лыко в строку ба.
— Той машине грош цена в базарный день: ржавая консервная банка. И гаражу тоже… Был бы он капитальный, а то так — металлолом.
Я представила, как мы втроем переедем в однокомнатную квартиру, и мне сделалось дурно. Это будут кранты. Как говорится: сушите весла!.. Бабушка накапала себе лошадиную дозу валокордина, положила на лоб мокрое полотенце и с протяжным стоном привалилась к стене. Мама умоляла ее прилечь на кровать, чуть ли не в ногах валялась, но бабуля была непреклонна. Решила доконать нас своим коматозным состоянием. А как иначе? На миру и смерть красна!
Тетя Лиля вскоре перезвонила, велела сильно не суетиться, кочумать: пока суд да дело, могут пройти месяцы или даже годы, поскольку на квартиру еще нужно найти покупателей. Причем с таким расчетом, чтобы вырученных денег хватило на две равноценные комнаты в коммуналках. Комната в коммуналке! По-моему, легче сразу застрелиться!.. К тому же Лилия понятия не имела, что в нашей ситуации срок от суда до дела не затянется: головорезы придадут процессу ускорение.
— Все! Я иду к сватье. Устрою Антонине крупный разговор! Пусть вмешается, разберется со своим сынком. Что за тварюга? Последнее отобрать готов! — Бабушка сорвала со лба повязку.
— Мамочка, приляг, пожалуйста. Никуда ходить не нужно. Ты будто не знаешь мою свекровь — не станет она вмешиваться!.. Вспомни, Ленькины родители после свадьбы нам даже не предложили пожить у них, хотя жилплощадь позволяла — такая же «двушка».
— Угу, баба Тоня равнодушная, как шланг, — подтвердила я.
Бабушка бессвязно причитала, мама отрешенно терла виски, морщилась и ерзала. Козе ясно, что ей хотелось закурить. Курящие — те же наркоманы, без никотина у них начинается ломка. Я принесла ей пачку сигарет из сумочки и предложила не мучиться. Разумеется, бабуся подскочила, завизжала как резаная. Но мама, наконец, дала ей отпор:
— Так, спокойно!.. Я курю, как ты знаешь, всю сознательную жизнь с перерывом на беременность и кормление грудью. Мне уже сорок лет! Почему я постоянно должна перед тобой оправдываться?! Тихо. Тихо, я сказала! — Она демонстративно подпалила сигарету, затянулась и ожесточенно продолжила: — И вообще. Хватит мной помыкать! Назначаю себя старшей в семье. Попробуйте только ослушаться!
Мне ее заявление понравилось. И баба Рая заткнулась, не нашла, что возразить. Дернулась от злости да села на ту же табуретку, изображая из себя замученную, несчастную, умирающую старушку.
Я заварила чай, расставила чашки и выложила в розетку остатки варенья, чтобы подсластить упадническое настроение.
Снова зазвонил телефон.
— Тамара Васильевна, здравствуйте, — якобы обрадовалась маман своей бывшей начальнице из библиотеки. — Как ваше здоровье? Поправились?
В психологии есть термин — хронофагия, им называют воровство чужого времени. Это точный диагноз маминых собеседниц: они всегда висят на телефоне подолгу и мелют всякую чушь. Не знаю, зачем она их поощряет?.. Вот и Тамара Васильевна — типичный хронофаг, к тому же у нее предельно отвратный тембр голоса. Он доносился из трубки так явственно, что мы с бабушкой слышали каждое ее хвастливое слово про бодрое самочувствие и что ее пригласили вернуться работать в родной библиотечный коллектив. Директриса типа оценила беззаветную преданность Тамары Васильевны, осознала, что такие специалисты на дороге не валяются!.. Фиг она осознала, просто сидеть в книгохранилище, где мухи со скуки дохнут, за полторы тысячи в месяц других желающих не находится.
— Искренне рада за вас, справедливость рано или поздно восторжествует, — без всякой радости и уверенности, механически кивала мама, чем провоцировала очередной поток самовосхвалений старой идиотки.
Можно подумать, других забот нет, только слушать ее!..
— Сколько же Тамарке лет? — оживилась баба Рая, прихлебывая чай из блюдца. — Пожалуй, постарше меня будет?
Прикрыв трубку, мама шепотом подтвердила, что намного старше — ей лет шестьдесят пять или даже шестьдесят шесть.
— Дай-ка я с ней тоже потолкую, — перехватила телефон бабушка и елейным голоском поведала Тамаре Васильевне, как спит и видит работу в библиотеке, очень важную для просвещения населения. Умеет, если захочет, найти подход к людям, создать о себе благоприятное впечатление… Адепт хронофагии обрадовалась, что нашла единомышленницу, и обещала похлопотать за бабулю перед своей директрисой.
