Он окинул торопливым взглядом знакомый берег и без сил опустился на траву – мостков видно не было. Преодолев внезапную слабость, он заставил себя подняться и подойти к кромке воды. С первого взгляда было ясно, что море продвинулось гораздо дальше вглубь острова, чем в прошлый раз; но все же Аскалон не хотел в это верить: может, мостков просто не было, может, они развалились, а он делает скоропалительные выводы. Он сделал шаг в воду, еще, еще; и скоро его нога ступила на деревянную поверхность. Мостки, несомненно, были здесь, только теперь они не менее, чем на полметра скрылись под водой. Море продолжало наступать. Он ошибся.
Но раз он ошибся, и зло – не Виринея, то значит… Ах, отец, отец! Аскалон не мог поверить! Он вышел из воды, и промокший, в хлюпающих водой ботинках, не замечая этого, побрел вдоль побережья.
Теперь у Аскалона оставалась последняя надежда – что отец ему все сможет объяснить, и что его слова будут убедительней.
Было поздно, и уставший от государственных забот Правитель уже отправился в свою спальню. Одетый в мягкий широкий халат, он сидел в глубоком кресле и, помешивая горячий травяной чай, с удовольствием вдыхал его аромат, когда к нему вошел Наследник.
Увидев отца, Аскалон остановился. Тот был таким родным, близким, домашним в этом халате, с чашкой чая, что Аскалон вдруг устыдился своих подозрений. Отец посмотрел на него вопросительно, без удивления, без раздражения, устало, но с мягким вниманием. Гнев его на сына уже прошел, и он раскаивался в том, что позволил себе так резко с ним обойтись. Поэтому он был еще приветливее, чем обычно, и невольно доставлял этим сыну еще больше мучений.
- Как хорошо, что ты зашел. Хочешь чаю?
Аскалон сел в кресло и взял чашку. Ангелар начал было хлопотать вокруг него, но взглянул ему в лицо и замер.
- Аскалон, у тебя все нормально? На тебе лица нет!
Сын поднял на него глаза, но выговорить то, что собирался, не мог.
- Ты обиделся на мои слова? Не стоит. Я был не в себе и хочу попросить прощения. Я не должен был… Аскалон, с тобой все хорошо?
- Нет, - наконец выдавил из себя Аскалон, - все плохо.
Ангелар подошел к сыну и, положив руку ему на плечо, спросил:
- Что случилось?
- Я был у Виринеи.
- Так, - Ангелар опустился в кресло напротив, не сводя глаз с сына. Сердце его сжалось от нехорошего предчувствия.
- Она мне сказала… Она… Она видела, как ты убил своего брата.
Аскалон ждал новой вспышки гнева, эмоций, крика, но… Но его отец молчал. На его лице не выражалось ничего – казалось, он не понял, что ему сказал сын.
- Ведь это неправда? – тихо добавил Аскалон, хотя сам он уже все понял.
Ангелар провел рукой по лицу, словно стирая с него каменное выражение, и посмотрел на сына.
- Она не может этого знать.
- Она спряталась в каком-то шкафу и видела, - Аскалону вдруг захотелось вскочить, закричать, но он по-прежнему сидел, не двигаясь, лишь рука его непроизвольно сжимала тонкое стекло чашки.
Чашка хрустнула, посыпались осколки, на ковер закапала кровь.
- Аскалон! О Боже, что ты сделал! – Ангелар кинулся за помощью.
К счастью, Аскалон отделался всего несколькими порезами. Их быстро перевязали, и он тут же забыл о них – душевная рана кровоточила гораздо сильнее.
Когда они снова остались одни, Правитель сказал:
- Ну что ж. Ты, конечно, понимаешь, что я предпочел бы, чтобы ты никогда не узнал этой тайны. Не потому, что стыжусь своего поступка или боюсь. Нет. Просто мало кто сможет понять меня, понять, что направляло мою руку в тот момент, о чем я думал. Во имя чего я сделал это. Но ты не обычный человек, не заурядный обыватель. Ты сын Правителя великого Города, будущий Правитель. Ты поймешь. Должен понять. Я очень надеюсь на это. Да, я убил. Убил родного брата. Конечно, это тяжкий грех – и не думай, что я не осознаю этого. Каждую минуту своего существования я помню, что я сделал. Но я также не забываю, кто я такой и ради чего я это сделал. Я взвалил на себя этот тяжкий груз только ради одного: ради спокойствия и процветания своего Города. У меня был выбор: безумный Правитель, сеющий несчастья, или тяжкий грех на моей совести. Я выбрал второе. С тех пор Город, как ты знаешь, процветает; в нем царят мир и покой, мои граждане богаты и счастливы, а чего мне это стоило, им знать не нужно. Я служу своему народу – это главное. И мой народ поймет меня, может, не сейчас – через много лет.
