— Не знаю, Яна. Всё очень сложно. Настолько сложно, что я впервые затрудняюсь ответить…
Глава 24. Неожиданный поворот
Яна
Если бы я знала, что всё испорчу несвоевременными вопросами, не задавала бы их.
Черт меня дёрнул вспомнить его жену в момент близости.
Но жить в неведении я тоже не могу. Женя ничего конкретного не рассказывает, постоянно хмурится и молчит. По идее между нами не должно быть никаких секретов, но чувствую, они всё же есть. О чём-то он не договаривает. О том, что его очень сильно гнетёт.
— Сними с меня одежду и эту чёртову штуку, — озвучивает просьбу, как только мы доходим до его кровати. — Она меня раздражает.
Оставляю на спинке стула фиксирующую повязку и помогаю ему сесть на матрац. Чтобы снять штаны, нужно снова избавить его от лангеты. Такое отношение к лечению ни к чему хорошему не приведёт. Но разве упёртого мужчину можно в чём-то переубедить?
Молча принимаюсь исполнять его волю.
Если трусы и штаны удалось стащить с него без проблем, с футболкой приходится немного повозиться.
— Прости, я всё испортила, — судорожный вздох сотрясает мои лёгкие, когда я складываю его одежду и отношу на стул.
Женя забирается на постель. Помогаю ему поправить подушку и укрыться одеялом. Мне так хочется остаться рядом, но я почему-то не смею об этом просить.
Господи, но почему я такая дура?
— Яна, прекрати себя винить. У нас ещё будет время для развлечений. Нужно поспать хотя бы пару часов. Проблемы сами себя не решат.
— Ты прав… — обречённо покусывая губу, бросаю взгляд на зашторенное окно, и сердце болезненно сжимается в груди до размера грецкого ореха, а то и ещё меньше. — Очень скоро наступит рассвет. Тебе и вправду нужно отдохнуть. Женя, а как быть с разводом? — не могу не поинтересоваться наболевшей проблемой. — Бумаги так и не нашли…
— Придётся немного повременить. Хотя бы до того момента, как она очнётся и покинет больницу.
— А если ей понадобится постоянный уход? Если не дай бог… — захлебнувшись от волнения глотком воздуха, едва привожу в норму дыхательные процессы.
— Яна, хватит! — Женя раздражённо обрывает цепочку моих жутких предположений. — Я же не ясновидящий. Пока Стелла не выйдет из комы, ни о чём нельзя судить.
— Ясно. Я, пожалуй, пойду… к себе.
Наверное так будет лучше, хоть мне и вряд ли удастся сегодня поспать. Я снова буду думать о том, что меня волнует больше всего — наше будущее.
— Останься, — потеплевший голос заставляет отвести от двери глаза и удивлённо посмотреть на Женю. Его неожиданное заявление наполнило душу радостью, а тело приятными ощущениями мурашек. — Снимай рубашку и ныряй под одеяло. Когда ты рядом, мне спокойнее.
* * *
Кажется, я за мгновение справляюсь с задачей, забираюсь к нему под мышку, укладываю голову на мускулистое плечо и улетаю в космос от ощущения уюта и нежности.
«Пусть у нас всё наладится… Пусть мы снова станем счастливыми, как было в Польше, когда мы вместе с Тимом гуляли по набережной и не думали ни о чём».
— Ты кое-что забыла, — его горячее дыхание приятно щекочет лоб, и я непроизвольно ёжусь, растягивая мечтательную улыбку.
— Что именно? — шепчу, поднимая к нему озадаченное лицо. Мой задумчивый взгляд нерешительно останавливается на его чувственных губах, оценивая, как далеко можно с ним зайти.
Если я его поцелую, что будет?
— Трусики, — вкрадчиво произносит, заставляя моё сердце задрожать в груди. — Их тоже сними… Сейчас.
Зрачки напротив становятся шире, затапливают радужную оболочку карего цвета, обжигают, немедленно запуская в моём мозгу ряд процессов, направленных на исполнение желаний.
Под пристальным взглядом, задыхаясь от трепетного волнения, снимаю бельё. Электризуя каждый волосок на коже, прячу трусики под подушку, чтобы не потерялись до утра.