И я была не прочь поработать, ведь от отца теперь помощи ждать не приходится, а без денег совсем хреново — будто руки и ноги связаны. Есть такая закономерность: когда нет денег, все резко заканчивается — шампунь, гель для душа, тональный крем, губная помада. Относительно новая тушь и та пересохла… Окса на время каникул устроилась раздавать флаерсы в метро за пятьдесят рублей в день. Но это ведь очень мало. Мама сказала, что в их агентстве освободилась ставка курьера. Оклад — две штуки. Тоже негусто. Надо подумать, куда податься…
За чаем мы строили планы, и конструктивная беседа несколько развеяла страх перемен. В понедельник бабушка сходила в библиотеку, я в мамин «Арсенал». Ее шеф — шустрый Лев Назарович — посоветовал мне совмещать курьерскую деятельность с поиском рекламодателей, причем сделать это немедленно. Но я не стала торопиться: суд первее дела…
Тем более что вечером последнего июньского дня у нас начался истероидный мандраж — всех трясло и колотило. Долго не могли заснуть, втроем наклюкались валокордина. «Строили», — пошутила мама. В результате утром еле поднялись — чуть не проспали заседание. Неумытыми выскочили на улицу, поймали такси. Бабушка всю дорогу хваталась за сердце. У мамы опять были опухшие глаза — довольно неприглядный вид.
Зря переживали: заседание прошло очень быстро и крайне формально. Суровая тетка-судья зачитала исковое заявление: истец выставлял причиной развода несовместимость характеров и несходство жизненных приоритетов. Смешно…
Мамочка, выступавшая в роли ответчика, махом дала согласие на развод и попросила сменить фамилию Зарубина на девичью Померанцева… Я тоже не прочь сменить фамилию… Например, назваться Рудницкой. Маргарита Рудницкая — по-моему, звучит!..
Рассмотрение второго иска по разделу имущества перенесли на следующее заседание, назначенное на 15 июля. Брак родителей объявили расторгнутым, после чего нас попросили очистить помещение, дожидаться в коридоре, пока будет готов протокол судебного решения. Пришлось томиться в духоте еще полчаса, подпирая унылые старые стены. Отвратительное заведение — суд. Люди в нем понурые и полы скрипучие… Я решила повеселить родственниц и торжественно изрекла: «Да здравствует советский суд, самый гуманный суд в мире!» Но у мамы с бабушкой отшибло чувство юмора.
На отца я старалась не смотреть, а все-таки заметила, что он вырядился, как на праздник, — в новый костюм со стальным отливом, и галстук повязал в тон к серенькой рубашке. В такую жару… Расфрантился на старости лет, как жених!.. Он теперь и есть жених. Впрочем, одежда ничего не меняла — все равно он выглядел не веселым, скорее потерянным, и держался от нас в сторонке, на безопасном расстоянии. Можно подумать, кинемся к нему с мольбами вернуться обратно!..
Наконец, секретарша вынесла и раздала родителям бумажки. Велела заплатить пошлины в Сбербанке, а за свидетельством о разводе обратиться в ЗАГС. Истец очнулся, решил проявить благородство:
— Сонечка, давай я сам за тебя заплачу.
Мама глянула на него не то с брезгливостью, не то с сожалением:
— Не стоит разбрасываться деньгами, Леонид. Деньги — это энергия, она тебе еще очень пригодится.
Кстати, меткое замечание…
— Тогда до свидания? — спросил он. И не получил ответа: никто из нас не жаждал с ним свидания.
На улице отца поджидал красный «пежо» Мирошник. Эта тварь курила опершись о капот и, завидев нас, ощерилась, как леопардиха, готовая к прыжку:
— Мои поздравления, Померанцева!.. Не спеши, не проходи мимо! Мне с тобой надо перекинуться парой слов.
Папаша юркнул в автомобиль без оглядки, а его пассия выпустила дым в нашу сторону и постучала ногтем по сигарете, сбивая пепел.
— Говори, Лина, я слушаю, — с достоинством, спокойно предложила мама.
— Нет, не здесь. Пошли, отойдем, разговор будет сугубо конфиденциальный.
Мама удалилась, а бабушка прошипела вслед Мирошник:
— Вырвать бы ей, заразе, ее рыжие бесстыжие патлы!
Мы с ней остановились возле забора, огораживающего двухэтажное облезлое здание суда. Вдоль него тянулись неряшливые верзилы тополя. По дороге громыхали трамваи — все, как на подбор, старые, разбитые. У наших ног резвились воробьишки, купаясь в разогретой пыли. Только им в этом унылом краю Западного жилмассива и было весело… Глядя на воробьев, баба Рая пробормотала:
