Когда поэт закончил, все зааплодировали. Гектор снова поднялся, показал книгу, выпущенную его издательством на шведском и испанском языках, сказал о ней несколько слов и поблагодарил автора за его выступление.
Они шли к парковке. Гектор, с ногой в гипсе, опираясь на палку, шел очень медленно.
— Красиво? Замечательно? Хорошо? — спросил он.
— И то, и другое, и третье, — ответила она.
Они остановились возле ожидавшего ее такси. Гектор заплатил водителю, чтобы тот отвез ее домой. Дверца захлопнулась, машина тронулась, и София поймала себя на том, что улыбается неизвестно чему. Ее даже напугала та радость, которая охватывала ее от его присутствия.
— В Стоксунд, пожалуйста.
Водитель что-то пробормотал в ответ.
В этот момент в ее мобильном пропищал сигнал. Достав из сумочки телефон, она прочла: «Отлично. Жду на Паркаде, 4-й этаж, прямо сейчас». Отправитель был неизвестен.
София несколько раз перечитала сообщение, мысленно взвешивая, как ей поступить.
— Подождите, я передумала. Рейерингсгатан, пожалуйста.
Водитель такси только вздохнул.
На четвертый этаж многоэтажной парковки она поднялась на лифте. Гунилла ждала ее в машине, жестом указав Софии место рядом с собой.
— Спасибо, что пришла.
Гунилла завела мотор и тронулась с места.
— Понравилось в Доме бабочек?
София не ответила, пристегивая ремень безопасности.
— Мы следим за ним не все время, делаем выборочные проверки.
Машина спустилась по спиральному съезду, который вел на улицы. Гунилла ездила на новой модели «Пежо». Сидела она, слишком выдвинувшись вперед, очень близко к рулю. Со стороны это выглядело несколько комично. Движение было, как всегда, плотным и интенсивным, но Гуниллла вела машину куда увереннее, чем ожидала София, увидев ее позу за рулем.
— Я понимаю, что после нашего прошлого разговора ты много думала и сделать выбор оказалось непросто.
Тихонько играло радио. Гунилла протянула руку и выключила звук.
— Ты приняла правильное решение, София, если мои слова что-то для тебя значат.
Она проехала мимо неудачно припаркованного грузовика.
— Ты почувствуешь себя частью единого целого. Наша совместная работа наряду с твоими наблюдениями даст хорошие результаты. Ты испытаешь удовлетворение от сделанного, обещаю тебе. — Гунилла посмотрела на Софию. — Что скажешь?
— Сейчас это ощущается немного не так.
— А именно?
— Мне кажется, я делаю что-то нехорошее.
— И это совершенно естественно, — тихо проговорила Гунилла.
Они встали в пробке. В поведении Страндберг ощущалась какая-то повседневность и непринужденность. Казалось, она всегда спокойна и ничто не может вывести ее из состояния душевного равновесия.
Наконец пробка рассосалась, они выехали на улицу Вальхаллавеген и взяли курс на Лидингё.[13]
— Я увидела в тебе что-то такое, необычное, когда ты выходила из его палаты. Я сидела на скамейке в коридоре — ты не обратила на меня внимания, а вот я на тебя внимание обратила.
София ждала продолжения.
— Я проверила, кто ты такая. Вдова, одна воспитывающая сына. Медсестра, живущая на средства, полученные по наследству от мужа. Похоже, ты жила спокойно, размеренно и довольно замкнуто. Но встреча с Гектором Гусманом все изменила в твоей жизни, не так ли?
Софии стало не по себе. Гунилла заметила это.
— Что ты чувствуешь?
— В связи с чем?
— В связи с тем, что я знаю все это о тебе.
Ее вопрос удивил Софию. Она автоматически ответила с точностью до наоборот:
— Все нормально, меня это не задевает.
Некоторое время Гунилла вела машину молча.
— Я буду откровенна с тобой, София, иначе ничего не получится. Я расскажу тебе, как я работаю и чего ты можешь ожидать от меня.
— Ожидать — от тебя?
Они обогнали грузовик, идущий по внутреннему ряду, он громко зашипел, переключаясь на более низкую передачу.
— Я тоже вдова, мой муж умер много лет назад.
София покосилась на нее.
— Я знаю также, что твой отец умер. И мои родители тоже умерли. Я знаю, что это такое — чувство пустоты, которое никогда тебя не покидает, чувство одиночества…
Они переехали мост, ведущий на остров Лидингё. Внизу под ними на блестящей глади воды виднелись яхты и моторные лодки.
— И в этом одиночестве есть некий призвук, который я так и не смогла до конца понять, — чувство стыда.
Слова Гуниллы попали в самое больное место. София продолжала сидеть неподвижно, глядя в окно машины.