Приглушив в лампе свет для создания интима, возвращаюсь на его плечо и утыкаюсь носом в шею, в то место, где жилка вибрирует учащённо, и запах мужчины, стойкий и мускусный, сильнее всего кружит голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Жень? — не в силах отказать себе в удовольствии, аккуратно водружаю своё бедро на его ногу и подтягиваю ближе к паху. Он обхватывает его ладонью, впиваясь в кожу подушечками пальцев рядом с коленом, а я вздрагиваю из-за щекотных уколов-прикосновений, словно в каждой мышечной клетке происходят миниатюрные водородные взрывы.
— М? — глухо раздаётся в его груди.
Хочется, чтобы он сделал первый шаг, как мужчина заинтересованный в женщине, чтобы прижался губами к моим губам и долго целовал их, вкладывая в поцелуи всю свою нежность. Хочу болтать с ним о важных и не очень вещах в перерывах между сном и занятиями любовью, хочу просто с ним помолчать, прислушиваясь к биению наших сердец, к дыханию. Хочу снова стать его любимой девочкой, той, которую он отобрал у других, выбрав для себя, вырвал у судьбы и присвоил...
— Ты совсем не испытываешь ко мне никаких чувств? Если бы тебе друзья не сказали, что мы жили вместе до аварии, как бы ты себя повёл после того… недоразумения в больнице?
Пальцы, только что нежно царапающие мою макушку, ныряют в гущу волос, сжимают их и оттягивают слегка назад, запрокидывая голову.
— Испытываю, что-то, чего не могу объяснить, — Захаров прислоняется ко мне, упираясь лбом едва ли не в переносицу. Взгляд чёрный, совсем диким становится. В зрачках вспыхивает огонь, то ли у меня в глазах пятна мельтешат от волнения и давления на лобную кость, отчего и его взгляд горящим кажется. Нечеловеческим…
— Когда выгнал тебя из палаты, лишился внутреннего спокойствия. Сразу почувствовал. Как в густом тумане очутился над пропастью, потеряв ориентиры и вместе с ними приличный отрезок жизни. В груди разразилась такая буря, что хотелось всё крушить и переворачивать. Я не помню тебя, малыш, но когда прикасаемся телами, как было в душевой и вот так, как сейчас — меня невыносимо шпарит током, будто я оголенные провода трогаю, а не твою бархатистую кожу. Где-то там, внутри, ты очень плотно засела. Я чувствую это, но мне не хватает последних событий, чтобы сложить пазлы в целостную картинку и воскресить в памяти наше прошлое и любовь к тебе. Говорят, страсть и любовь не одно и то же… Скорее патология. В общем, гореть мне пока в аду за свою откровенность, Мышь…
Неопределённо хмыкнув, Женя прихватывает зубами мою губу. Сначала нижнюю, затем верхнюю. Поиграв немного, проникает между ними языком, чтобы добиться от меня ответной реакции. Я не реагирую на поцелуй, испытывая в душе ощущение полнейшей беспомощности. Понимание того, что не ты властвуешь над обстоятельствами, а они над тобой, приводит к отчаянию.
— Значит, патология? — произношу вслух свои мысли. Понимаю, что он это сказал не для того, чтобы меня обидеть или задеть. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, но сердце всё равно больно сжимается в груди, не хочет мириться с реальностью.
— В некоторой степени, да, — подтверждает мои слова. — Прости, Яна. Я не хочу тебе врать. Просто я ощущаю всё так, будто мы только вчера познакомились. Ты обиделась? — убрав с моего лица пряди, заглядывает в глаза.
— Ты задел меня своей правдой. Мне очень больно слышать это. Но ведь глупо обижаться на человека у которого амнезия, не так ли?
Возвращаю голову обратно на его плечо. Хочется расплакаться, но, закусив губу, сдерживаю непрошеную реакцию. Эмоции бурно плещутся внутри. Их спектр такой огромный, что я не в состоянии определить, что именно испытываю в данный момент. Словно у меня в груди два сердца бьётся, заглушая логические доводы.
— Ты слишком мнительная девочка, — оценив моё состояние, Женя пытается успокоить.
— Какая есть… — лепечу, спускаясь чуть ниже, к подмышечной впадине. Найдя уютное место, зарываюсь в него лицом.
— Ян, прекрати дуться, иди сюда, — Женя пробует вытащить меня обратно.
Вцепившись в него мертвой хваткой, не позволяю сдвинуть себя с места.