- Народ, может, и понял бы, - подал голос Аскалон, который напряженно слушал, не перебивая, - а вот Мертвые вряд ли.
- Что ты хочешь сказать?
- Отец, я был на побережье – море не отступило. Зло – не Виринея.
- Как не отступило? – Правитель нервно заходил по комнате, но вдруг остановился. – То есть ты хочешь сказать, что зло – я?
Он ждал, что Аскалон станет отрицать это, но тот молчал.
- Не ожидал я от тебя этого, сын, не ожидал. Столько лет мы с тобой понимали друг друга с полуслова, столько лет ты верил мне – вспомни, ты ведь всегда советовался со мной по любому поводу! – и вдруг из-за слов глупой бабёнки, мерзавки, преступницы, на чьей совести не одна жизнь, ты обвиняешь меня – и в чем! В том, что я зло! Я! Правитель Города, создавший его своими руками и живший лишь его заботами много лет. И тебе в голову не пришло, что у этой задачки есть и другое решение?! – Ангелар опустил голову. – Не слишком ли быстро ты предал меня?
Аскалон сидел оглушенный и подавленный. Он чувствовал, что уже не уверен ни в чем. Его сил осталось лишь на то, чтобы спросить:
- Какое решение?
- Что? – поднял голову Ангелар, словно внезапно проснувшись.
- Ты сказал, что у задачки есть другое решение. Какое?
- А такое, - горько сказал его отец, - что если предположить, что я все-таки прав, и Зло все же Виринея, то море не отступило по одной причине: так как она еще жива. Тебе велено было избавить Город от Зла, но ты этого еще не сделал. Ты лишь изолировал ее, а это не означает полное избавление.
- Убить? – прошептал потрясенный Аскалон.
- Нет! Избавить Город от смертельной угрозы. Ты будущий Правитель. Пришло время решать: или ты станешь таким как я, непоколебимым Правителем, не боящимся испачкать руки ради интересов своего Города, или… Или никогда не станешь великим Правителем. У тебя три дня. Решай.
И Правитель жестом показал, что разговор окончен.
Утром Виринея проснулась от того, что ей показалось, будто кто-то ходит по комнатам. Она мгновенно вскочила, быстро оправила платье (она спала, не раздеваясь) и вышла из спальни. Она стояла в просторной комнате и прислушивалась к уже явственно слышавшимся шагам на лестнице.
Дверь отворилась и вошел Правитель.
- Ну, здравствуй, сестренка, - обвел он ее холодным взглядом. – Так вот ты какая стала. Сколько же мы не виделись?
Виринея глядела на него исподлобья и молчала. Ангелар обошел ее, рассматривая, и сел на стул. Помолчали.
- М-да, как-то не похожа наша встреча на свидание двух родных людей, - сказал Ангелар. – Ты, я вижу, тоже не испытываешь ко мне теплых родственных чувств, - он задумчиво постукивал ладонью по колену. – Значит, ты все видела. Тогда.
Виринея встрепенулась:
- Ага, он все-таки рассказал тебе. Значит, он мне поверил.
- Да, тебе удалось испортить мои отношения с сыном, если ты этого хотела.
- Море не отсупило? – спросила Виринея и, взглянув в лицо брата, улыбнулась. – Я знала.
Ангелар вскочил:
- Я начинаю думать, что цель твоей жизни – портить мне жизнь.
- Ты недалек от истины.
Правитель рассмеялся.
- После всего, что ты натворила много лет назад, ты снова появляешься, чтобы облить меня грязью перед сыном и нарушить наши планы. Почему ты не отдала ему свою половинку монеты?!
Виринея снова улыбнулась:
- Да, это было хорошо. У меня был удачный день тогда.
- Так вот, - Ангелар подошел к ней вплотную, - это был твой последний удачный день.
- Как мило! Ты мне угрожаешь. Теперь, когда у меня нет оберега и я заперта здесь.
- Да, тебе отсюда не выйти, живой точно, - Правитель обвел взглядом комнату. – Думаю, ты это уже поняла. Наверняка ведь попыталась прогуляться, увидев, что замков нет. Эта тюрьма великолепна. Еще один подарок Мертвых. Никаких запоров, решеток, заграждений. Но тот, кто попытается отсюда выбраться, через три часа умирает в страшных мучениях.
- Как же мне хотелось убить тебя все эти годы!
Ангелар развел руками:
- Увы. Ты лучше других знаешь, что это невозможно. Ну хоть в чем-то наши чувства взаимны, сестренка. Правда, моя мечта скоро осуществится. Конечно, я хотел бы устроить показательный процесс – мой народ давно не видел публичной казни. Но… Море не отступило, так что времени у меня нет.
- Убьешь меня прямо сейчас?
