Другой очень важный пленник для Магомета был Абул-Аасс, муж дочери его Зайнаб. Магомет охотно привлек бы к себе зятя, чтобы иметь его в числе своих учеников, но Абул-Аасс упорствовал в своем неверии. Тогда Магомет предложил ему свободу, если он возвратит ему Зайнаб в Медину; муж же ее, Абул-Аасс, до выполнения условия должен оставаться заложником.
До возвращения отряда в Медину происходил раздел добычи; хотя караван Абу Софиана и уцелел, но значительное количество оружия и верблюдов было забрано во время сражения; к тому же большую сумму денег предстояло получить за выкуп пленников. Магомет отдал приказание, чтобы все было равномерно поделено между всеми мусульманами, принимавшими участие в предприятии; и, хотя у арабов существовал древний обычай выделять предводителю четвертую часть добычи, пророк удовлетворился равною долей с остальными. В числе добычи, доставшейся ему по жребию, был знаменитый меч замечательного закала, называемый Джуль-Факар, или шило. С этих пор он в битвах не разлучался с ним, а после его смерти он достался зятю его, Али.
Это равное разделение добычи вызвало сильный ропот среди воинов. Люди, вынесшие удары войны и деятельнее других собиравшие добычу, роптали, что им пришлась равная часть с теми, которые находились вдали от места действия или со стариками, остававшимися караулить лагерь. Эта распря, замечает Сель, напоминает раздор между воинами Давида по поводу добычи, взятой у амалекитян, когда участвовавшие в сражении тоже настаивали на том, что люди, остававшиеся в лагере, не должны иметь доли в добыче. Решено было, однако, как и в данном случае, разделить все поровну (1 Цар. 30:21–25). Может быть, и Магомет, зная библейскую историю, руководился этим решением? Для вождя, впервые вступившего на путь хищничества, было очень важно установить порядок в распределении добычи. К счастью, он, своевременно вернувшись в Медину, получил откровение, устанавливавшее и на будущее время правила раздела всякой добычи, захваченной в сражении за веру.
Таковы подробности знаменитого сражения при Бедере и первой победы арабов под знаменем Магомета. Победа эта, хотя сама по себе, может быть, и незначительная, положила начало целому ряду побед, изменивших судьбу мира.
Глава восемнадцатая
Смерть Рукайи, дочери пророка. Возвращение его дочери Зайнаб. Влияние проклятия пророка на Абу Па-хаба и его семью. Неистовая злоба Хенды, жены Абу Софиана. Магомет с трудом спасается от смерти. Посольство курайшитов. Король Абиссинии.
Магомет торжественно въехал в Медину с добычей и пленниками, захваченными в первом его сражении. Восторгу его, однако, помешало семейное несчастье. Не стало Рукайи, его любимой дочери, только что вернувшейся из изгнания. Посланный, приехавший раньше Магомета с вестью о победе, встретил у городских ворот похоронную процессию, провожавшую покойницу на кладбище.
Горе Магомета вскоре несколько поутихло по приезде из Мекки дочери его Зайнаб, которую привез верный Зайд. Поручение Зайда сопровождалось большими затруднениями. Жители Мекки были крайне раздражены происшедшим поражением и необходимостью выкупать пленных, так что Зайд остался за городом и послал гонца к Кенанаху, брату Абул-Аасса, извещая его о соглашении и назначая место, куда должна быть доставлена Зайнаб. Кенанах объявил, что на носилках доставит ее на место, но по дороге на него напала толпа курайшитов с намерением не допустить возвращения дочери Магомету. При смятении некто Хаббар ибн Асвад ударил по носилкам копьем, и если бы Кенанах не отразил этого удара своим луком, то он мог бы быть пагубен для Зайнаб. Шум и гвалт привлек к месту действия и Абу Софиана, который осыпал Кенанаха ругательствами за то, что тот открыто возвращает дочь Магомету, что могло быть объяснено трусостью. Вследствие этого Зайнаб была отвезена обратно, и уже на следующую только ночь Кенанах тайно выдал ее Зайду.
Магомет был до того рассержен, услыхав о нападении на его дочь, что отдал приказ сжечь Хаббара живым, кому бы он ни попался. Потом, когда злоба его утихла, он изменил это приказание: «Один только Бог, – сказал он, – может наказывать огнем. Если Хаббар будет взят, пусть лишат его жизни мечом».
