в работе конференции и разрешить его членство в будущей организации. Американцы и британцы категорично отвергли это предложение.
Это произошло в первые дни работы конференции, когда южноамериканские республики потребовали разрешить Аргентине приехать в Сан-Франциско. Президент этой страны генерал Эдельмиро Фаррель придерживался нейтралитета в войне, но оказывал нацистской Германии различную помощь. За несколько недель до ее капитуляции он заявил, что объявит войну Германии. Поэтому он был допущен к подписанию заключительного акта Межамериканской конференции по вопросам войны и мира, проходившей в конце февраля — начале марта в замке Чапультепек в окрестностях Мехико. Все республики Южной Америки были полны решимости сохранить существовавшую систему безопасности в Западном полушарии, и они опасались быть поглощенными Организацией Объединенных Наций. 9 апреля Рузвельт признал правительство Аргентины и установил с ней дипломатические отношения. Но одновременно он дал понять, что американское правительство не собирается поддерживать просьбу Аргентины о вступлении в ООН до тех пор, пока она не предпримет дальнейших действий против стран оси и тем самым реабилитирует себя в глазах союзников.
Короче говоря, были объективные причины отложить на некоторое время прием Польши и Аргентины в состав ООН. Советское правительство было готово пойти навстречу пожеланию южноамериканских республик в обмен на получение признания просоветского Временного правительства в Варшаве. Молотов гневно протестовал против принятия Аргентины в новую организацию, объясняя это тем, что страна имеет «фашистское» правительство. В противоположность Аргентине, подчеркивал он, поляки активно боролись с нацистами. Западные союзники подчеркивали, что они не против Польши, но не согласны поддерживать временную польскую администрацию.
Советский Союз и Соединенные Штаты обратились с просьбой к южноамериканским республикам поддержать прием в ООН двух советских республик (Украины и Белоруссии), хотя обе они не были, в полном смысле слова, независимыми. Советский Союз считал, что он должен был иметь по крайней мере три голоса в Генеральной Ассамблее (первоначально Сталин договорился с Рузвельтом в Ялте о том, что в международной организации должны быть представлены все 16 советских республик). Советская делегация полагала, что подобное требование вполне справедливо и уместно, так как считалось, что все шесть стран Британского Содружества, представленные в организации, будут следовать в русле британской политики, а большая часть южноамериканских республик — поддерживать США.
Делегация Соединенных Штатов в Сан-Франциско заявила, что эти республики согласятся на два дополнительных голоса Советского Союза только тогда, когда Аргентине будет даровано членство в организации. США начали проявлять опасение, что Советский Союз, недовольный отказом пригласить Временное правительство Польши, мог отозвать своих представителей и сорвать работу конференции.
Для предотвращения подобного развития событий делегация США поддержала решение пригласить Аргентину в Сан-Франциско, несмотря на советские протесты. Однако критика со стороны Молотова вынудила Стеттиниуса заявить в своем радиообращении к нации о ходе конференции, что голосование за принятие в организацию Аргентины ни в коей мере не означает поддержки аргентинского правительства. Более того, многие аспекты его политики не вызывают у США никакой симпатии.
Хопкинс, прибыв в Москву, обнаружил, что Сталин все еще испытывал неудовольствие, так как его возражения по этому вопросу учтены не были.
Дискуссия о принятии Аргентины не обошлась без последствий. Как уже говорилось выше, другие страны Западного полушария хотели иметь гарантию, что они смогут обеспечить себе безопасность, несмотря на право вето Советского Союза в Совете Безопасности.
После длительных обсуждений была принята статья 51 Устава ООН, которая гласила: «Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную или коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на Члена Организации, до тех пор, пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности».
Члены делегации США, особенно республиканцы сенатор Ванденберг и дипломат Даллес, были уверены, что Советский Союз был настроен решительно против принятия данной статьи. Но возможно, что это было не так. Статья допускала трактовки. Вполне можно поверить, что власти в Москве предвидели, что в будущем она будет полезна для них, как и для США. Советский Союз уже формировал свою собственную систему региональных соглашений со своими слабыми соседями.
Развернувшаяся дискуссия о том, каким образом можно наиболее эффективно скоординировать региональные соглашения и новые мировые договоры, касалась вопроса, который в наибольшей степени разделял основных участников коалиции, — какой должна быть процедура голосования в Совете Безопасности. Это был вопрос права вето.
Главы трех союзных держав покидали Ялту в феврале, уверенные, что проблема решена, но они ошибались. Они быстро договорились о том, что единодушное одобрение всех трех постоянных членов (за исключением воздержавшегося) требуется для каждого постановления Совета Безопасности, когда возникала угроза миру или мир уже был нарушен; и что принятие такого единодушного одобрения необходимо, прежде чем совет предпримет какие-либо конкретные действия для исполнения решения. Но они не могли решить вопрос, стоит ли совету действовать точно таким же образом, прежде чем предпринимать какие-либо предварительные действия, то есть начать рассматривать вопрос и попытаться решить его мирными средствами.
Рузвельт предложил на рассмотрение Сталина три основных принципа принятия решений. Во-первых, решения «процедурных вопросов» должны приниматься семью из одиннадцати членов Совбеза; во-вторых, необходимо согласие всех его постоянных членов при рассмотрении всех других вопросов. В-третьих, пока Совет прилагает усилия, чтобы добиться мирного соглашения, прибегая к различным мерам убеждения, каждый член совета, включая постоянных членов, которые принимали участие в обсуждении, должен был воздерживаться от голосования.
Еще до встречи в Ялте советское руководство выразило неудовольствие последним пунктом этого предложения, ведь даже великие державы лишались шанса выступить против инициативы совета в ходе обсуждений, в которых они принимали участие. Советские вожди желали сохранить правило, при котором несогласие любого постоянного члена совета могло заблокировать принятие окончательного решения по тому или иному вопросу. Подход советской стороны, по словам Молотова, заключался в том, что «с самого начала дискуссий должно было сохраняться единство действий; от него никогда не следует отказываться, и не должно быть никаких исключений; иначе главный организационный принцип будет выхолощен».
В Ялте Сталин пытался всеми силами убедить Рузвельта, что это было самое здравое положение проекта будущей организации, так как ключевой их задачей, как глав государств, так и создаваемой организации, должно было стать предотвращение возможных в будущем конфликтов между великими державами. Рузвельт прежде думал так же, но госсекретарь Халл и другие государственные деятели убедили его принять другую концепцию, согласно которой мир можно гарантировать самым надежным образом, если все страны получат возможность быть его хранителями.
Совершенно неожиданным образом, возможно благодаря неоднократным разъяснениям Черчилля, русские изменили свое мнение на переговорах в Ялте. И Сталин, и Молотов согласились с тем, что
