- Убьешь меня прямо сейчас?
- Руки марать не хочется.
- Скажите пожалуйста! А я бы не побрезговала.
- Да, я знаю, ты за эти годы научилась убивать.
- Ты зачем приходил? Сообщить лично, что меня скоро убьют? Честь оказал?
- Пожалуй, ты права, - Ангелар кивнул. – Мне пора. А приходил я, чтоб посмотреть на тебя… в последний раз.
И не задерживаясь дольше, он вышел.
После его ухода Виринея опустилась на пол. Застыв, словно мертвая, она просидела очень долго, пока не услышала опять шаги. И через несколько минут в открытую дверь быстро и решительно вошел Угрим.
Он теперь жил на территории Дворца, в одном из множества домиков, предназначенных для прислуги, и пользовался полной свободой передвижения. О былых его преступлениях никто и не заикался, и он решил, что искупил их своим предательством. Правда, и приближать его к себе Правитель не спешил: никакой должности ему назначено не было, никаких поручений не давали. Ему не посчитали нужным сообщить об аресте его бывшей любовницы – он сам случайно узнал о том, что она здесь, в дворцовой тюрьме, и не смог удержаться от того, чтобы нанести ей визит. Само здание тюрьмы он нашел довольно быстро – его местоположение не было секретом, и теперь с удивлением рассматривал богатую обстановку этого необычного места заключения.
Увидев на ковре Виринею, он резко остановился, будто наткнувшись на невидимую преграду. Глаза пленницы сузились, она закусила губу, но не поднялась – смотрела на него, чуть приподняв голову, из-за закрывающих лицо каштановых прядей.
- Виринея! – вскрикнул возбужденно Угрим.
Она опустила голову и с презрением отвернулась.
- Нет уж, ты не отворачивайся, - он подскочил к ней и, схватив за волосы, повернул ее лицо к себе. – Я пришел поговорить. И на этот раз говорить буду я. Я слишком долго был твоим бессловесным рабом – пришло время платить по счетам, - единственный глаз его блеснул ненавистью.
- Что ты мне можешь сказать, слизняк? – Виринея морщилась от боли.
- О! Я могу тебе сказать очень много. Я могу сказать, что у меня прекрасная память, и я не забыл ни одной твоей затрещины, ни одного обидного слова, ни одного унижения. И вот этого, - он показал на повязку, закрывавшую слепой глаз, - я тоже не забыл.
Он отпустил ее волосы и встал прямо над ней.
- А, так ты пришел мстить!
- Мстить? – Угрим засмеялся. – Нет! Не-ет. Я выше мести. Да и к чему мстить жалкой униженной женщине, которая потеряла все свое величие, всю свою силу, которая теперь может лишь умолять, а не приказывать, как раньше. Нет, я буду великодушен. Я пришел сказать, что прощаю тебе все зло, Виринея. Все, кроме одного. Твоей измены. Но и за это я тебя не буду наказывать. Ты слабая женщина, ты не виновата. Я сам все улажу. Во-первых, Правитель должен мне награду за… услугу. И я попрошу у него тебя. Мы снова будем жить как прежде. Только теперь я буду главным, а ты, как обычная женщина, будешь меня слушаться и делать все, что я потребую.
- Этого не будет.
- Не сметь говорить, пока я не разрешил! – властно крикнул Угрим и ударил ее по лицу. – Я научу тебя разговаривать со мной! Я еще не все сказал. Есть еще во-вторых. Я понимаю, что ты не будешь до конца моей, пока жив тот, из-за кого ты решила бросить меня. Но это я исправлю. Я обещал, что убью его, и теперь время пришло.
Глаза Виринеи сверкнули:
- Ты убьешь Ворона? Да тебе его не одолеть! Ты не решишься даже ударить его!
Угрим с силой оттолкнул ее, ноздри его раздувались. Но он взял себя в руки:
- Посмотрим.
Виринея усмехнулась
- Завтра я приду, - с угрозой пообещал Угрим, - а пока небольшой сюрприз. Я, конечно, все простил, но небольшой должок все же остался за мной. А я не люблю оставаться в долгу.
Из складок одежды он достал кнут. Виринея невольно отодвинулась, но тут же на нее обрушился сильный удар. Она вскрикнула и еле успела закрыться руками.
Угрим бил хладнокровно, тщательно выбирая место, куда ударить. Иногда он целил по лицу, но чаще попадал по спине и рукам, так как Виринея вся сжалась на полу, закрывая голову. С каждым ударом она заметно слабела, руки ее опускались. Наконец она уронила голову на ковер – сознание оставило ее.
Угрим с довольным видом окинул взглядом дело своих рук, потом швырнул на распростертое тело кнут и ушел, не оглядываясь.