Победа мусульман при Бедере вызвала удивление и скорбь мекканских курайшитов. Недавно гонимый ими беглец, изгнанный ими из города, вдруг воспрянул могущественным врагом. Многие из их храбрейших и знатнейших мужей пали от меча; другие были взяты в плен и ожидали унизительного выкупа. Абу Лахаб, дядя Магомета и его всегдашний жесточайший противник, не мог по болезни участвовать в этой битве. Он умер несколько дней спустя после победы Магомета; душевное ожесточение послужило ускорению его смерти. Набожные мусульмане приписывают, однако, его смерть проклятию, которому некогда Магомет предал его он всей семьей, когда тот поднял руку, чтобы бросить камень в пророка на холме Сафа. Это проклятие, говорят они, тяжко отразилось и на сыне его, Oтe, который развелся с дочерью пророка, Рукайей: он был разорван львом в присутствии всего каравана на пути в Сирию.
Недавнее поражение при Бедере никому не досталось так дорого, как Абу Софиану. Правда, он невредимо добрался до Мекки со своим караваном, но ему предстояло услышать о победе ненавистного ему человека и найти свой дом опустелым: Хенда, жена его, встретила его, горько оплакивая смерть отца, дяди и брата. К горю примешивалась злоба, и она кричала и днем и ночью, требуя отмщения Гамзе и Али, от рук которых они пали[19].
Абу Софиан созвал двести всадников, у которых было с собой только по мешку с мукой, то есть та скудная провизия, которую араб берет обыкновенно в дорогу. Выступая в поход, Абу Софиан дал клятву не мазать головы, не смачивать благовониями бороды и не прикасаться к женщине, пока не встретится лицом к лицу с Магометом. Объезжая окрестности Медины в трех милях от нее, он убил двух последователей Магомета, опустошил поля и пожег финиковые пальмы.
Магомет двинулся ему навстречу с превосходящими силами. Абу Софиан же, невзирая на клятву, не стал дожидаться его приближения, но, поворотив назад, бежал. Всадники пустились за ним, побросав второпях свои мешки с мукою. Это поспешное бегство названо было в насмешку «войною мешков муки».
Мусульманские писатели передают рассказ о неминуемой опасности, которой подвергался Магомет во время этого похода. Однажды он уснул под деревом, будучи один вдали от лагеря. Проснувшись от шума, он увидел Дуртура, неприятельского воина, стоявшего над ним с обнаженным мечом. «О Магомет! – воскликнул он. – Кто же теперь спасет тебя?» – «Бог!» – отвечал пророк. Пораженный такой верой, Дуртур уронил меч, и Магомет тотчас же подхватил его. Потрясая оружием, он воскликнул в свою очередь: «Кто же спасет теперь тебя, о Дуртур?» – «Увы, никто!» – отвечал Дуртур. «Учись же у меня милосердию», – сказал Магомет и возвратил ему меч. Душа воина была побеждена: он признал Магомета пророком Божиим и перешел в его веру.
Находя этот рассказ недостаточно чудесным, набожные мусульмане утверждают, что спасение Магомета произошло при вмешательстве ангела Гавриила который, в то время когда Дуртур готовился нанести удар, ударил его своей невидимой рукой в грудь, что и было причиной падения меча. Около этого времени курайшиты, жители Мекки, вспомнили о родственниках и учениках Магомета, укрывшихся от их преследования в Абиссинии; большинство из них еще оставалось там под покровительством наджаши, или абиссинского короля. К этому монарху курайшиты отправили посольство с целью заполучить беглецов. Один из послов был Абдаллах ибн Рабш; другой – Амру ибн ал-Аас, знаменитый поэт, нападавший на Магомета в начале его миссии в своих сатирах и мадригалах. Теперь он был старше и, отличаясь проницательным умом и поэтическим талантом, все еще оставался грозным противником ислама, хотя позднее ему и пришлось стать одним из храбрейших и наиболее выдающихся его поборников.
Амру и Абдаллах, согласно восточному обычаю, сперва поднесли богатые подарки и потом уже стали ходатайствовать от имени курайшитских властей о выдаче им беглецов. Король, как человек справедливый, позвал к себе мусульман и велел им разъяснить ту новую и опасную ересь, в которой они обвинялись. В числе их был Джафар, сын Абу Талиба и брат Али, следовательно, двоюродный брат Магомета. Это был человек убедительного красноречия и привлекательной внешности. Он предстал перед королем и с жаром и увлечением изложил ему учение ислама. Король, который, как уже замечено, был несторианином, нашел их учение во многих отношениях сходным с учением своей секты и до такой степени противным грубому идолопоклонству курайшитов, что не только не выдал им беглецов, но и взял последних под свое особенное покровительство. Амру и Абдаллаху он возвратил привезенные ими подарки и отпустил их.