— Ты знаешь, о чем я говорю, София?
Та не хотела отвечать, но потом чуть заметно кивнула.
— Откуда оно берется? — продолжала Гунилла. — В чем его суть?
Глаза Софии были по-прежнему обращены в мир за окнами машины.
— Не знаю, — прошептала она.
Оставшееся время они сидели молча.
За мостом начинался лабиринт крошечных улиц. Гунилла привычно поворачивала то на одну, то на другую и в конце концов подъехала к небольшой деревянной вилле, окруженной лиственной рощицей.
— Вот здесь я и живу, — сказала она.
София оглядела дом. Он напоминал дачу.
Гунилла провела ее по саду, показала свои пионы и розы, произнося их названия, рассказывая об их происхождении, о том, как они чувствовали себя в разных типах почвы и в разные сезоны. О том, как ей удавалось уберечь их от болезней и нашествия насекомых, как она сама зависела от того, насколько хорошо чувствуют себя ее цветы. В словах Гуниллы сквозила искренняя любовь к своему саду, которая очень впечатлила Софию.
Они подошли к беседке, и хозяйка дома жестом указала на белый деревянный стул. Сама женщина уселась напротив — в руках у нее оказалась толстая папка, которую она, вероятно, все это время носила с собой, но София раньше не обращала на это внимания.
Гунилла, казалось, собиралась что-то сказать Софии, но потом передумала. Вместо этого она протянула ей папку.
— Пойду принесу нам чаю, а ты пока посмотри вот это.
Поднявшись, Гунилла ушла в дом. София проводила ее взглядом, потом открыла папку.
Первое, что попалось ей на глаза, — материалы расследования убийства, переведенные с испанского языка на шведский. Имя Гектора упоминалось буквально через строчку.
София смотрела дальше — еще какие-то официальные документы, она пролистала их. Затем снова последовали переведенные материалы по расследованию убийств. Она почитала еще немного. Они были датированы разными годами — с начала восьмидесятых. На каждом документе были прикреплены две фотографии: одна — снимок трупа, другая — фото человека, каким он был при жизни. Перелистывая страницы, она разглядывала убитых. Мужчина, лежащий на полу в луже крови. Другой мужчина, застреленный в машине, — его голова как-то странно свисала. Мужчина в костюме, висящий в петле на дереве в лесу. Распухшее мертвое тело в ванной. София перелистала обратно. Приподнимая фотографии с места происшествия, стала рассматривать прикрепленные под ними «живые» фотографии. Мужчины с женами и детьми. Снимки были сделаны в разных ситуациях — в основном на отдыхе, но были и фотографии, сделанные за обеденным столом или в саду во время пикника. Мужчины улыбались, женщины улыбались, дети улыбались… Но теперь эти мужчины мертвы… убиты.
София перевернула страницу, увидела Гектора на сильно увеличенном снимке. Он смотрел прямо на нее. Она уставилась на него.
Закрыв папку, София попыталась глубоко вздохнуть, но у нее ничего не вышло.
Часть вторая
8
Соня Ализаде стояла на четвереньках на двуспальной кровати. Сванте Карльгрен брал ее сзади. Он был на много лет старше ее и страшен, как смертный грех. Соня изобразила оргазм, издавая крики и стоны в подушку. Сванте охватил приступ мании величия.
На самом деле ему нравились более продвинутые позы, но сегодня время поджимало — до совещания оставалось всего полчаса. Он любил иногда удрать ненадолго с работы, чтобы заняться сексом. Соня была для него воплощением мечты — длинные черные волосы, загадочная манера держаться и, конечно же, великолепная грудь, так уместно расположенная на ее стройном теле.
С Соней он познакомился за год до того на театральной премьере, куда пришел вместе с женой. Они столкнулись в перерыве у столика с закусками — она пролила ему на брюки шампанское. Его жена в тот момент как раз вышла, чтобы принести из машины кофту — ей всегда было холодно. Его очень раздражало, что она постоянно мерзнет.
После столкновения Сванте и Соня разговорились, и до того, как его жена успела вернуться, она дала ему свой номер телефона, предложив оплатить химчистку брюк. Он заявил, что об этом не может быть и речи, и тогда она сказала, что он все равно может позвонить, если захочет. Эти слова заставили Сванте на мгновение потерять рассудок. Никогда еще женщина не вела себя с ним так откровенно, как Соня, никогда еще женщина такого уровня сама не предлагала продолжить знакомство. Она была сексуальна и неудержима. К тому же она требовала немного — лишь заранее оговоренную сумму, что его абсолютно устраивало. Кроме того, он отметил, что ей было с ним интересно — он и сам считал себя человеком незаурядным, принадлежавшим к элите, одним из тех, кто держит мир в руках.