Аскалону предстоял нелегкий выбор. На следующий день после разговора с отцом он проснулся рано, и выйдя в парк, принялся снова расхаживать туда-сюда по его бесконечным аллеям. Времени оставалось все меньше, надо было срочно принять решение, а он не мог. Конечно, логичнее всего было согласиться с отцом, поверить, что Зло не он (а как же ему хотелось этого, какое облегчение испытал бы он, узнай, что это на самом деле так!). Но в этом случае надо было поскорее лишить Виринею жизни. Это было бы, в общем-то, несложно (хотя теперь почему-то он не ощущал желания убить ее) – главная проблема была в том, что он не был уверен в правильности этого. Что если после ее смерти море не отступит? Поверить Виринее и пойти против отца? Это было бы еще хуже. Да и что он мог сделать против неуязвимого Правителя? Только просить его отказаться от власти, надеясь на его благоразумие. А если он откажется?
Вопросов было слишком много, и все они требовали немедленного ответа. Аскалон бродил и бродил по парку, не замечая ничего вокруг и опомнился лишь тогда, когда начало смеркаться. Он огляделся. Невдалеке прямо перед ним среди густой листвы виднелось небольшое здание дворцовой тюрьмы. Аскалон постоял немного в задумчивости и вошел внутрь.
Виринея сидела на диване, поджав под себя ноги и плотно закутавшись в свою огромную шаль. Увидев его, она не поменяла позы, лишь едва заметно тряхнула головой, отчего распущенные волосы упали ей на лицо.
Аскалон нерешительно потоптался возле двери – он и сам не знал, зачем пришел.
- Море не отступило, - сказал он. – Ты была права.
Она не ответила и не выказала никаких чувств.
- И… и я поговорил с отцом. Он признался в убийстве.
Она кивнула:
- Я знаю. Он был здесь.
- Он был здесь? Когда?
- Утром.
- И что он сказал?
- Сказал, что меня скоро убьют.
- Да, это так, - Аскалон опустил глаза. – Он считает, что море не отступило, потому что ты жива.
Виринея подняла голову:
- Что?
Аскалон вздохнул. Он не знал, что сказать ей.
- Понимаешь, отец, - он поглядел на нее и вдруг воскликнул. - Постой! Что у тебя с лицом?
Аскалон откинул с ее лица волосы и увидел яркий рубец, пересекавший лоб и щеку. Виринея хотела закрыться, но уронила шаль, невольно выставив напоказ свои исполосованные кнутом руки.
- Что это? – глухо спросил Аскалон. – Это он?
- Нет.
Аскалон глубоко вздохнул и повернулся к выходу, но Виринея остановила его:
- Нет, Аскалон, это… это Угрим.
- Что?! Да кто он такой? Кто ему позволил?
Виринея снова закуталась в шаль.
- Как это гадко, - сказал Аскалон. – Я найду его.
- Бог с ним. Сейчас разговор не о нем. Лучше скажи: ты тоже думаешь, что Зло – это я?
Аскалон не ответил.
- А ведь моя смерть, и правда, все решит, - продолжала Виринея. Если я умру, а море не отступит – это будет означать, что Мертвые имели в виду Ангелара. И ты перестанешь мучиться сомнениями. Ну, а если Зло – это я, то моя смерть спасет от катастрофы весь наш Город. Правитель по-своему прав, что хочет убить меня. Ты пришел, чтобы сказать, что я должна умереть?
- Нет.
- А зачем?
- Знаешь, я, пожалуй, пойду, - сказал Аскалон, не найдя, что ответить.
Когда он был уже возле двери, Виринея окликнула его:
- Аскалон! – ее голос дрогнул. – Ты знаешь что-нибудь о Вороне?
Он пожал плечами:
- Я не видел его… с того дня.
- Если увидишь, скажи ему… Или не надо.
Она опустила глаза и больше не шевелилась.
Так она просидела еще долго после ухода Аскалона. Потом тяжело поднялась, медленно уложила волосы и стала спускаться по лестнице.
Возле входной двери она простояла несколько минут, потом вздохнула – и открыла ее. Уже совсем стемнело. Виринея постояла, подставив лицо ночной прохладе, потом сделала шаг – и быстро пошла по дорожке. Она шла все быстрее и быстрее, стараясь не обращать внимания на нарастающую головную боль. Ее целью был лес, граничащий с Дворцом с южной стороны.
Когда она покинула территорию Дворца, на небе уже выступила луна – и в ее свете Виринея различила далекую полоску заветного леса. Боль уже разрывала ее на части, но она упорно продолжала идти, не позволяя себе остановиться ни на минуту. На расстояние до леса ушло не меньше часа – и все же она его достигла. Когда над головой она услышала шорох листьев, ей было уже совсем плохо. Она еле передвигалась, хватаясь за деревья и поминутно падая – перед глазами ее была пелена, и шла она больше по инерции, ничего уже не соображая, чувствуя одну лишь боль.
